СССР

– Кто говорит?

– Елизаров.

– Елизарову, Мак Саныч, аппарат на голову поставить надо.

– Какой аппарат? Тьфу ты, господи. Алик, давай серьезнее.

– Давайте. Признаю, не валялся.

– Почему?

– Потому что нет здесь коней. Мак Саныч. Оленей полно, а коней нет. Оленя можем привезти, хоть стадо. И повалять можем. Хоть с Елизаровым, хоть со всей ЗСЖД. Надо?

– Алик. Нормально скажи, что сделано.

– Мак Саныч, ну вот все сделано.

– У меня, по-моему, уже полголовы за сегодня поседело.

– А у меня обе подмышки. Прошу прощения. В общем, так. Мак Саныч, вам короткий вариант или длинный?

– Давай начнем с короткого.

– Тогда так: вот есть декларация о намерениях, да? Есть меморандум с позициями, на которые должны выйти стороны к подписанию, да? Короче, у нас сейчас по всем пунктам идет перевыполнение на десять процентов, а к моменту подписания будет пятнадцать–двадцать.

– И площадки готовы?

– Все три, и насыпано всё, и леса четыре баржи завезли, и бетон с металлоконструкциями, рельс на подходе, и техника почти вся переброшена. Мы ж понимаем – высокоскоростная магистраль, особый контроль, особая роль. Да нам самим она больше всех нужна, вы ж понимаете.

– Так чего же он тогда...

– А есть у меня подозрение, что он сам ни фига не успевает, вот и валит с больной на нашу. А я, Мак Саныч, прямо говорю: у меня лишней техники нет. Железку тащить – это святое, всем пожертвуем. Но если Елизаров слажает, машины будут стоять, – а это под пятнадцать процентов техпарка. Мы и дорогу в срок не получим, и реально замедлимся из-за этого чудилы.

– Ну, я тоже им совсем спать-то не дам. Так что ты, Алик, сильно не переживай.

– Да я совсем не переживаю, просто ваше недоверие меня пугает чего-то.

– А ты меньше веселых шуток устраивай, тогда и доверие тебе будет.

– Это вы, Мак Саныч, шуток еще не видели.

– Надеюсь, что и не увижу. А чего это ты такой чуткий стал? Я вроде манер особо не менял.

– Да это мы, похоже, изменились. И я даже. Отвык, что ли, от московских заморочек. Мы тут все на доверии полном, фильм «Город на заре», только без вредителей.

– А я говорил, между прочим.

– Ну, правы были, чё.

Рычев засмеялся и ответил моему удивлению:

– Совсем ты, Алик, сибиряком стал.

Я приосанился с намерением рассказать, что сибирские татары являются видной составляющей татарского суперэтноса. Но тут прискакала Элька с бокалами, и я умолк. Во-первых, чтобы супруга не замордовала за очередную лингвистически-историческую чушь, – а она бы замордовала, как пить дать и есть взять. Во-вторых, скромная мусульманская девушка принесла два бокала, с шампанским и газировкой, а сама, стало быть, собиралась застенчиво наблюдать за разгулом самцов-шовинистов. Я жест оценил, но смириться с такой несправедливостью не сумел, потому сунул газировку затейнице и утек за порцией для себя. Ничего, пусть говорят.

Водки с шампанским было хоть залейся, гурманы, узнаваемые по вязаным свитерам, бегали с вином, а газировку найти было почти нереально. Сказывалась катастрофическая нехватка правоверных. Понятно, почему Элька шлындала так долго. На втором круге я все-таки обнаружил столик с водой и лимонадами, ухватил, сколько сумел, тронулся в обратный путь – и наткнулся на Кузнецова. То ли представление уже закончилось, то ли не вынесла душа поэта и сбегла вместе с плотным телом. Да не с одним – рядом терся Игорек Бравин, дохлый интеллектуал из горного управления, если не ошибаюсь, старожил из шахтеров. Он что-то втолковывал Кузнецову, вроде бы недобро и напористо, и глядел в лицо, а тот лицо отворачивал. Походило это не то на кульминацию бессмертного романа Этель Лилиан Войнич, не то на завершение смертного перверсивного романа. Вот странность-то. Это надо было прекращать. В любом случае праздник у нас.

– О! – вскричал я, подцепил Кузнецова за рукав и потащил знакомить с Рычевым. Хоть узнает, что такое настоящий сибирский говор.

Сергей сперва задергался, потом вдруг наладил шаг и сказал: «Очень хорошо». Будто кто сомневался.

До шипучей парочки оставалось метра три (и человек двести), когда я обнаружил, что Игорек не отстает. Я уж хотел обернуться к нему и поучить не то что хорошим манерам, а хотя бы чинопочитанию и трудовой дисциплине. Но тут Бравин подал голос – несомненно уральский. Громко так:

– Серый, скажи ему.

Серый дернул плечом, вылетев из моего подцепа, и ускорил шаг.

– Серый, скажи, – не сбавляя тона, потребовал Игорь. – А то я скажу.

Я остановился и внимательно посмотрел сперва на Игоря, потом на Сергея. Игорь принял мой взгляд как юнкер пощечину красногвардейца, сжал челюсти и принялся острыми зрачками сверлить мои неясные от усталости и забот очи. Сергей сделал еще пару шагов к центру зала, остановился, потоптался на месте и вернулся к нам, внимательно изучая носки своих кроссовок. Носки были потертыми, более ничем интересным не выделялись. Значит, не о них мне предстояло узнать.

– Сережа, – сказал я мягко.

– Да может, фигня все это, – буркнул Кузнецов.

– Что? – Я решил быть мягким и неторопливым, но тут влез юнкер Бравин:

– Да какая фигня! Он крысятничает тупо, в открытую, блин, пятнадцать штук отпилил, а ты все сомневаешься! Потом, блин, на тебя повесит, а ты снова сомневаться будешь!

– Сергей, – сказал я.

В общем, испортили мне праздник.

На самом-то деле ничего трагического и неожиданного не случилось, – но и от маленьких подлостей я успел здесь отвыкнуть. Вот и расстроился.

Каменщиков списал себе в карман часть денег, выделенных на праздник. Формально он сделал все правильно – выписал десять позиций оборудования, пришло девять, какие-то там передвижные декорации, не самые дорогие в перечне, не были доставлены из-за обстоятельств непреодолимой силы. То ли с погодой беда, то ли с налоговой, то ли эти декорации в наш край далекий только самолетом и могли долететь или там паровозом. Ни самолета, ни поезда почему-то не случилось. А по договору форс-мажор оборачивался невозвратом денег.

Версия была правдоподобной, сумма небольшой, в рамках праздника всяких конструкций навезли двадцать вездеходов. Так что никто бы ничего и не заметил, если бы не Кузнецов, который заверял какое-то приложение к договору, не поленился изучить текст базового документа и обнаружил, что передвижным декорациям был посвящен отдельный субконтракт с фирмой, принадлежавшей дочке Каменщикова. Через нее мы месяцем раньше цемент выцарапывали, когда на этом рынке случился очередной микродефицит. Но тогда все прошло как гвардеец по плацу, а тут и предмет поставок был слишком мизерным, и сумма мелкой, и особые условия непривычно жесткими. В общем, сделка казалась фиктивной с самого начала и ожиданий не обманула. Кузнецов все рвался на откровенный разговор с Каменщиковым, сегодня дорвался, тот его осмеял и посоветовал меньше пить. Сергея замучили тревожные предчувствия, которыми он поделился с приятелем. А приятель пинками заставил его доложить начальству. И теперь Кузнецову было стыдно.

– Понятно, – сказал я со всей возможной легкостью тона и голоса. – Почему сразу не доложили?

– Что своих-то... – буркнул Кузнецов.

– Своих? – уточнил я, заводясь. – Своих?! Сергей, у нас тут даже солярку с тягачей не сливают, на нашей территории даже коренные не пьют, у нас ни одной драки за три месяца не было. А тут воровство, на верхнем этаже. И это свой?! Человек нам в ладошки насрал, и он свой? Ты что, дурак совсем, что ли? Он что должен сделать, чтобы чужим стать? Живот тебе разрезать, в тарелку плюнуть, что?

– Ладно, всё, – сказала Кузнецов.

– Что ладно-то? – спросил я и додумался наконец глянуть на семью с начальством.

Рычев уже косился. Почуял что-то змей носатый. И Элька смотрела. Тревожно. Опять будет дергаться и подыхать от беспокойства за любимого супруга.

Я спросил:

– Сергей, ну ты все понял?

Кузнецов кивнул.

– Короче, молодец, что сказал все-таки. Не дергайся, все будет правильно. Я разберусь. Впредь такие вещи мне сразу говори, без уговоров со стороны, это самое, юных товарищей. Все, пошли знакомиться. – И прикрикнул на Игоря: – И ты с нами, чего встал?

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.