Страница 1 из 12
Виктория Токарева
Ни с тобой, ни без тебя
Но вдруг…
Девочка росла страшненькая: глаза выпученные, рот от уха до уха. Жабенок. Но вдруг… Выросла и превратилась в красавицу – большеглазая блондинка с пышным ртом.
Имя – Алла. Одинаково читается туда и обратно.
В жизни Аллы три удачи. Первая – красота. Без нее жить скучно. Все становится серо-белым, как на старых фотографиях.
Вторая удача – семья: папа, мама, старший брат Игорь. Мой дом – моя крепость.
А третья удача – тетка Галина, родная сестра матери. Тетечка.
Галина – ровесница века, делала революцию, строила новую жизнь. И построила.
Новые власти в благодарность дали Галине квартиру в лучшем месте (семнадцать минут от Кремля), дачу в лучшем месте – полчаса от Москвы. Машина у нее была казенная, поскольку Галина – большая начальница. Зарплата большая. Хватало на все и оставалось. Деньги некуда девать, тоже проблема.
Личная жизнь не сложилась: ни мужа, ни детей. Почему так получилось? Евреи виноваты. Молодые еврейки в свое время расхватали лучших парней в партии. А худшие – кому нужны? И в результате – одна, хоть и со всеми удобствами. Из близких родственников – только сестра и племянники, особенно Аллочка, похожая на Галину как две капли воды: те же глаза, тот же рот от уха до уха.
Аллочка спрашивала:
– Тетечка, почему у тебя такой большой рот?
– Удобнее «ура» кричать, – отвечала Галина.
Галина обожала племянницу и все свое имущество – квартиру в лучшем месте и дачу в лучшем месте – завещала Аллочке. Получилась богатая невеста.
После школы Алла поступила в правильный институт. Главная дисциплина – марксизм-ленинизм. На теткином примере Аллочка осознала: надо дружить с властью, идти проторенным путем и не искать новых дорог.
Правда, не все было ясно. Например: выполним пятилетку в четыре года. Получалось, что пятилетний план как прокрустово ложе. Можно усечь, а можно растянуть. Экономисты – ученые люди. Они считают и выдают результаты расчетов. А если результаты можно менять, тогда зачем считать?
Далее: западная конкуренция – это плохо, а соцсоревнование – это хорошо. Какая разница?
Но по большому счету Аллу интересовали только две позиции: любовь и богатство. Любовь на фоне богатства.
С любовью складывалось не просто. Алла вымахала выше брата Игоря – метр семьдесят пять. Высокая, длинноногая, плоская, как юноша. Такая внешность войдет в моду через двадцать лет, в восьмидесятые годы. А тогда, в шестидесятых, модной была Мерилин Монро: средний рост, талия, круглая попка, сиськи. Два бюста: спереди и сзади. Сплошная женственность.
Алла комплексовала: она не нравилась себе самой и парням попроще, но пользовалась успехом у иностранцев. На танцах в общежитии ее приглашали исключительно иностранные студенты: венгры, поляки, студенты из ГДР.
Были еще монголы. Других, более качественных иностранцев: японцев, итальянцев, американцев, французов, – не имелось в наличии. Только социалистический сектор.
Алла не догадывалась, что она очень красивая: белокурая, синеглазая, тонкая, вытянутая как струна. Просто ее красота опередила время.
Алла не знала себе цены и очень удивилась, когда в нее влюбились сразу двое: секретарь комсомольской организации Михайло, и поляк Марек. Михайло – вполне симпатичный, но не породистый. Как собака-дворняга. Вроде все при нем, но…
Михайло приехал в Москву из северной глубинки, как Ломоносов, за что и получил прозвище «Михайло». Звезд с неба не хватал, однако не дурак. Быстро сориентировался и занял командный пост: секретарь комсомольской организации. Пост невелик, но ведь это только начало. Эти ребята из глубинки относились к жизни серьезно. Не напивались как свиньи, выбирали правильных девушек.
Революция выкосила подлинную интеллигенцию, создала новую – из рабочих и крестьян. Михайло собирался пополнить собой этот плодородный слой.
Встречаясь с Аллой, не мог сдержать страсть, набрасывался с поцелуями. От него неизменно пахло тройным одеколоном. Запах свежий, но не изысканный. Впрочем, как и сам Михайло.
Марек – совсем другое дело. Не из глубинки, а из столицы. Варшава – это почти Париж. Он никогда не набрасывался с поцелуями. Просто смотрел. Но как он смотрел… И какое лицо… Брови высокие, рот немножко детский, как у молодого Янковского. Но дело не в отдельных чертах, а в музыке лица. Как будто все черты собраны в божественный аккорд. Алла слышала этот аккорд и млела.
Она постоянно поворачивала голову в его сторону. Как подсолнух к солнцу, и он чувствовал взгляд. Оборачивался.
Так они и ходили, как слепые, ничего не видя вокруг, только друг друга.
Девственность она потеряла на берегу пруда. Они с Мареком просто начали целоваться и не смогли остановиться.
Алла почувствовала мгновенный укол, вскрикнула и с силой оттолкнула любимого руками и ногами. Он отлетел прямо в пруд.
Стояла поздняя осень. Вода – два градуса. Воспаление легких обеспечено.
Алла вытащила Марека – дрожащего, ничего не понимающего. Его грубо оттолкнули на самом пике блаженства. За что?
Она обнимала его, грела своим телом, могла бы умереть, если бы понадобилось. Марек, клацая зубами, произнес слова любви. На всю жизнь. Навсегда. По ее лицу текли слезы счастья, а по ногам капли крови, такие же теплые и соленые, как слезы. То и другое имело вкус морской воды. И становилось очевидно, что человек возник из океана, а не откуда-нибудь еще. И околоплодные воды беременных женщин – это тоже океан.
Алла вытерла кровь руками, а Марек целовал ее руки, и его лицо было в священной крови.
Луна стояла над ними как свидетель, светила неоновым светом. Какая ночь…
Была назначена помолвка. Пусть все узнают о предстоящем серьезном шаге. Пусть все поймут: у Аллы любовь, а не просто так.
Все и узнали. Некоторые искренне порадовались. Любовь – это главная удача жизни, когда двое находят друг друга в толпе, могут ведь и не найти.
Некоторые позавидовали. Завидуют даже хорошие люди.
Некоторые остались равнодушны: какая разница – что происходит за пределами их собственной жизни. Пусть выходит за поляка, уезжает в Варшаву. Тоже мне заграница…
Михайло отнесся легкомысленно. Просто не поверил.
Сказал: «Не может быть».
Ему возразили: «Как же не может быть, когда скоро свадьба».
«Это мы еще посмотрим». Михайло прекращал разговор и уходил, посвистывая, – непробиваемый, жизнерадостный и непородистый, как дворняга.
Но был один человек, который буквально подскочил от ужаса. Старший брат Игорь. Он работал в секретном ящике. Это был особый высокопоставленный ящик. Тетка Галина засунула туда племянника с большим трудом.
– Замуж за иностранца? – взревел Игорь. – Ты хочешь сломать мою жизнь?
– При чем тут ты? – не поняла Алла.
– Меня выгонят с работы на другой же день. И больше никуда не возьмут. Кто будет кормить моих детей? Ты?
– Да какой он иностранец? Поляк…
– Меня не просто выгонят. Меня разжалуют, – уточнил Игорь.
– Но почему?
– Потому что я – носитель государственных секретов. У меня подписка о неразглашении.
– А я при чем?
– Я должен буду указывать в анкете, что у меня родственники за границей. А ты – ближайшая родственница. Родная сестра.
– У меня любовь, – упавшим голосом сказала Алла.
Игорь перестал орать. Проговорил спокойно:
– Я тебя умоляю. Хочешь, на колени встану?
Брат действительно встал на колени. Это было ужасно. Высокий, красивый, сильный брат, похожий на былинного Алешу Поповича, – и на коленях. Когда он орал, было легче.
В комнату вбежала Люська – жена брата с грудным ребенком на руках. Воткнула ребенка Алле и тоже грохнулась на колени. При этом зарыдала, взвыла, как пожарная сирена. Грудной ребенок проснулся и поднял крик, широко раззявив крошечный рот. Были видны его голые розовые десны. Беззащитный человечек. Даже нет зубов. Даже есть не может, только сосет молоко.