Бернарда

— Диночка, ты ведь мне поможешь? Посмотришь, какие я не услежу, через монитор?

Я довольно крякнула.

Монитором она называла компьютер. Ей казалось, что именно в том громоздком ящике, что ставится на стол, и заключена магическая вычислительная сила. А в том, что такое системный блок, бабуля разбиралась едва ли. Я не стала ее поправлять.

— Конечно, посмотрю.

Мою худобу она не заметила.

Некоторое время я терзалась мыслью: повезло или помогли приложенные усилия?

В конце концов я потратила почти тридцать минут, которые у меня были, изменяя собственные убеждения: «Я всегда была такой, как сейчас. Всегда. Стройной, красивой. Я никогда не худела… никогда не была коровой, этого всего никогда не было. Не было…».

И что-то менялось вокруг. Шли круги по невидимой воде, что-то кликало, перестраивалось, работало. Прав был Дрейк: для того, чтобы изменить реальность, нужно изменить себя, а точнее собственное представление о самом себе. Принудительно вмешиваться в сознание бабушки, как однажды было проделано с мамой, не хотелось. Точнее, такой метод был поперек горла. Пришлось попробовать иной.

Он, вроде бы, сработал. Немного странно и с натяжкой (потому что бабушка иногда косилась в мою сторону, щурясь через очки, удивленная), но сработал. Она ни о чем не спросила, а я не стала вдаваться в ненужные объяснения.

Нам было хорошо: она радовалась мне — я радовалась ей. А тут еще билеты — один из самых любимых подарков, скрашивающих будни пенсионеров.

Зубы вонзались в сочную сладкую мякоть пончиков с неземным наслаждением. Масло было на губах и подбородке, сахарная пудра на носу и джинсах, а на душе — рай. Скоро бабушка станет немного богаче… Нужно только дождаться воскресенья.

Четвертый пончик был умят, когда раздался вопрос:

— Дин, а помнишь тот крем, что ты мне купила в аптеке?..

(В голове тут же включился вспоминательный процесс: Нордейл — аптека — крем для рук.)

— …Так вот он оказался очень хорошим. У меня не только пятна исчезли, но и смотри, кожа стала не дряблой, а прямо… — показывая мне запястье, бабушка удивленно провела пальцем по тому месту, где еще недавно была экзема, — … как у молодой стала. Я Клавдии Васильевне с четвертого этажа показала тюбик, она снесла его в аптеку, хотела себе такой купить, а там говорят, нету такого, как так? Ты же вот только недавно брала.

— Я взяла последний, — спокойно ответила, протирая губы салфеткой. — Может, попозже завезут еще.

— Надо же, — бабушка убрала сковороду с маслом на соседнюю плиту, — как нам повезло…

— Люди, которые оставили следы у Халка в особняке, ушли в портал, но после этого не появились ни на одном из доступных моему зрению уровней. Я не могу их засечь, как в воду канули.

Аарон Канн разложил в кабинете на столе карты и покачал головой, глядя на Мака Аллертона. Постучал по обведенному красным месту.

— Или в воду, или на Уровень «F». Так, Дрейк?

Начальник кивнул.

Канн был прав: это был единственный уровень, который создали для отбросов — тех, кто не хотел или не мог жить в ладах с законом. Комиссия соблюдала пакт о невмешательстве в дела живущих на нем людей, если, конечно, существование, которое они там влачили, можно было назвать жизнью. Само по себе развитие криминалов при полнейшем беззаконии было интересной областью для наблюдения. Даже такое невозможное, как выживание в полнейшем хаосе, становилось возможным тогда, когда над головой висела близкая кара за совершенные преступления. Не желавшие платить по счетам Комиссии имели шанс укрыться — о, да! Комиссия давала и такой шанс, но укрыться без права на возврат к нормальной жизни в других местах. Только в гнилой дыре, в которую много лет назад превратился Уровень «F».

— Кто-то нашел способ использовать порталы для возврата. — Дрейк прищурил серо-голубые глаза. — Мы не будем нарушать правила, установленные нами же, но это не значит, что мы позволим наслаждаться жизнью тем, кто дважды нарушил закон, выбравшись на поверхность. Поставить наблюдение на всех точках…

Продолжая говорить, он чувствовал ее. Каждым волосом на затылке, каждой клеткой, начинающей звенеть.

Бернарду.

Она стояла за дверью кабинета вот уже какое-то время, не решаясь постучать и тем самым нарушить ход дискуссии. Его тактичная Богиня.

Все то время, пока Дрейк отдавал указания, его невидимые уши-локаторы были повернуты к двери, а все сенсоры ощущений были направлены на улавливание волн, исходивших из-за стены. Она пришла с каким-то вопросом, но настроилась ждать. А еще слушать. Маленькая хитрюга.

— Подождите меня, я сейчас вернусь, — с этими словами Начальник направился к двери.

Она стояла, привалившись к стене, немного растрепанная долгим хождением где-то, но оттого не менее красивая.

Дрейк прикрыл за собой дверь и незаметно принюхался. Ноздри его затрепетали, улавливая то, что обычный человек никогда бы не смог уловить.

— Ты пахнешь другим миром.

Она улыбнулась — не застенчиво, как обычно, а по-другому, по-взрослому — устало и немного иронично:

— Другим миром, это не другим мужчиной, правда?

Он не ответил. Вообще не дал этой фразе проникнуть внутрь, дабы избежать волны уже придвинувшихся ближе эмоций.

— Ты о чем-то хотела спросить.

— Да. Могу я получить часть своей зарплаты в валюте моего мира?

— Можешь. Отнеси в лабораторию образцы.

— Уже иду, спасибо.

И она покинула его. Легко и изящно, не замечая того, как покачиваются в такт со стройными бедрами длинные локоны, оставляя на ковре пыль незнакомой планеты и сладкий шлейф недосказанности, напоминающей о том, что все еще впереди.

Идя к лаборатории, я размышляла над тем, что услышала у кабинета.

Уровень «F» — что это такое? Оказывается, есть какой-то рассадник для отбросов, откуда путь заказан? И почему «F» — Fucking Forbidden Floor?[2]

Не самый лучший перевод, но другого в голову не приходило.

Глава 3

Дошивая цветастую наволочку для подушки, которой предстояло лечь на дно корзины для пушистиков, Клэр с притворным недовольством ворчала в кресле напротив телевизора.

— …Вот если бы меня предупредили, что сегодня будет столько гостей, я бы напекла не овсяного печенья — жесткого и диетического, как привыкла делать для тебя, а приготовила бы малиновые пудинги. А так скормила всю ягоду Смешарикам, на десерт не осталось, и этой Шерин пришлось грызть твое сухое…

Я расслаблено сидела на диване, поглядывая в телевизор. Хотелось отдохнуть: день и вправду выдался долгим и насыщенным. А ведь еще и восьми нет. Дикторша на экране бубнила о том, что в городе резко возрос уровень правонарушений и никто не может дать прогнозов, когда же эта волна спадет.

— Если бы я знала, что придет Шерин, то обязательно бы предупредила тебя. А ведь она даже не позвонила, просто пришла с огромной подарочной корзиной…

Девушка Халка Конрада действительно нагрянула без приглашения, принеся в качестве благодарности подарочный набор доверху набитый шоколадом, душистыми сырами и какими-то редкими коллекционными винами, которые нам непьющим — мне и Клэр — скорее всего, удастся сохранить до второго пришествия.

— Так-то она хорошая девочка. И тебя к ним в дом пригласила, и вообще, как будто подружиться хотела. И мне кажется не из-за того, что ты ее мужчину спасла, а так, по личной симпатии.

Я вяло кивала, слушая повариху. В руках той неустанно мелькала иголка — вверх-вниз, стежок, прокол, шуршание нитки за иглой…

— А вот зачем пришел второй гость — доктор этот? Нет, я ничего не говорю — очень симпатичный мужчина, но тоже без звонка, и непонятно, чего хотел…

Это точно. Лагерфельд пожаловал в мой дом впервые. Тоже без звонка и приглашения (сговорились они что ли?), тоже с коробкой конфет, но хотя бы без вин. Посидел, попил чаю (покрасневшая до корней волос Клэр не решилась ставить перед гостем все то же овсяное печенье), поговорил считай что ни о чем и, смущаясь, довольно быстро ушел. Вспоминая об этом, я до сих пор чувствовала, как горят щеки. Странный то был визит, непонятный… Пришел знакомиться с коллегой при свете дня и в одежде?

2

«Гребаный закрытый этаж».