Страница 13 из 44
— На блатном, — объяснила Аля.
— Боже… — испугалась Марина. Шестилетняя Аля разбирается в блатном жаргоне. Что из нее вырастет?
— Если я их сдам, — объяснил Олег, — то они придут и завалят всю мою семью.
— Завалят? — переспросила Марина. — Это что, изнасилуют?
— Убьют, — уточнила Снежана.
— Кого? — похолодела Марина.
— Всех, — весело заключил Олег. — Придут и замочат.
Что такое «замочат», Марина поняла без объяснений. Ясно, что замочат в крови.
Марина перестала есть. Она просто не могла проглотить то, что было у нее во рту. И выплюнуть не могла. Она сидела с набитым захлопнутым ртом и в этот момент была похожа на лягушку, поймавшую комара.
Олег посмотрел на тещу и сказал серьезно:
— Марина Ивановна, вы законопослушный человек. Вы думаете: моя милиция меня бережет. Да? А сейчас другое время. И милиция другая. Сейчас менты. Я сдам бандитов, а менты сдадут меня. Понятно?
Марина сглотнула наконец. Повернулась к дочери. Раздельно произнесла:
— Или я. Или он.
— Он, — ответила Снежана.
— Ты меняешь родную мать на чужого мужика? — задохнулась Марина.
— Мы же говорили… — спокойно напомнила Снежана.
Вот и весь разговор. Коротко и ясно.
Последние полгода Марина работала в коттедже у банкира. У банкира — целый штат челяди: шофер, няня к ребенку и домашняя работница. Сокращенно: домраба. Именно этой рабой была Марина. Ей платили двести долларов в месяц, в то время как учителя в школе получали в десять раз меньше. Марина могла на свою зарплату снимать жилье, питаться и еще откладывать на черный день.
Марина совмещала в себе горничную и кухарку. Продукты питания были в ее распоряжении.
От многого немножко — не кража, а дележка. Марина откладывала кое-что для Алечки, так, по мелочи. Она называла это «сухой паек» и прятала паек в хозяйственную сумку. Сумку ставила в уголочек прихожей, чтобы не бросалась в глаза. Потом принималась за уборку.
Дом — большой, пятьсот метров. Марина вначале уставала, потом привыкла. Моющий пылесос, современные моющие средства и даже тряпки для мытья пола — все было заграничное, удобное. Дом сверкал чистотой.
В ванной комнате стояли тренажеры. В подвальном помещении — бассейн с подогревом. Все здесь было приспособлено для здоровья и долголетия. Обслуга в бассейн не допускалась. Для обслуги полагался душ.
Самого банкира Марина не видела. Он постоянно отсутствовал, зарабатывал деньги. Как Олег. Но банкир работал на себя, а Олег — на бандитов.
В спальне стояла фотография банкира: молодой и квадратный, как шкаф. Но ничего. С такими мозгами и с такими деньгами можно быть и шкафом.
Домом распоряжалась жена банкира Света. Света, с точки зрения Марины, походила на куклу Барби, сделанную в обществе слепых. Лицо — длиннее, чем надо, а тело — короче. При этом — белые прямые волосы и глубокое декольте — зимой и летом.
Марина догадывалась, что этот банкир слаще морковки ничего не ел. Барби обнаруживала его комплексы. Вот такую он хотел: блондинку с сиськами, но купил не в том магазине.
Марина тяжело вздыхала: разве Снежана хуже Светы? Лучше. Нежная, хрупкая, большеглазая девочка. Вот бы Снежана вышла за банкира, тогда Марина жила бы в этом доме хозяйкой, делала зарядку на тренажерах, плавала в бассейне, растила бы Алечку. А теперь вместо Алечки — Ниночка.
Ниночка, дочь Светы от первого брака, мордастая, со вздутыми щеками, росла как принцесса — вся в любви и витаминах. Ей полагалась нянька в отдельное пользование и индивидуальный уход. Она спала сколько хотела, потом ее кормили и водили гулять в песочницу, где Ниночка общалась с себе подобными.
Марина вспоминала, как она будила Алечку в детский сад, как Алечка не могла проснуться, и несправедливость стучала в груди, как пепел Клааса в сердце Тиля Уленшпигеля. Марина поджимала губы, чтобы справиться с разъедающим чувством. Она понимала, почему в семнадцатом году большевики подбили народ на революцию. «Грабь награбленное». Если бы сейчас появился новый Ленин и кликнул клич, Марина оказалась бы в первых рядах.
Приезжала мать Светы — ровесница Марины. За рулем, с мобильным телефоном. Она звонила, ей звонили. Чувствовалось, что ей все нужны и она, в свою очередь, нужна всем.
Марина смотрела на тещу и грезила наяву. Если бы она была банкировской тещей, тоже завела бы свое дело. У нее столько нераскрытых способностей. Марина бы выучилась водить машину, ездила в Москву, посещала модные тусовки, и ее показывали бы по телевизору. А может быть, завела бы себе поклонников и вертела бы ими. Вела молодую жизнь с маникюрами и мелированными волосами. А что? Пятьдесят лет — разве это старость? Старят не года, а бедность и неблагодарность.
Неблагодарность относилась не только к детям, но и к обществу. Где ты, Советский Союз, так любимый ею? Кто ты, сегодняшняя страна, которая превратила ее в бомжиху и обслугу?
Марина вздыхала, поджимала губы, смотрела по сторонам на чужое великолепие. Хорошо бы проснуться — и все как раньше. Все равны. Политбюро — как апостолы при Христе. Никто про них ничего не знает.
А сейчас — гласность. Все знают все. Как тонет подводная лодка с молодыми мужчинами. Как голодают шахтеры. Как воруют власти предержащие, и это называется «нецелевое использование». Как каждый день в Чечне убивают друг друга. И при этом кто-то плавает в бассейне и пользуется чужим трудом…
У одних — все. У других — ничего. Кто Там, наверху, этим занимается? Наверное, в небесной канцелярии сломался компьютер и сигналы не поступают.
Бывают дни, когда воедино стекается все хорошее. А бывает — наоборот: удары судьбы подкрадываются, как волки, с разных сторон и нападают одновременно.
Марина уходила, как обычно, отработав свои пять часов. На террасе ее остановила Света и сказала:
— Дайте, пожалуйста, вашу сумку.
— Зачем? — спокойно спросила Марина, хотя это спокойствие далось с трудом.
— На досмотр, — объяснила Света и потянула к себе сумку.
Марина уступила. Не будет же она драться.
Света перевернула сумку вверх дном. На веранду посыпалась мелитопольская черешня — сухая и крупная, три лимона и три яблока. Плюс рыбка в фольге. Собака сеттер подбежала и тут же съела то, что ей понравилось. Фрукты она только обнюхала.
— Вы уволены, — сказала Светлана.
Марину обдало жаром. Лицо горело. Она поняла, что ее заложила нянька. Сволочь.
— Вам что, жалко? — спросила Марина. — Это же мелочь…
— Мелочь, — согласилась Света. — Но я не знаю, что вы захотите украсть в следующий раз.
— Я не воровка, — обиделась Марина. — Я интеллигентный человек. У меня высшее образование.
— Интеллигентные люди не берут без спроса. А высшее образование может получить любой жлоб. Сколько угодно жлобов с высшим образованием.
Света протянула Марине расчет. В конверте. Марина поняла, что спорить бесполезно.
— Я больше не буду, — пообещала Марина.
— Я не хочу об этом думать, будете вы или нет.
Рынок рабочей силы был огромный. Спрос превышал предложения. Таких, как Марина, было гораздо больше, чем таких, как Света. Свете гораздо проще было взять незатейливую хохлушку лет сорока, которая не вздыхает, губы не поджимает и по сторонам не глядит.
— До свидания, — проговорила Света и протянула Марине пустую сумку.
Марина молча взяла сумку и пошла, глядя под ноги, стараясь не наступить на черешню.
Сеттер бежал следом, провожая до калитки. Он любил Марину и всегда норовил поцеловать ее, допрыгнуть до лица.
Марина подошла к даче и не увидела машины Олега. Ступила на порог — шкафы пусты, все раскидано, как будто обокрали. Было заметно, что собирались второпях.
Марина заглянула на половину хозяев.
— Ты моих не видела?
— Они уехали, — ответила хозяйка.
— А что-нибудь сказали?
— Сказали: до свидания.
Марина вернулась на свою половину и легла на кровать.