Бодлер

Кстати, по поводу актрисы — речь пойдет о Мари Добрен. В августе 1847 года в театре «Порт-Сен-Мартен» она играла главную роль в «Золотоволосой красавице», феерии, основанной на сказке госпожи д'Онуа и созданной братьями Коньяр, Шарлем Теодором и Жаном Ипполитом. После «Трехцветной кокарды», поставленной в 1831 году, эти двое шли от успеха к успеху со всеми пьесами, будь то водевили или мелодрамы, популярные ревю или комические оперы, именно в их «Лесной лани» дебютировала двумя годами раньше Лола Монтес после возвращения из Пруссии.

Подобно Лоле Монтес, миловидная Мари Добрен в свои двадцать лет обворожила Бодлера. Они полюбили друг друга, но очень скоро весьма недружелюбно расстались, оба желая, чтобы их пути никогда больше не пересекались.

НА БАРРИКАДАХ

К концу 1847 года Бодлер оказался совсем на мели. Обремененный долгами, не в силах более терпеть этого, он обратился к матери, зная, что ее муж, генерал Опик, только что был назначен комендантом Политехнической школы. В длинном письме Шарль поведал ей о своем плачевном положении.

«Счастливый от обладания квартирой и мебелью, но совершенно без денег, я два или три дня искал помощи, и вот в понедельник вечером, вконец измученный, расстроенный и голодный, я вошел в первый попавшийся отель и с тех пор там нахожусь, и на то есть причина… Израсходовал я не очень много, каких-нибудь тридцать или тридцать пять франков за неделю, но это еще не все. Полагаю, что по Вашей доброте, к несчастью, всегда недостаточной, Вы соблаговолите вытащить меня из глупой ситуации, в какую я попал, но что мне делать завтра? Ведь праздность меня убивает, точит меня и пожирает <…> Мне случалось по три дня валяться в постели то потому, что не было белья, то из-за отсутствия дров… В последний раз, когда Вы любезно дали мне пятнадцать франков, двое суток перед этим, то есть сорок восемь часов, я ничего не ел!»

Далее он сообщал, что принял «искреннее, необратимое решение» покинуть Париж, уехать жить на остров Маврикий и стать воспитателем детей Эммелины, прекрасной креолки, и Антуана Отара де Брагара. Это ему будет не в радость, а «в наказание и во искупление своей гордыни».

Однако он сразу отказался от своего намерения, как только госпожа Опик прислала ему немного денег. Но вместо того, чтобы предаться праздности, Бодлер обдумывает варианты новелл и даже романов, одни — в ироническом и реалистическом духе «Хвастуньи», другие — более близкие по стилю к фантастическим историям Бальзака, Готье или Нодье, умершего в 1844 году. Бодлер записывает названия, порой в нескольких строках набрасывает планы: «Невидимый маркиз», «Роковой портрет», «Исландская цикута», «Обожаемая негодница», «Автомат», «Любитель красненького», «Девственная любовница», «Кредо любимой женщины», «Самоубийство в ложе бенуара», «Аналитический метод для проверки чуда»…

У него есть общие планы с Шанфлёри, с которым он теперь часто встречается, главным образом в кафе «Ротонда», расположенном на углу улицы Экольде-Медсин и улицы Отфёй, в тридцати метрах от своего родного дома. Более всего их сближают интерес к карикатуре и почти слепая страсть к Домье[27]. Их литературные вкусы совпадают не всегда, а бывают и вовсе противоположными, но оба, безусловно, ценят друг друга. В январе 1849 года Бодлер пишет заметку, посвященную трем томам рассказов Шанфлёри: «Бесценный пес», «Бедный трубач» и «Отблеск огня». Он хвалит его стиль, «широкий, неожиданный, резкий, поэтичный, как природа», без «напыщенности и литературщины».

Шанфлёри знакомит Бодлера с Гюставом Курбе, который с удовольствием принимается писать его портрет: черные коротко остриженные волосы, вздернутый нос, развязанный на груди галстук; он курит трубку, сидя за столом, где разложены книги, папка с рисунками, чернильница и прекрасное гусиное перо; опершись левой рукой о диван, он поглощен чтением какого-то толстого тома, что-то вроде словаря, которым, судя по всему, пользовались бесчисленное количество раз. Ничего общего с портретом, написанным в 1844 году несчастным Деруа, где Бодлер изображен с растрепанными волосами, бородкой и усами.

Затем, опять-таки благодаря Шанфлёри, он подружился с Жаном Валлоном, молодым очень образованным философом, безмерно увлеченным Гегелем, стремившимся найти решение сложных политико-религиозных проблем, и Шарлем Тубеном, сотрудничавшим с «Корсэр-Сатан», уроженцем Ду, его интересовали археологические и фольклорные исследования, и в Париж он приехал, чтобы подготовиться к конкурсу на должность преподавателя высшего учебного заведения.

Когда 22 февраля 1848 года снова разразилась революция, все эти богемные художники внезапно осознали себя сторонниками восставших против существующего режима и радетелями за формирование более справедливого общества, более человечного и гармоничного. Их воодушевляли теософско-мистическое учение Эмануэля Сведенборга, проповедовавшего свободную волю, и утопические идеи философов-социалистов Шарля Фурье, Жозефа Прудона и Пьера Леру, друга Жорж Санд, который и ввел в обиход понятие «социализм»[28].

По мнению этих ученых мужей, буржуазия присвоила себе права, завоеванные в 1789 году[29], гражданское равенство оказалось всего лишь иллюзией для бедного труженика, не защищенного новой системой, которая эксплуатирует его и лишает привилегий. Как писал Фурье в своей «Теории всемирного единства», разум «ничего не сделал для счастья, раз не предоставил социальному человеку то благосостояние, которое является предметом всех вожделений». Под социальным благосостоянием Фурье понимал «распределенное изобилие, которое спасает от нужды наименее богатых людей и обеспечивает им, по крайней мере, минимально участь», именуемую «средним буржуазным достатком».

Несмотря на то что Франсуа Гизо[30] запретил любые сборища, группа студентов и рабочих около трех часов пополудни прошла по бульварам и Королевской улице. Увеличиваясь на каждом перекрестке, она в конце концов заполнила площадь Согласия, а тем временем был организован конный отряд солдат муниципальной гвардий, получивший приказ зарядить оружие и разогнать толпу.

И в гуще этой бурлящей толпы, этой распаленной, неистовой толпы оказался Бодлер. К величайшему удивлению Курбе и Тубена, тоже находившихся там.

Они не могли понять, что с ним случилось, ведь Бодлер всегда открыто выражал неприязнь к политике и всегда презирал республиканцев — недругов «роз и ароматов», Ватто, Рафаэля, роскоши, «изящных искусств и литературы», словом, людей, с которыми не следовало церемониться.

Когда на Елисейских Полях появились пешие гвардейцы, Бодлер и его товарищи укрылись на парапете сада, окаймляющего площадь. Горстка бунтовщиков неожиданно захватила и подожгла караульное помещение. И тут какой-то солдат вонзил штык в грудь рабочего, пытавшегося спрятаться за деревом. Бодлер и Курбе в ужасе поспешили сообщить об этом Эмилю де Жирардену, директору «Прессы», крупной популярной газеты, основанной в 1836 году.

На следующий день, 23 февраля, все они, в том числе и Шанфлёри, собрались на прилегающих к площади Шатле улицах. Все двери домов были закрыты. То тут, то там стали воздвигаться баррикады. Слышались стрельба, стук деревянных башмаков по мостовой, непрестанные вопли. На бульваре Тампль восставшие узнали об отставке Гизо. Охваченные энтузиазмом, они размахивали красными флагами. Со всех сторон раздавались крики радости, сотни голосов грянули «Марсельезу» и «Марш жирондистов».

Двадцать четвертого февраля Бодлер вместе с Арманом Барте, безансонским писателем, с которым он также познакомился в кафе «Ротонда», очутился на перекрестке улицы Бюси. И вот оба они на баррикаде, и у каждого — охотничье ружье и патронташ, добытые во время ограбления лавки торговца оружием. Однако Бодлер возбужден гораздо больше, чем его приятель Барте. Он мечется из стороны в сторону и, не переставая, все громче кричит одни и те же слова: «Надо пойти расстрелять генерала Опика!»

27

Оноре Домье (1808–1879) — французский график, живописец и скульптор.

28

Любопытно, что Пьер Леру придумал также слово «символизм».

29

Имеется в виду Великая французская революция 1789–1794 годов.

30

Франсуа Гизо (1789–1874) — французский историк. С 1847 года глава правительства, свергнутого революцией 1848 года.