Страница 116 из 116
– Приеду. А как вы потом догадались, что нужно в инкубатор войти? Почему заложниками, нами то есть, рискнуть решили? И как вошли?
– А очень просто всё. Увидели пожар и услышали стрельбу. Значит, пора. Бояться уже нечего. Только того, что опоздаем. А вошли с помощью Анжелы и Леши. Хорошо, что Чагин Лешу с собой взял. Одна бы Анжела не смогла. А так у них вместе эта, как ее…
– Синергия?
– Точно! Синергия. Вот они и состряпали человека, который подошел к воротам, стукнул в них, охранники без разговоров и открыли.
– Какого человека? Как это «состряпали»?
– А такого… кого они из здешних бойцов знали. Вон он! – И Адамов показал в сторону Кругляша.
Весело беседуя с каким‑то парнем из отряда Адамова, в нашу сторону шел квадратный блондин. Только глаза у него были не ледяные, а теплые. Богатырь улыбался широкой светлой улыбкой и поправлял на широченных плечах груз арбалетов, луков и колчанов. Земля качнулась под моими ногами.
– Но он же…
– Ты не переживай. Это же, как тебе сказать… Это копия.
– Так что же, – начал я и осекся.
– Так что же что? – спросил Адамов.
– Так что же с ним теперь делать? – едва выговорил я, и все неразрешимые вопросы последних дней завертелись у меня в голове каруселью. Карусель все набирала и набирала скорость, все предметы и люди, страхи и надежды, угрозы и обещания утратили резкость, слились в одном потоке, – и я потерял сознание.
19
Пришел я в себя в какой‑то повозке. Довольно приличной и чистой. Ну, диваны, конечно, были не в светлой коже, как у Бура в его катафалке, и лошади не такие белые, зато удобно и по‑человечески. Я лежал на широком и длинном сиденье, головой в сторону движения, словно заснул в метро. Напротив покачивались на взгорках и ухабах Анфиса и Чагин.
У Анфисы под глазом был небольшой, но красивый синяк. Я засмеялся.
– Чего? – возмутилась Анфиса. – Не нравится?
– Нравится! – сказал я.
– Блин! – толкнула она Никиту локтем. – В кои‑то веки мужик нормальный попался, и тот с неправильным чувством юмора.
«Мужик!.. Братишка! – вспомнил я. – Неужели это обо мне?»
– Хочешь абрикосовки? – спросил Чагин, откручивая крышку армейской фляги. – Сам гнал! В этом году у нас такой урожай абрикосов, что девать некуда.
Я не отвечал.
– Ты, Чагин, его обидел, – сказала Анфиса. – Сто пудов. Я тебя знаю.
– Ну, было дело, – признался Никита. – Прости! Прости, слышишь? Дурак я был.
– Да ладно, – сказал я, поднимаясь. – Давай сюда свою абрикосовку!
– Держи. Только не разлей. Опа! Видишь, как болтает…
Я взял из рук Чагина маленький стаканчик и в два глотка выпил чистую обжигающую жидкость.
– Хорошо? – спросила Анфиса.
– Хорошо! – ответил я.
– Ну что, простил? – спросил Чагин.
– Да говорю же, ерунда.
– Ну, тогда и я выпью, – сказал он, наливая. – За Ваню! И хочу сказать, что давно не пил с таким удовольствием!.. Я не слишком многословен? – спросил Никита.
И мы все засмеялись.
– Где это мы? – спросил я, оглядываясь на лес вдоль дороги.
– К Орехово подъезжаем.
– А сколько сейчас времени? – обеспокоился я. – На электричку успеем?
– А зачем нам электричка? Нам и так хорошо, – сказал Чагин. – Едем себе.
– Никита, ты все‑таки бесчувственный, бестактный человек, – сказала Анфиса. – Он же к Наде торопится. Обидно, конечно. Со мной даже под угрозой смерти не захотел, а к некоторым готов из «скорой помощи» вылезти и пешком побежать!
И мы снова засмеялись.
Но Анфиса была права. Я спешил. И если была хоть малейшая возможность приблизить тот момент, когда я увижу Надю, я хотел ею воспользоваться. Впервые со дня Переворота я пожалел, что больше не летают самолеты.
Коротая время, мы разговорились.
– Что будешь теперь делать? – спросил Чагин. – Не завяжешь с рюкзаками?
– Завяжу. А что делать, пока не знаю. Хочу вот Мишу к себе взять. – И тут я вспомнил обещание, которое давал себе в инкубаторе. Про ребенка и про родителей. – А еще заведем с Надей ребенка, – сказал я, – и потом вчетвером, с Мишей, поедем к моим родителям в Астрахань. А может, наоборот, съездим к родителям, а потом ребенка. Хотя… Можно ведь и по дороге… В общем, запутали вы меня.
Чагин с Анфисой посмеялись надо мной, потом Анфиса выпила полстаканчика абрикосовки, крякнула по‑матросски, поставила локти на колени и посмотрела мне прямо в глаза.
– А как же твоя бабушка? – спросила вдруг она. – И мои родители? Не хочешь поискать, куда они делись? А, Кошкин?