Дом дервиша

— Наличными, — добавляет Топалоглу.

Хафизе еще заберет себе двадцать процентов «комиссионных» от цены. Для молодой женщины с претензиями на респектабельность она неплохо умеет торговаться, не хуже, чем уличные торговцы, продающие на пристани Эминеню поддельные футболки.

С кругового балкончика Айше смотрит вниз, на семахане, танцевальный зал, где некогда кружились дервиши, доводя себя до религиозного исступления. Посетитель наклоняется к витрине с Торами. Его загораживает большая латунная люстра, но Айше улавливает блестящую рябь, напоминающую масляную пленку на луже в Эскикей, которая расходится по спине гостя. Наноткань. Дорогой костюм.

Пока Айше спускается по ступенькам, Аднан присылает на ее цептеп видео. Айше разглядывает широкий Босфор, белую лодочку у пристани, снижающихся чаек, медленно движущуюся полоску машин на мосту. Мимо проходит газовый танкер. Аднан позволяет камере задержаться на нем. Его мечта, его дворец, когда закроется Бирюзовая площадка. Мы все еще не на той стороне Босфора, мой анатолийский мальчик. Ей нужно попасть обратно в Европу.

— Я Айше Эркоч.

Гость пожимает протянутую руку, и электронные визитные карточки с треском перескакивают из ладони в ладонь.

— Хайдар Акгюн. Я тут рассматривал ваши еврейские рукописи. Превосходная микрография. — На его костюме на темном фоне проступал более темный муаровый узор. Серебряные запонки на манжетах. Айше обожает серебро. Серебро более сдержанное.

— На самом деле тут двойная микрография. Если присмотритесь, то увидите — внутри одной каллиграфии вторая.

Акгюн наклоняется ближе к странице. Мерцает цептеп. Лазерные лучи танцуют по поверхности глаза, рисуя на сетчатке увеличенное изображение. Это текст из Пятикнижия, шрифт помещен в декоративное обрамление из переплетающихся цветочных стеблей, решеток и фантастических геральдических существ с головами драконов и хвостами змей. Весь этот декор дразнит глаз, но если отвлечься от переднего плана, то видны очертания малюсеньких букв. И только под увеличительным стеклом появляется второй слой микрографии: оказывается, крошечные значки, в свою очередь, состоят из цепочек буковок еще меньшего размера. Глаза Акгюна расширяются.

— Очень необычно. Я видел подобное всего в двух местах. Первый раз у дилера в Париже, второй — в отделе редких рукописей Британской библиотеки. Сефарды, я полагаю? Испанцы? Португальцы?

— Угадали. Португальцы. Семья сбежала в пятнадцатом веке из Порту в Константинополь. Микрографическая окантовка воспроизводит биографию царя Давида из Книги Руфи.

— Это нечто, — говорит Акгюн, сосредоточенно изучая плетение каллиграфии.

— Спасибо, — отвечает Айше.

Это один из ее самых любимых экспонатов. Много незаметных конвертов, набитых евро, пришлось отдать, чтобы выцарапать его из отдела полиции по борьбе с преступлениями в сфере искусства. Айше захотелось заполучить Пятикнижие в тот же миг, как его показал контакт в полиции. Для кого-то антиквариат — это потенциальный престиж, острое ощущение власти, деньги, которые можно заработать. Для Айше это красота, курсив красоты, закручивающийся по спирали через арамейские и сирийские тексты к демотическому письму папирусов Оксиринхуса, скрупулезно прописанных квадратных букв еврейского письма ученых-талмудистов из Лиссабона и Милана, божественной каллиграфии переписчиков Корана из Багдада, Феса и Гранады. Красота перетекает в органичные линии рисунков к Евангелиям из монастырей от Святой Екатерины на Синае до Клюни, в божественный свет греческих и армянских икон, сквозь тончайшие ослепительные детали персидских миниатюр к горящим линиям блейковских пожаров воображения. Зачем торговать красотой, если не ради красоты?

— Вы размышляете, как далеко можно зайти, помещая одну надпись внутрь другой? — спрашивает Акгюн. — Возможно, до нанографии? Вам кажется, что это было бы нечто наподобие нанотехнологии? Чем меньше, тем мощнее? Есть ли уровни, которые мы не можем прочесть, но которые оказывают самое глубокое влияние на подсознание?

Айше поднимает глаза и смотрит на балкон, где Хафизе провожает Топалоглу к черной лестнице, а оттуда вниз, на старое кладбище текке. Она незаметно выпрямляет три пальца. Тридцатипроцентная скидка. Хорошая девочка. Галерее Эркоч пригодится каждый цент.

— Что, простите?

— Я говорю о нанографии, которая проникает прямо в мозг и заставляет нас поверить в Бога.

— Если кто и мог бы такое сделать, то только сефарды, — говорит Айше.

— Изобретательный народ, — соглашается Акгюн. Он распрямляется, отрываясь от рукописи. — Говорят, что вы можете раздобыть всякие раритеты.

— Похвалы от конкурентов нужно принимать с осторожностью, но у меня действительно есть некоторые… эээм… возможности. Вы ищете что-то конкретное? У меня есть отдельный просмотровый кабинет наверху.

— Вряд ли он есть у вас в галерее. Это очень редкий и ценный предмет и, если его вообще можно где-то найти, то в Стамбуле. Если вы сумеете отыскать его для меня, то я заплачу миллион евро.

Айше часто размышляла, что она почувствует, если в галерее запахнет деньгами, способными кардинально изменить жизнь. Аднан рассказывает о дрожи в кулаках, когда миллионные кредиты в газовых торгах начинают кристаллизоваться в прибыль. Нельзя дать этому ощущению соблазнить тебя, говорит он. Это верный путь к погибели. А теперь гость в костюме за тысячу евро в понедельник утром предлагает ей миллион евро, как тут не соблазниться?

— Это большая сумма, господин Акгюн.

— Да, и я не думаю, что вы возьметесь за подобный проект без аванса.

Он достает из внутреннего кармана пиджака белый конверт и передает Айше. Конверт распух от денег. Айше берет конверт и приказывает пальцам удержаться от того, чтобы ощупать толщину конверта и количество купюр.

— Но вы так и не сказали, что же я должна найти.

Хафизе вернулась, выпроводив господина Топалоглу. Обычная спешка, с которой она готовит чай, чай для каждого рядового посетителя, срублена на корню цифрой «один миллион евро».

— Все очень просто, — говорит Акгюн. — Я хочу купить Медового кадавра.[29]

Лейла в элегантном костюме «специально для собеседований» и на высоких каблуках прижата к перилам в трамвае № 19. Ее подбородок практически упирается в грудь высокого парня, от которого пахнет молоком, а сзади стоит толстый мужик средних лет, чьи руки под напором общественности то и дело соскальзывают на ее ягодицы. Если это повторится еще раз, то Лейла пнет его по яйцам. Что такое с этим трамваем? Пять минут назад он встал намертво посреди проспекта Неджатибей. Они что, в этом своем управлении муниципального транспорта, не понимают, что ей надо попасть на собеседование? Жарко и становится еще жарче. Лейла потеет в своем единственном приличном костюме.

Вагоновожатый объявляет о том, что в трамвае впереди произошел несчастный случай. Обычно это означает самоубийство. В Стамбуле предпочитают сводить счеты с жизнью в темной бездне Босфора, но, если просто упасть на колени и положить голову на гильотину рельсов, все произойдет быстро и гладко. В Демре, где солнце ярко светит с бесконечных пластиковых крыш, принято вставлять выхлопной шланг в окно автомобиля.

— Это бомба! — верещит женщина, чей деловой костюм подороже, чем у Лейлы. На ее глазу цептеп. Она читает заголовки утренних новостей. Бомба в трамвае.

Этот крик производит масштабный эффект на пассажиров трамвая № 19. Внезапное волнение жителей пригородов, едущих в трамвае, отрывает миниатюрную Лейлу Гюльташлы от пола и бросает в объятия похотливого мужика с такой силой, что он довольно хрюкает. Люди рвутся к дверям, но двери по-прежнему закрыты. Теперь всех снова сбивает с ног, поскольку трамвай резко начинает двигаться. Он едет назад. Колеса со скрипом и скрежетом движутся по рельсам.

— Эй, у меня собеседование! — кричит Лейла.

Трамвай резко останавливается. Двери открываются. Толпа выносит ее на той же самой остановке, где она села. До собеседования тридцать пять минут. Ноги в туфлях отдавлены, костюм помят, волосы взъерошены, сама вся потная, но с лицом полный порядок, поэтому она опускает голову и проходит через турникет на улицу.

29

Cadavre (фр.) — труп, мертвое тело. В XII веке на некоторых аравийских базарах можно было приобрести «медового человека» — человеческий труп, пропитанный медом, который применялся в медицинских целях.