Роковая любовь

Джексон стал расстегивать пуговицы на рубашке, а Марк стал сопротивляться здоровой рукой.

— Оставьте меня в покое! — прокричал Марк.

— Ради Бога, Марк! — вмешалась Энэлайз. — Да, пойми же ты, что мы стараемся помочь тебе выздороветь. Да помоги же нам хоть немного!

Марк побледнел и уставился на нее. Глаза у него горели. Энэлайз отвела свой взгляд от Марка и сказала:

— Сержант, продолжайте.

— Но, мэм…

Энэлайз замахнулась на злополучного солдата.

— Черт побери! Джексон! Ты помнишь наш разговор перед отъездом? Или ты подчиняешься мне, или оставляешь нас. Здесь нет места тому, кто только обещает, но ничего не делает для здоровья Марка. А теперь выбирай! Или ты делаешь то, что я тебе говорю, или я вышвырну тебя за дверь и прикажу привести своих новых слуг. Они быстро все уладят, — гневно сказала Энэлайз.

Джексон боялся даже взглянуть на Энэлайз. Он не сомневался, что она выполнит то, что обещала. Он не хотел перечить Марку, но он также и не хотел, чтобы совершенно незнакомые люди пришли сюда и раздевали его. Еще раз взглянув на разгневанную Энэлайз и убедившись, что та непоколебима, сержант стал решительно расстегивать пуговицы. Но Шэффер не собирался так просто сдаваться. Он начал самую настоящую борьбу и пытался здоровой рукой отбиться от сержанта. Энэлайз и Джексон стали держать Марка, а, включившаяся в борьбу тетушка Моника, сама расстегнула ему рубашку.

Эта возня только позабавила знахарку, и она, улыбаясь, заявила Энэлайз одобрительно:

— Ты — сильная женщина, и мужчина твой, оказывается, воин. Он тебя ровня.

Она давно заметила, как неприязненно смотрит Марк на свою жену, но за долгие годы тетушка Моника давно поняла, как мало разбираются мужчины в том, кто им хорошо подходит. Она ловко сняла с Марка всю одежду, пока его жена и сержант удерживали его. Наконец, процедура раздевания была закончена, и Марк прекратил сопротивляться. Он затих и только отвернул свое окаменевшее лицо от Энэлайз.

Она поняла, что творится у него на душе — он стыдился выставлять напоказ свое искалеченное тело. На его левом боку виднелись два небольших шрама, но зато вся левая рука была иссечена вдоль и поперек сине-багровыми рубцами, а в одном месте даже была глубокая вмятина, видимо, на месте раны, достигшей до самой кости. Такой же вид имела и его нога, только к шрамам там добавлялись глубокие отметины от шрапнели. Его голень была переломана в двух местах, и видно было сразу, что кости срослись неправильно. Обе ноги, некогда бывшие мускулистыми, сейчас выглядели дряблыми и уже начинали усыхать.

У Энэлайз судорожный ком застрял в горле при виде этой ужасной картины.

«Бедный Марк! Когда-то он был таким сильным и гибким! Как должно быть ему сейчас тяжело осознавать свою беспомощность! Как он страдает!» — Она незаметно утерла набежавшие на глаза слезы. Зачем Марку видеть ее слезы? Он только еще больше возненавидит себя.

И Энэлайз заставила себя сосредоточиться на том, как тетушка Моника обследовала своими руками ноги и руку Марка. Знахарка наказала ей следить за ее руками и запоминать все, а сама стала массажировать руку Марка. Марк искривился от боли, когда Моника запустила свои сильные пальцы ему в мышцы и стала разминать их. Видя, как изменился Марк в лице, она сказала:

— Ах, значит, он чувствует. Это хорошо. Если бы ты ничего не чувствовал, вот тогда было хуже. Значит в руке есть жизнь. А теперь, посмотри! — обратилась она к Энэлайз. — Вот эта бутылка с мазью, что я приготовила. Я ее оставлю тебе. Ее нужно втирать в кожу так, как это делала я.

С этими словами она раскрыла бутылку и вылила на руку жирную светло-зеленую жидкость, сильно пахнущую какими-то травами. Моника умело втирала мазь в руку и ноги Марка. К тому времени, как она закончила процедуру, его лицо покрылось испариной. Знахарка тронула Марка за плечо и с симпатией в голосе произнесла:

— Я знаю, что это очень больно. Тебе придется очень долго лечиться. Но если ты хочешь двигаться, если ты хочешь, чтобы твои рука и ноги работали, то ты должен терпеть любую боль. Приготовь себя к страданиям. И помни! Если есть боль, значит ты живой. А вот тут у меня есть кое-что, чтобы облегчить твою боль.

Она извлекла из корзины маленькую стеклянную бутылочку и вылила ему несколько капель в рот. Затем она передала эту бутылочку Энэлайз и сказала:

— А это — тебе! И не давай ему много, иначе он не сможет без этого жить. Давай по нескольку капель в том случае, когда боль станет невыносимой. Смотри и запоминай то, что делаю я. Делай это по два раза в день.

Тетушка Моника осторожно подняла его левую ногу и начала другой рукой сгибать ее в стопе. Это она проделала несколько раз, а затем стала сгибать ногу в колене, подтягивая колено к его груди. Марк долго терпел, но в какой-то момент, боль стала совсем невыносимой, и он стал ругаться на знахарку. Наконец, она отпустила его, но то же самое начала проделывать и с его рукой.

— Делай так дважды в день, — повторила она Энэлайз, которая вдруг побледнела от увиденного. Она не могла себе представить, как она сможет проделать все сама, как сможет причинять Марку такую боль.

— Через неделю начнешь проделывать это четыре раза в день, — поучала Моника. — И не беспокойся, боль начнет постепенно исчезать, если будешь делать это постоянно. Верь мне. Я лучше знаю. Видишь ли, его мышцы долго бездействовали и теперь очень трудно будет их восстановить. Разминая их, так как делаю это я, ты заставишь их работать. Ты видела когда-либо, как обучают ребенка? Ты думаешь, что ребенок учится с большой охотой? Точно также и здесь — рука и ноги, как ленивые ученики. Только ты будь умнее их. И ты должна научить их, должна заставить их работать так, как тебе это нужно, — сказала Моника. Энэлайз слегка засомневалась:

— А вы уверены, что это поможет?

Тетушка Моника фыркнула:

— А ты думаешь, что так легко вылезти из такой болезни? Нет, исцеление надо выстрадать. Просто так ничего не происходит. Я видела твоего сына. Он легко тебе достался? Или тебе не пришлось вынашивать и ждать девять месяцев? И неужели он тебе достался без боли? Такие чудеса происходят только тогда, когда умеешь ждать, трудиться и терпеть!

Энэлайз кивнула головой в знак согласия.

— Да, и вот еще что ты должна делать — протирай его искалеченные конечности теплой водой несколько раз в день. Лучше, если ты закипятишь воду из ручья, что течет в камнях. Главное, помни, что вода должна быть теплой. Я приду через две недели посмотреть, как идут дела. Помни! — сказала она и, взяв Энэлайз за руку, посмотрела ей в глаза. — Все зависит от тебя. Ты должна быть упорной. Слабая женщина не сможет спасти мужчину!

Энэлайз улыбнулась Монике, стараясь не глядеть на мертвенно-бледное лицо Марка.

— Я сделаю так, как надо. Верьте мне.

— Я знаю, — ответила Моника и отдала корзину с бутылками Энэлайз.

Моника величественно вышла из комнаты, а Энэлайз смотрела ей вслед, ничего не замечая вокруг.

О, Боже! Она надеялась на то, что ради спасения Марка сделает все!

Глубоко вздохнув, она подошла к шнурку звонка у двери и подергала за него. Вскоре в двери показалась одна из аккуратных, опрятно одетых служанок гостиницы.

— Я хочу, чтобы вы приготовили теплую ванну для полковника Шэффера, — сказала она. Затем она повернулась к сержанту и добавила:

— Я поручаю это вам, сержант. Помогите полковнику войти и выйти из ванны. Проследите, чтобы его больные рука и ноги были полностью погружены в воду.

Впервые она опасалась взглянуть на Марка. В глазах его застыли боль и горечь. Он лежал молча, отвернув голову от нее. Энэлайз закусила губу и быстро вышла из его комнаты. Марк уткнулся лицом в подушку. Горячие слезы струились у него из глаз. Он чувствовал себя униженным и оскорбленным — они навалились на него, раздели, рассматривали его тело, а он ничего не мог с ними сделать. Только сейчас он подумал о том, что также чувствовала, должно быть, Энэлайз, когда он насильно сделал ее своей любовницей.