Желтый жук

— Ну да! — щелкнул пальцами писатель, — Того самого острова. Мне нужно… Для работы над книгой.

— Вы имеете в виду, — тихо сказал Сильвер, — карту того самого острова, где мой дедушка нашел сокровища?

— Конечно!

— Карту с географическими координатами этого острова?

— Ну да, а разве бывают карты без координат?

— И всего за два шиллинга?

Сильвер засунул руку глубоко за пазуху и извлек на свет небольшой свиток.

— Два шиллинга за вот это?

— Ну, допустим, за три… — проговорил Стивенсон, сглотнув. — Сколько может стоить кусок пергамента?

— Пятьдесят, — не сморгнув глазом, сказал Сильвер.

— Хорошо, какой может быть разговор. Многовато, конечно, но что поделаешь. Вот вам еще два фунта и десять шиллингов. В память о дедушке.

— Пятьдесят фунтов, сэр!

— Что? Фунтов? За старый кусок пергамента?

— Но он же нужен вам для работы, а работа — это святое дело. За книгу вы получите в сто раз больше. В тысячу раз больше, подумайте! Ваши дети и внуки будут стричь купоны с этой книги. Если, конечно, ее толково написать.

— Покажите мне карту.

Сильвер развернул свиток на столе и разгладил огромной ладонью. Стивенсон с минуту рассматривал ее.

— Что вы мне подсовываете? — с негодованием воскликнул он. — Никакой это не пергамент, а обычная бумага. И нарисовано будто вчера.

— Сегодня, — сказал Сильвер. — Это копия. Я снял ее нынешним утром с настоящей карты и прошу за этот листок бумаги пятьдесят фунтов и не пенса меньше.

— Но у меня нет таких денег! — в отчаянии воскликнул Стивенсон.

— Нет, и не надо, — сказал Сильвер и свернул карту.

— Постойте! Дайте-ка я еще раз взгляну…

— Не стоит. Остров вы видели, надеюсь, этого достаточно, чтобы написать роман.

— Вздор! Я не собираюсь писать никакого романа. Я журналист, пописываю немного стихи… Не нужен мне никакой роман.

— Вы просто хотели заполучить карту?

— Ну да, собственно… Что скрывать? Я бы продал этот дом, нанял судно и отправился на остров, где, как вы утверждаете, еще закопан значительный клад серебра.

— Нет, сэр. Лучше вы напишите роман. Вот он, ваш клад — эти листы на столе.

— Мистер Сильвер! — сказал Стивенсон. — Отдайте мне лучше карту.

— Нет, мистер Стивенсон. Пишите-ка лучше роман. И скажу вам откровенно: нет там никакого серебра.

— Как нет? Вы же только что сказали, что там оставалось серебро.

— Оставалось, но только полвека назад. Мой дедушка вернулся на остров, выкопал его, построил себе дом в Девоншире, женился, народил детей и мирно закончил свои дни. Вечерами у камина он рассказывал пиратские истории. По воскресеньям ходил в церковь и молился Богу. Вот и все. Так что, пишите роман и не думайте о сокровищах.

Сильвер встал, оперся на костыль и надел шляпу.

— Пиастры! Пиастры! Пиастры! — раздался вдруг откуда-то истошный вопль.

Это было столь неожиданно, что Сильвер вздрогнул:

— Бог мой! Кто это?

Стивенсон рассмеялся:

— Не волнуйтесь. Это всего лишь мой попугай. Проснулся, малыш. Вот, посмотрите.

Стивенсон прошагал в угол, отворил клетку, которую прежде не было видно за деревянной колонной, и на пальце принес большую забавную птицу.

— Пиастры! — крикнула она, вдруг вспорхнула и уселась Сильверу на плечо.

— Пиастры! — крикнул попугай прямо ему в ухо.

— Я купил его в прошлом году, у торговца на… — Стивенсон вдруг замер. — Невероятно! Да с вас можно просто писать картину: вы с попугаем на плече. Восхитительный образ. А скажите-ка, любезный, извините за бестактность, где это вы потеряли ногу? И глаз?

— Нигде не потерял, — вздохнул Сильвер. — Просто я таким родился. Дедушка, видите ли, слишком много пил рому. И отец, соответственно, тоже.

— Вы знаете, это просто чудесно. Одноногий, одноглазый и с попугаем на плече. Извините за грубость, но я очень взволнован. Пожалуй, я и вправду напишу какой-нибудь роман. Так, на всякий случай, вдруг напечатают.

Выйдя на улицу, Сильвер застучал своей деревяшкой по мостовой, доковылял до небольшого скверика и присел на скамейку.

— Олух царя небесного, — пробурчал он. — Пиши, пиши свой дурацкий роман.

Он достал из кармана деньги, разгладил и перепрятал в другой карман, поглубже. Затем достал из-за пазухи карту, разорвал, выбросил в урну.

— С картой не получилось, да что с него взять? — продолжал размышлять он вслух. — Про дедушку-то я здорово наврал.

Он вспомнил своего деда, который всю жизнь торговал в лавке, никогда не ездил дальше городских предместий, не пил ни капли рома, и все равно умер.

— Вот если бы мне самому подвизаться писателем, прославиться, зарабатывать приличные деньги… — Сильвер стукнул себя костылем по деревянной ноге. — Какой из меня писатель, одноногий и одноглазый! Такого никуда не примут, что бы он там ни написал. Это ж надо было так неудачно упасть с лошади!

Он вспомнил свой первый и последний визит в издательство. Никто не интересовался рукописью, все только и рассматривали его деревянную ногу…

Сильвер зашевелился, чтобы подняться, но вдруг знакомая дрожь пробежала от гортани до желудка, и в пальцах возник отвратительный, давно ненавистный зуд. Сильвер похлопал себя по карманам, нашел огрызок карандаша, вытащил из урны обрывок карты и стал быстрым мелким почерком писать:

Портрет. Одного парня художник написал портрет. Это был договор с Дьяволом. Портрет стареет, а модель остается молодой. В конце портрет умирает. Нет, он сам убивает его. Падает замертво. На полу — древний старик, на портрете — юноша…

Или не портрет, а, скажем, какой-то талисман. Где-то в старинной лавке, допустим, сущий вздор, кусок ослиной кожи. Но это не простая кожа. Ее обладателю доступны любые желания. Но когда желание исполняется, кожа усыхает. В конце остается один-единственный лоскуток.

Или не кожа. Лучше — волшебный жезл. Допустим, этот жезл дается тому, кто совершит три хороших поступка. И вот, герой начинает эти поступки совершать. Но сказано: это должны быть не только хорошие, но и бескорыстные поступки. Если он думает в этот момент о волшебном посохе, то поступок недействителен. И вот он настолько привыкает творить добро, что действительно совершает, согласно условию, три бескорыстных хороших поступка подряд. И ему является колдун. Он дает ему эту волшебную палку. Но с условием: все волшебство пропадет, если он совершит с ее помощью три плохих поступка. И тогда этот идиот не делает ничего — ни хорошего, ни плохого.

Или нет, не палка какая-то, это убого. Пусть лучше будет лампа, колдовская лампа. Она спрятана в подземелье, невзрачная такая лампа, а там рядом целые россыпи сокровищ, но хитрый чернокнижник ищет именно лампу, поскольку она дает ему власть над миром. Из древних фолиантов он узнает, что войти в подземелье может только один человек, некий юноша, и он узнает его имя, и отправляется в далекое путешествие, в город, где живет этот юноша. Он представляется его дядей, и ведет его в горы, туда, где вход в подземелье, и где покоится эта лампа. А что лампа? Что он дальше будет делать с этой лампой?

Внезапно все кончилось, будто прошел порыв ветра. Дрожь отпустила Сильвера. Он тупо смотрел на исписанные листки, обрывки карты, и не мог представить, что это он сам только что выдумал. Великолепные сюжеты, последний, правда, не вышел до конца, но все равно, подождем следующего приступа вдохновенья. Такие приступы он испытывал два-три раза в день и выплескивал сотни замысловатых сюжетов. Никаких книг он сам, правда, не читал, только Библию и Псалтырь — в детстве…

— Что ж! — весело воскликнул Сильвер, хлопнув себя по ляжкам. — Я бы не сказал, что первый блин вышел комом. Пять фунтов чистой прибыли. Следующий раз попрошу десять. На свете так много писателей, и я думаю, никто из этих ребят не откажется приобрести хорошенький сюжетец.

Желтый жук

Глядите! Хо! Он пляшет, как безумный.

Тарантул укусил его…

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.