Костотряс

— Ну, мэм, тут есть тонкости, — ответил он, после чего отделился от остальных и тронулся ей навстречу.

Непонятно было, хочет ли он ее припугнуть или просто рассмотреть поближе, однако впечатление незнакомец производил более грозное, чем ожидала Брайар от человека его габаритов. Ростом он не превосходил ее покойного отца, зато мог похвастаться широкими плечами и толстыми, как бревна, руками, мощь которых отнюдь не скрывали рукава куртки. Голос у него был басистый и звучный, сочно переливающийся в груди.

Брайар не сдвинулась с места. Ни на шажок.

— И какие же?

— Да мало ли какие! К примеру, мне надо бы знать, куда вы хотите попасть. И далеко ли дотуда лететь.

— Неужели?

— А как же. Видите вон ту посудинку? Моя. Мы ее называем «Вольной вороной».[6] Кое-что украли, кое-что купили, много чего достроили сами… но уж летать она может, да еще как.

— Отличная у вас посудинка, — подтвердила Брайар, поскольку того требовали приличия, а дирижабль и вправду внушал уважение.

На боку его виднелась какая-то маркировка, точнее, ее краешек. Если присмотреться…

Капитан пощадил ее зрение:

— Там написано «КША», потому что корпус этой птички собрали в Конфедеративных Штатах.[7] Ну а мне, предположим, удалось ее перехватить и приспособить для лучших целей. По-моему, в нашу эпоху, когда приключения и войны на каждом шагу, эти буквы означают другое: «Капитан, штурмуй Америку!» Именно этим я и намерен заниматься.

— У нас тут не Америка… пока что.

— Да тут кругом Америка, как ни крути. Вот вы знали, что весь наш континент назвали в честь одного итальянского картографа? И вообще, рано или поздно из нашего огрызка географии получится неплохой штат. Это обязательно произойдет, хоть и не сразу, — заверил он. — Когда закончится война.

— Когда закончится война, — повторила Брайар.

Капитан теперь стоял вплотную к ней. Взгляд его остановился на ее шляпе, потом на значке, приколотом к ремню. Наконец, тщательно все взвесив, он заговорил:

— Похоже, вы все-таки не от властей. Не слышал еще, чтобы женщины служили закону. Хотя вон та штука вроде бы неподдельная. — Он кивнул на значок. — И мне известно, кому она принадлежала. И что означает сия эмблема.

Он указал на внушительные литеры «М» и «У», украшавшие пряжку ремня.

— Уж не знаю, охраняет ли старик Мейнард что-нибудь помимо ваших трусиков, но раз вы этот знак вот так вот выставляете напоказ, то мне и моим людям остается лишь поверить, что вы сюда явились не за неприятностями.

— Да, — согласилась она. — Неприятностей мне не надо. Причинять их тоже не намерена. Я лишь хочу найти сына, а помощи просить не у кого. Вот почему я здесь.

Капитан расслабился и протянул ей руку:

— Ну если так, то мы наверняка сумеем поладить. Вот только я до сих пор не услышал, куда же это вам так понадобилось, что вы решили попытать счастья на нашем конце острова?

— В Сиэтл, — ответила она. — Мне нужно за стену, в город. Мой сын сейчас там.

Негр покачал головой:

— Тогда ваш сын либо погиб, либо заразился.

— А мне так не кажется. Он ведь сообразил, как туда проникнуть. Просто не может выбраться.

— Проникнуть? И каким же образом? Нам тут мальчишек не попадалось.

— Под землей, через старую канализационную систему.

— Так пусть той же дорогой и возвращается!

Интерес капитана таял на глазах, он готов уже был уйти. Брайар воскликнула, стараясь не срываться на истеричные нотки:

— Но это невозможно! Ночью случилось землетрясение… вы не могли его не заметить. Старый туннель обрушился, под стеной теперь ходу нет. Мне необходимо попасть в город и вытащить его оттуда. Необходимо, ну как вы не понимаете?

Ее собеседник лишь замахал руками и двинулся было к своим товарищам, которые о чем-то шептались между собой. Потом он обернулся:

— Нет, не понимаю. Там ведь дышать нечем, вам это известно? За стеной нет ничего, кроме смерти.

— И людей, — вставила она. — Там живут и работают люди.

— Скребуны, Дохлые? Само собой, но они там не первый год — в основном-то. И хорошо усвоили, как спасаться от отравы и трухляков. Сколько лет вашему сыну?

— Пятнадцать. Но он у меня умный и напористый.

— Так скажет любая мать, — возразил капитан. — Но даже если вы и попадете в город, то как собираетесь его вызволять? Взберетесь по стене? Сделаете подкоп?

— Так далеко я пока не загадывала, — призналась она. — Придумаю что-нибудь.

Стоявший поодаль мулат вынул изо рта трубку и сказал:

— У нас меньше чем через неделю газовый рейс. Если доживет до того времени, то можно было бы ее и подобрать.

Капитан крутанулся на месте:

— Вот только не надо ее обнадеживать!

— А почему бы нет? Если ей понадобилось в город и есть чем заплатить, то чего ты артачишься?

Ответ капитана предназначался Брайар, хотя вопрос исходил не от нее:

— А того, что мы сейчас не готовы к рейсу. В прошлый раз две наши лучшие сети зацепились за башенный шпиль, до сих пор латаем. И что-то я пока не услышал ни слова о деньгах, да и не кажется наша гостья богатой вдовушкой.

— Я не богата, — проговорила она. — Но у меня есть немного денег…

— Чтоб мы ради вас пошли в газовый рейс и вернулись порожняком, денег надобно побольше, чем «немного». С удовольствием помог бы даме, но так дела не делаются.

— Тогда… — начала она, — к кому еще мне можно обратиться?

— Где найти такого дурака, чтобы отвез вас за стену? Не знаю. — Он спрятал руки в карманы своей конфедератской куртки. — Без понятия.

И снова подал голос мулат:

— Да взять хотя бы Клая. Падок до красивых баб и чтит порядки Мейнарда.

Брайар не знала, оскорбиться ей или зардеться, и потому остальным чувствам предпочла надежду.

— Кто такой этот Клай? Можно с ним поговорить?

— Можно, — кивнул капитан. — И, мэм, я от всей души желаю вам отыскать вашего спятившего сынка. Но должен вас предостеречь: за стеной настоящий ад. Там нет места ни женщинам, ни детям.

— Отведите меня к этому Клаю, — сухо бросила она. — Меня не заботит, кому еще там не место — да хоть собакам и крысам! Еще до заката в городе станет на одну женщину больше, и да поможет мне Бог. Или Мейнард, — добавила она, припомнив слова Ректора.

— Как вам угодно.

Капитан подставил ей руку. Брайар ее приняла, хоть и без особой уверенности. Пока ей идут навстречу, лучше отвечать тем же. Неизвестно еще, какая помощь может понадобиться от этих людей, так что стоит откинуть страхи и быть с ними поласковее.

На ощупь рука капитана оказалась такой же мускулистой, как и на вид, синяя ткань чуть не лопалась по швам. Пальцы Брайар нервно задрожали, и она ничего не могла с этим поделать. С рукопожатием было легче: достаточно усилить хватку, чтобы собеседник поверил в твою решимость.

Капитан похлопал ее по руке и произнес:

— Дамочка, пока на вас меты Мейнарда и вы нас не трогаете, мы вас тоже не тронем, это закон. Ни к чему так волноваться.

— Верю, — сказала она, то ли погрешив против истины, то ли нет. — Только, право слово, у меня хватает и других причин для волнения, кроме вашей близости.

— Сын, например.

— Да, сын. Простите, вы ведь не назвались, капитан…

— Хейни. Кроггон Хейни, — отозвался он. — Для краткости — капитан. Хотите подлинней — капитан Хейни. Совсем кратко — Крог.

— Хорошо, капитан. Искренне благодарю вас за помощь.

Он ухмыльнулся, обнажив ряд изумительно белых зубов:

— Рано меня благодарить. Я всего лишь поступил с вами так, как обязывает долг. Может, мой друг-воздушник и не сумеет вам помочь.

Крог повел ее вдоль дирижаблей, парящих над просекой, между могучими стволами. Суда со скрипом покачивались на канатах, мягко наползая на хвойные кроны; ветки и птичьи гнезда скребли по днищам гондол.

Ближе всех маячила несуразная штуковина, от которой так и веяло кустарщиной, хотя на вид она была весьма прочной. Да что там — слишком тяжелой, чтобы летать. Судно могло похвастаться обшитой сталью гондолой в форме каноэ — размером с гостиную в доме богача — и парой газовых баллонов, каждый величиной с фургон бедняка. Все это было скреплено воедино массой заклепок, швов, болтов и тросов и удерживалось над просекой тремя толстыми длинными канатами.

6

«Вороны» — оскорбительное прозвище негров, бытующее и по сей день.

7

То есть в южных рабовладельческих штатах.