Страница 1 из 2
Сергей Саканский
Желтый жук Из серии: «Ave Media»
Одноногий одноглазый
Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Звонок был сломан, его медная ручка бессильно болталась на шнурке, словно чей-то отрезанный язык. Джон Сильвер постучал в дверь набалдашником костыля — дуб в дуб. Вылезла голова. Темные миндалевидные глаза, вроде как выдолбленные плохим инструментом, не без удивления рассматривали гостя.
— Египтянин, — подумал Сильвер, — как пить дать: слуга-египтянин.
— Я бы хотел видеть мистера Стивенсона, — с достоинством проговорил Сильвер, — мне было назначено, — понизив голос, добавил он.
Презирая лакеев, Сильвер, как ни странно, пользовался среди них симметричным ответным чувством. Черный патч на глазу и деревянная нога вызывали — здоровое и не очень — любопытство в каждом, с кем приходилось иметь дело.
— Ваше имя… — протянул египтянин, вопросительно подняв кверху палец и явно намереваясь поставить на лбу Сильвера печать.
— Сильвер, — сказал Сильвер, — Джон Сильвер, сквайр. Мне назначено, — с упором повторил Сильвер, как бы раздражаясь от такого количества Сильверов в одной строке.
— Тогда прошу, — ему сделали широкий приглашающий жест.
Сильвер проследовал по указанному пути, бойко пристукивая протезом. Его лоцман нес медный канделябр, дрожа в свете сальных свечей и поминутно оглядываясь, чтобы удостовериться, насколько ловко посетитель справляется с деревянной ногой.
Они вошли в просторный кабинет. Лоцман поставил свет на крышку бюро и остановился, опершись ладонью о письменный стол. Рассмотрев это подобие портрета, Сильвер вдруг почувствовал какой-то неопределенный страх.
— Назначено, — хрипло выдавил он и тут же понял, что египтянин этот и есть владелец дома, мистер Роберт Л. Стивенсон, сквайр и модный поэт.
И сразу будто бы скатали перед его глазами влажную переводную картинку — он увидел дом и его хозяина в молниеносном истинном свете: человек, настолько бедный, что не может нанять привратника, живет на убогую наследную ренту, даже порой голодает, а ведь с этакой мордашкой мог бы выйти в люди с помощью какой-нибудь богатой старухи… Сильверу стало кисло. Он подумал, что его план на сей раз не сработает, и лучше было бы сразу повернуться и уйти, но разве можно просто так взять да и плюнуть на те два шиллинга, которые он отдал кэбмену, проехав через весь Лондон?
— Простите, сэр, я сослепу принял вас поначалу за слугу, — развязно поклонился он. — Я получил ваше приглашение и, как видите, явился строго в назначенный час.
— Я отпустил на сегодня слуг, — холодно сказал Стивенсон. — Полагаю, вы не откажетесь промочить горло с дороги?
— Отпустил, как же! А это что? — мысленно воскликнул Сильвер, мысленно же стуча костылем в пол, не мытый, похоже, с прошлого столетия.
— Отнюдь, — сказал он. — Я, видите ли, предпочитаю ром, если позволите.
— Нет у тебя, конечно, никакого рома, — невслух добавил он.
Хозяин открыл крышку бюро и быстро вытащил на свет бутылку. Это был действительно ром, черт бы тебя побрал…
— Старый добрый ром, — сказал Сильвер. — Это мой дедушка, покойник, научил меня пить такое вот зелье.
Он терпеть не мог рома, но приходилось соответствовать, и Сильвер сделал столь добрый глоток, что у него чуть было не лопнули глаза.
— Кстати, о дедушке, — сказал Стивенсон, — Если всё, что вы сообщаете в вашем письме — правда, то я бы хотел сразу перейти к делу и выяснить все его подробности.
— Халява, — подумал Сильвер, чувствуя, как из желудка поднимается встречная волна спиртового тепла. — По крайней мере, я мог бы бесплатно набраться этой дряни, как если бы сходил в ближайший трактир на те же четыре шиллинга.
— Мой дедушка был славным малым, — сказал он.
— Он что же, действительно нашел какие-то сокровища?
— О да! Он плавал под флагом знаменитого Флинта, и после смерти капитана отправился на остров, где тот зарыл награбленные деньги и — представьте себе! — нашел и выкопал их.
— Об этом вы уже писали, и я внимательно прочитал ваше письмо. Но, мистер Сильвер… Вы уверены, что такой человек действительно существовал?
— Кто — дедушка?
— Нет, я говорю о Флинте. Признаться, я никогда прежде не слышал этого имени.
— О сэр! В те времена на свете было столь много пиратов, что не каждому удалось так легко войти в историю, как, скажем, капитану Кидду. И то — благодаря мистеру Аллану По, после того как он сочинил о нем свою блистательную новеллу, «Золотой жук», вы конечно же читали, да?
— Нет, к сожалению, не имел такого удовольствия.
— А зря, батенька. Я, кстати, тоже не читал, но мне на каторге рассказывали. Были у нас там такие умники: он тебе и пятки почешет, и роман какой-нибудь культурный воткнет. Вот и вы, сударь, сочините повесть, или там роман про морские приключения, прославитесь на весь мир, небось, и старине Флинту чуток славы перепадет.
— Надеюсь, — сказал Стивенсон. — Если, конечно, ваши материалы меня заинтересуют.
— Еще как заинтересуют, собака! Ты меня и в гости пригласил, и ромом дерьмовым поишь, знать, заинтригован. Ну что ж, подбавим газу…
— Обижаете, гражданин начальник, — сказал Сильвер, машинально наливая себе еще рому. — Это что надо матерьяльчик. Из первых рук, эксклюзивный, как сейчас модно говорить.
— Вы пишете, что дедушка ваш нашел там какую-то карту, или что-то в этом роде… Расскажите пожалуйста все по порядку.
— Начнем с того, что дедушка мой был ублюдком. Он был сын ублюдка и внук ублюдка. Ублюдки, знаете ли, от ублюдков же и происходят. На днях я прочел сочинение одного еврейского немца, или немецкого еврея, что в принципе все равно, по имени то ли Масс то ли Макс… Так вот, он пишет, что дети капиталистов, сиречь бандитов, в будущем могут стать честными людьми, и наше общество, возможно, станет высоконравственным. Это, конечно же, чушь собачья. Как говорится в старой русской поговорке, бастард от бастарда далеко не падает, если, конечно, бастарда вовремя подстрелить. То же и с ублюдками, поскольку, бастард в переводе со старофранцузского, как раз и означает — ублюдок.
— Так как же насчет вашего дедушки? — с нетерпением спросил Стивенсон, который также весьма опьянел.
— О чем я и гутарю. Дедушка мой был ублюдком, следовательно, и сыновья его и внуки… — запинаясь от такого количества ублюдков в одной фразе, говорил Сильвер, — были ублюдками тож… Вы представить себе не можете, какими мерзавцами были эти пираты, коих в последнее время стало принятым весьма и весьма романтизировать. Просто диву даешься, почему рядового человека так тянет ко всему криминальному! Ничего романтического там не было, честно вам скажу: только ром да виски, сапоги да вакса и, разумеется, кровь, лимфа и грязные портянки…
Когда Сильвер закончил свою историю, свечи сгорели на три четверти, а чистая стопка бумаги, лежавшая по левую руку молодого писателя, превратилась в стопку исписанную, грязную и неровную — по правую руку.
— Премного вам благодарен, сударь, — сказал он. — Вот ваши пять фунтов. Я, конечно, понимаю, что такие деньги — это слишком щедрое вознаграждение за столь вздорную историю, но все же, учитывая ваше здоровье…
— Вот именно! — воскликнул Сильвер. — С вас еще четыре шиллинга, в счет моих дорожных расходов, как было оговорено в письме.
— О, простите! Вот ваши шиллинги. Однако… — писатель встал и прошелся по комнате, скрипя досками. — Еще одну минуту… Это я так, между прочим. Мне бы очень помогла эта карта, о которой вы там упомянули. Видите ли, писать роман, не зная местности… Я бы заплатил вам еще пару шиллингов, если бы вы отдали мне карту. Ведь карта существует? Она у вас собой, правда?
Сильвер недоуменно посмотрел на Стивенсона:
— Вы имеете в виду карту острова?