Страница 90 из 116
– Как ты?
– Бывало и хуже, – ответила Анфиса хрипло.
– Простыла? – спросил я.
– Я не простужаюсь, – ответила она все тем же хриплым, севшим голосом, – я закаленная. Так, голос сел. Покричала чуть‑чуть.
Снова повисло молчание. Толстые свечи оплыли уже наполовину, но освещали комнату достаточно хорошо. Анфиса сидела, поставив ноги вместе, одну к другой. Русский сарафан, в который ее зачем‑то переодели, закрывал ноги почти до щиколоток, видны были только испачканные кроссовки. Удивительно, как одежда диктует позу и даже манеру поведения. Одну руку Анфиса держала на столе, другая спокойно лежала у нее на колене. Как на портретах девятнадцатого века.
– А тебе идет сарафан! – неожиданно сказал я и засмеялся.
– Точно? – спросила она.
– Точно! – ответил я, продолжая смеяться. – Конечно, точно.
– Так что, и косу надо было заплести? А то я отказалась, – нахмурилась Анфиса.
– Не знаю… – Смех становился неудержимым. – Может, и стоило! Прости… это… нервное…
– Дурак ты, Кошкин! – сказала вдруг Анфиса, потом оглядела себя со всех сторон, приподняла руками ткань сарафана и уставилась на сине‑красный узор посередине. – Пипец! – сказала она задумчиво. – Кажется, так мы говорили в детстве?
– Да! Так! – отвечал я, вытирая обеими руками слезы. – Извини… Всё… Всё… Сейчас я успокоюсь…
– Пипец, он, как говорится, и в инкубаторе пипец! – все так же задумчиво сказала Анфиса и вдруг, взглянув на меня, не выдержала и тоже захохотала.
Мы смеялись долго, со слезами и причитаниями, а когда успокоились, я взял чашку, подошел к входной двери и приставил чашку к двери, а ухо к чашке.
– Ты чего, Кошкин? – спросила Анфиса.
– Хочу убедиться, что там никто не стоит и не подслушивает. Бежать нам надо, Анфиса! Бежать! И чем быстрее, тем лучше, – сказал я громким шепотом, отходя от двери.
– Есть и другой вариант, – как всегда, решила поспорить девчонка.
– Какой? Остаться здесь и рожать детей‑суперменов?
– Нет. Убить полковника.
– Ты с ума сошла! Нам нужно бежать и рассказать все тем людям, которые смогут его остановить. Пока не поздно. Ты знаешь, что он задумал?
Я пересказал ей все, чем сегодня поделился со мной полковник.
– Он мирового господства захотел. Ты представляешь, что он сделает с тихими, когда у него появится настоящее оружие? И это еще не самое худшее. А если он из тихих станет делать дерганых и не простых, а патологических убийц, преданных лично ему? Наделает, сколько захочет. Армию. Миллион, два, десять. Десять миллионов убийц.
– Ну вот мы его и остановим, – упрямо повторила Анфиса. – Убьем.
– Да как? Как ты его убьешь? Без оружия и сидя в камере…
– А как ты убежишь? – парировала Анфиса.
– Можно придумать. Поговорить, например, с тем молодым охранником, который побледнел, когда Бур… Когда он… – У меня снова перехватило горло.
– Никто с тобой разговаривать не будет. Бур не зря устраивает показательные казни. Запугивает. Они все его боятся. Даже Антон его боялся. Хотя и ненавидел. И пошел на риск только ради меня.
– Расскажи, что тогда произошло, – попросил я. – Расскажешь?
– Расскажу. С чего начать? В апреле Чагина взяли на работу в Сектор. В отдел «Прыгающий человек». Дали ему громадный дом в Воронцово, непонятно, за какие заслуги. А я работала у него секретаршей. Чагин вначале приехал один, а потом вызвал жену с ребенком.
– Вику и Лешу?
– Да, а ты откуда знаешь? Пардон, забываю, что ты рюкзачник и бывал у них, – сказала Анфиса. – Вот. А потом Леша потерялся, его вроде какие‑то бандиты хотели на органы разделать, но бандитов убил Адамов.
– Адамов! – воскликнул я. – В Секторе?
– Да, в Секторе.
– Но что он там делал?
– Слышал такую песенку: «Мяу‑ши! Мяу‑ши!.. Тебе мои мя‑ки‑ши!..»?
– Ну, слышал, конечно. Катька‑мегавспышка. Кто ж ее в Секторе не знает! Пол поменяла. Стала страшным мужиком. Жуть! – Я помотал головой, как будто съел половину лимона.
– Ну так она – его дочь.
– Адамова?
– Адамова. Да. Ну вот, значит, когда Адамов узнал, что сделали с его дочкой… Ты, кстати, Тэга жирного жалеешь, а ведь это они заставили Катьку на операцию согласиться. Может, она и вообще не хотела пол менять, кто ее знает. Короче, Бур приказал, а они заставили и сделали. А Адамов узнал об этом, пришел в Сектор и убил всех врачей и продюсеров и охранников штук пять.
– Один?
– Один. А потом Лешу от бандитов спас.
– Анфиса!
– Что?
– Вот кто нас спасет! Адамов! Надо думать, как ему весточку передать.
– Подожди, Кошкин! Во‑первых, запомни: все, что я тебе рассказала, не должен знать никто. В особенности про Адамова… Ну, ты слушай дальше. Адамов Лешу спас, но сам погиб. Его в тот же день убили. Порубили в куски, еще и из тяжелых арбалетов расстреляли. Я его видела. То есть видела его тело. Мертвое. Как он выжил – совершенно непонятно. Так что скорее всего в Секторе все считают, что он мертв. Вот именно поэтому никто ничего не должен знать об Адамове.
– Какая поразительная симметрия! – воскликнул я. – Ты ничего не придумываешь? Буру выстрелили в сердце, а он жив. Адамова порубили, был мертв – стал жив. Бур был жив, а скрывался. А теперь и про Адамова ничего говорить нельзя. Тоже скрывается. Повторяющийся сюжет.
Анфиса обиделась.
– Я сейчас позову Ратмира. Пусть меня лучше назад в каземат заберут от такого идиота!
– Прости! – пошел я на попятный.
– Прости? Да как ты мог! Я в тот день потеряла лучшего человека на земле.
– Ну все, я же сказал, прости. Пожалуйста. Просто это все так… невероятно.
– О Боже! Пипец! «Паника в блогосфере!» – как говорил Лева‑Теоретик. «Невероятно!» – передразнила она меня. – Забудь это слово, понял?
– Хорошо, забыл. Всё.
– Выкинь его из своего… как это называется…
– Из словаря.
– Вот‑вот, из своего словаря. «Невероятно!» Пипец, блин!
В этот момент мне в голову пришла неплохая идея. Нужно было просто помолчать минуту‑другую. Сидеть, смотреть, как свечки отблескивают от ленточек на сарафане, и молчать. Я так и сделал. Это помогло.
– Короче, ты понял? Про то, что Адамов жив, не говори никому, ни под каким соусом. Иначе Бур к такой войне тут станет готовиться, такие меры безопасности разведет, что мы к нему тогда уж точно не подберемся. И кстати, не убежим, если захотим убежать.
– У них что, с Адамовым счеты? Они раньше друг друга знали?
– Похоже на то. Но мне об этом ничего не известно.
– А зачем же ты тогда Тэга Адамовым пугала? А что, если он Буру об этом рассказал?
– Не рассказал.
– Уверена?
– Уверена.
– А почему?
– Потому что Тэг и Хэш знали, что у них есть один шанс спасти свои шкуры – стоять на том, что карта у меня уже с собой была, а они хотели мне помешать, но не вышло. А сказать про Адамова было равносильно тому, что сказать – она нас напугала, и мы тебя сдали. Нет, они бы не сказали ему. А ты? Ты не ляпнул случайно?
– Нет, я старался поменьше ему рассказывать. Так, на всякий случай.
– Вот и молодец. Молодец. Короче. Адамов лежал на телеге мертвый. Или как мертвый. Не дышал. Это когда они приехали в тоннель.
– Кто «они»?
– Лева‑Теоретик, Чагин и Леша. Они бы не выбрались, если бы не Анжела. Анжела включила все мобильники в Секторе, начался хаос, бойцы и охранники всё побросали и плакали, целуя свои мобильнички, а Чагин с Левой тем временем сбежали и уехали в тоннель.
– Что за тоннель?
– А ты как в Сектор контрабанду носишь?
– Через канализацию.
– Ну вот. А Теоретик хотел Чагина с сыном через заброшенный тоннель метро вывезти. Только проблемка была. Вика – ненавижу ее! – сидела в Воронцово в доме, который Чагину подарили, и полковник дал команду ее запереть. А Сервер был в ту ночь начальником караула. И когда мне позвонил Лева и попросил помочь, я согласилась. Чагин со мной хорошо обращался, не так, как другие в «Прыгающем человеке». И он обещал мне, что в Тихом мире найдет моих родителей. И ребеночка его было жалко. Так что я позвонила Серверу, то есть Антону, и он вывел Вику.