Наступление

Слановский дважды перечитал письмо Бойки. Припомнить родственников Траяна он никак не мог. А Траян спешил показать себя в лучшем свете, чтобы произвести самое хорошее впечатление.

— Я из околии, господин подпоручик, из Бенчории.

— Знаю, это у самого Осыма, но тебя я что-то не помню.

— Да вы были то в училище, то там, то сям. Мой одногодок — Луканче. Я в Скопле закончил школу санитаров. За политическую деятельность попал в тюрьму. В начале войны был в одной гвардейской роте пятой армии. Когда вернулся в село, партия направила меня работать в милицию.

— Как поживает там местный гений Матейчо? — спросил Слановский и сразу же вспомнил тот оскорбительный случай, когда Матейчо по указанию Данчо Данева сделал у него в доме обыск.

— Хорошо поживает. Управляет. Да что-то с женой не ладит.

— Почему?

— Да ведь знаете, он считает себя большим человеком.

— А как Калыч, Кунчо, дядя Митьо? — продолжал расспрашивать Слановский.

— У тех все в порядке. А о Данчо Даневе вы слышали?

— Да, кое-что нам известно. Так, значит, это правда?

— И еще какая! Говорят, его уже отправили на тот свет. Кто бы мог подумать, что он столько времени водил всех за нос?! Даже не верится!

— А что еще нового в селе? — спросил Слановский.

Траян многозначительно улыбнулся:

— Не знаю, сказать или промолчать?

— О чем?

— Будь я на вашем месте, — резко вскинул голову Траян, — я бы этого Матея Арапского разорвал на куски.

— За что?

— Да потому что он свинья!

— Это мне известно, — с досадой ответил Слановский.

— Плохой он человек.

— Ты что имеешь в виду?

— Он заставлял меня написать, что будто бы я, когда находился однажды в отпуске, видел, как вы арестовали наших односельчан и вечером их расстреляли.

— Ну и ты не написал? Почему?

— Да потому, что так нечестно. Он требовал также, чтобы я написал, будто в то же время как-то ночью случайно видел, как вы шептались с Данчо Даневым, и что, дескать, вы были с ним заодно. Если останемся живы и здоровы и вернемся домой, надо будет проучить его как следует.

— Это ему так просто с рук не сойдет, — нахмурившись, ответил Слановский. — А еще что?

— Распространяют всякие слухи. Поднимают голову земледельцы. Хотят взять власть в свои руки. Людям уже невмоготу от таких дураков, как Матей. Говорят также, что в окрестностях села появился бандит.

— Какой еще бандит?

— Ристо Шишманя. Весной, говорят, он хочет сколотить шайку и податься в Белицкий лес. А еще говорят, что в Балканах осталось сто тысяч фашистов. Они ждут, когда лес зазеленеет, чтобы тогда начать войну с властями.

— Кто подсчитал, что их сто тысяч? — улыбнулся Слановский.

— Да так говорят, мало ли что кому в голову взбредет…

В трех-четырех километрах от хутора Грабовец в графском имении разместился штаб полка. Здесь было достаточно помещений для всех полковых служб. Еще с осени для полкового врача подыскали отдельную квартиру, которая служила ему и жильем и лечебницей. У него часто собирались самые заядлые игроки в карты, и иногда к рассвету дело доходило до того, что из рук в руки переходили весьма крупные суммы.

В этот вечер в полковом лазарете собрались штабной горнист фельдфебель Пройчев, поручик Панов, переведенный из другой части на место поручика Генчева, и каптенармус, бывший официант Мато, низенький, быстрый, очень ловкий, с черными, как угли, глазами. Мато мастерски обыгрывал партнеров, доставая из рукава карты другой колоды, которую он прятал, как иллюзионист высокого класса.

Около десяти лет полковой врач капитан Гуджев болтался по университетам Италии, Франции и Германии, пока наконец не получил диплом. А когда вернулся в свой родной городок, то первое, что он сразу же сделал, — повесил у двери отцовского дома большую эмалированную табличку. Однако в частной практике ему не повезло, и поэтому его отец использовал связи своего дяди, полковника в министерстве, по чьей рекомендации Гуджева и направили врачом в армию. Капитан Гуджев не любил свою профессию, поэтому в каждом больном солдате видел прежде всего симулянта и занимался его лечением лишь в том случае, если температура у солдата была выше тридцати восьми градусов. Всю работу в полковом лазарете вел фельдшер Беязов, который почти безошибочно ставил диагноз. Благодаря ему удалось несколько раз избежать опасной эпидемии.

Десять дней назад игроки просидели за картами всю ночь. Мато обобрал тогда всех, и с того дня проигравшие ждали удобного момента для реванша. И вот этот день наступил.

Игру начали рано. Гуджев кроме всего прочего был еще и очень суеверным. Он придавал значение каждой примете. Всего час назад его вызвали в штаб, и, когда он выходил оттуда, на пороге ему встретилась хозяйка с полным ведром воды. Его сразу же озарила счастливая мысль: «С полным ведром меня встретила, значит, сегодня ночью мне наверняка повезет!»

Однако его надежды не сбылись. Мато выигрывал и самодовольно рассказывал избитые анекдоты. Он это делал нарочно, чтобы раздразнить Гуджева, так как хорошо знал, что тот легко заводится, когда проигрывает. Рука Гуджева дрожала. Он делал невероятные усилия, чтобы овладеть собой, потому что хорошо понимал: Мато ищет малейшего повода, чтобы обидеться и бросить игру.

Мато принес бутыль вина, и она, полная и еще нетронутая, ожидала своего часа. Он потянулся к ней, поставил солдатский котелок около кучи банкнот и, налив в него вина, лукаво подмигнул фельдфебелю Пройчеву:

— Погоди немного, обмою свое везенье.

— Очень уж торопишься. — Пройчев нервно тасовал колоду карт, завистливо поглядывая на кипу банкнот.

Мато подал бутыль Панову, тот попытался налить вина во фляжку, но рука его задрожала, и по одеялу коленям побежали красные струйки вина.

Гуджев кипел, глядя из-под насупленных бровей. По опыту он знал, что если начинают пить, то игре конец, а его и на этот раз обобрали до последней стотинки.

— Панов, это свинство, зачем разливаешь вино по одеялу?

— Ох, господин капитан, опять начинаете ругаться! — Панов отодвинул подальше бутыль и отпил несколько глотков из фляги. — Браво, Мато, отличное вино нашел!

— Э-э, тогда на здоровье, — лукаво подмигнул Мато и в свою очередь поднял котелок. Он отпил из него еще несколько глотков и вызывающе замурлыкал: — Дани, дуни, дундами, черный котик с усами! Лекаришка, ты опять просаживаешь, будешь снова денег просить, но только я не дам! Жалко, что в стольких больших государствах ты учился такой ерунде. Если бы я был на твоем месте, я бы уже стал профессором в Монте-Карло. А может, вы походатайствуете перед командиром полка? Я бы уже давно открыл курсы и научил вас хоть немного играть. А теперь вот вам! — Он вызывающе сунул средний палец под нос Гуджева и стал запихивать деньги в карман.

Черные густые усы Гуджева нервно зашевелились. В глазах вспыхнули злые огоньки. Его продолговатое лицо скривилось, как от боли, и он поднял кулак, готовый наброситься на Мато.

— Кто позволил тебе так фамильярничать, со мной, хулиган?! Я тебе неровня. Я оказываю тебе честь!.. — Гуджев уже не мог остановиться.

Мато встал, застегнул левой рукой карман куртки, где были деньги, а правой приготовился отразить удар врача.

— Ах, значит, вот в чем дело? — вызывающе бросил он. — Выходит, я хулиган? А разве ты не знаешь, что рыбак рыбака видит издалека? Я, что ли, к вам клеюсь? Уж не думаешь ли ты, что мне не хватит в полку дураков? Сюда, — показал он на верхний карман куртки, — я положу все, что только можно у вас взять.

— Мато, — призывал его к благоразумию Панов, — это уж слишком!

— Ты полегче, а то приложу промеж глаз — от тебя мокрого места не останется, — пригрозил дерзкому Мато и фельдфебель Пройчев.

— Дани, дуни, дундами, черный котик с усами! — пропел Маю еще более вызывающе и сделал шаг к двери.

— Вон отсюда, подонок! — вышел из себя Гуджев.

Мато повернулся к дверям и случайно толкнул ногой бутыль. Вино разлилось по полу.