Страница 18 из 32
Кактус быстро свыкался с вещами, и когда плащ беззвучно затрясся, словно бы от смеха, он спросил его в упор:
– Слушай, друг, как тебя зовут? Меня, к примеру, Константин, но если ты не выговоришь, зови просто – Костя.
После подобного разговора журналист окончательно пришел в себя и, сев на диване, тоже обратился к плащу:
– Скажи, наконец, кто ты? Я ведь знаю – всё, что происходит в этой комнате, совершаешь ты. Мне не то чтобы любопытно, но хотелось бы понять: кто ты и каким образом перемещаешься? Почему у тебя такой большой глаз и куда он исчез?
Плащ подплыл к нему, повис в воздухе, затем из объемного сделался плоским, аккуратно сложился, как при упаковке в магазине, и упал прямо ему на раненую руку. При этом легкая ноющая боль в ране пропала, бинт треснул и растворился в воздухе, как кусочек сахара в стакане чая.
Павел отдернул Плащ и обнаружил, что от раны на руке не осталось даже шрама. Он ткнул пальцем в то место, куда попала пуля, и ничего не почувствовал. Мышцы были абсолютно здоровы. Он повертел плащ, решив, что это от него снизошла целительная сила и, отнеся в прихожую, повесил на вешалку. Остановившись в дверях комнаты, он вновь обратился к невидимке:
– Чего прятаться, выходил бы, поговорили, обменялись впечатлениями о жизни, о мире. Мне кажется, ты из пятимерного пространства?
Комната отвечала молчанием. Только Константин саркастически заявил:
– Да, жди, так он тебе свою душу и откроет. Ему нравится морочить нам голову.
В этот момент с натюрморта, висевшего на стене и изображавшего букет в вазе, под которым лежали зрелые аппетитные фрукты, сорвался сочный персик и шмыгнул в руку хозяина Вслед за ним материализовалась в цветах сиреневая астра, приняла объемную форму и, отделившись от плоскости картины, проплыла по комнате и упала, так сказать, к ногам кактуса, на что он тотчас же заойкал:
– Ой, ой, посмотрите, какие нежности! Какие мы, оказывается, деликатные, вежливые, – и уже обличающим тоном фыркнул: – Паш, это ж он подкупает нас.
На вид плод ничем не отличался от настоящего – румяный, ароматный, с ворсистой кожицей. Павел взглянул на картину: нарисованный персик и астра исчезли с полотна, и на их месте зияла чернота, точнее – темная масляная краска. Он поднес персик к губам и надкусил. Сладкий сок растекся по языку, сочная нежная мякоть буквально таяла во рту.
– Ну как, кобальтом или цинковыми белилами не отдает? – насмешливо поинтересовался Константин.
– Нет, самый настоящий, высший сорт. И как он его синтезировал – не понятно.
– Умен, хоть и одноглазый, – согласился кактус.
– Пойду к Валерию. Посмотрим, что он на эти фокусы скажет, – объявил Павел.
– Иди, иди, по дороге вторую руку подстрелят. Кто меня тогда поливать будет? – заворчал Константин.
– Ладно, подожду до утра, – согласился Павел.
Ночь прошла спокойно. А утром, даже не позавтракав, накинув на себя недавно гулявший по комнате плащ, он отправился к ученому.
Валерий сидел в кабинете за двухтумбовым столом и изучал чертежи.
– Проверяю – не допустил ли я ошибок при монтаже «Син-ген», – пояснил он после приветствия. – А у тебя дело ко мне?
– Да, интересные новости, – и он поведал о случившемся.
Рассказ Павла навел ученого на новые размышления.
– Да, если мы чего-то не видим, не замечаем или не понимаем, остается признать недоразвитость наших органов восприятия и мышления. Если где-то существуют другие цивилизации, то обязательно существует и разница в уровне развития. Я уверен, что с Разумом более высокого порядка люди встречались еще на заре истории человечества. Отсюда и причины возникновения религии на Земле. Она зародилась не из страха перед непонятными силами Природы, а из восхищения перед теми, кто в своем развитии стоит много выше диких племен. Из чувства страха человек создает оружие, а из чувства восхищения строит храмы, в которых поклоняется Высшему Разуму. Те, кто прилетал на нашу Землю, сказочно могущественны по сравнению с человеком и поэтому вызывали преклонение дикаря перед собой. Улетая, они, возможно, велели, как святыню, хранить память о себе, или эта идея была гипнотически внушена людям: почитать Высший Разум, равнять свои поступки и мысли на него и ждать его возвращения.
– Ты считаешь, что он вернулся именно ко мне в квартиру, – пошутил журналист, – и начал надо мной подшучивать?
– В твоей квартире происходят чудеса, которые не могут явиться плодом обычного земного интеллекта. Человек, к сожалению, ограничен в его способностях.
– Но разве ты не воскресил Пушкина и Ломоносова? – стал защищать человеческий разум журналист.
– Я всего лишь собрал готовую машину, которую придумали другие. Мне до такого не додуматься, – признался Валерий. – Всё было в их чертежах. Я даже не знаю – чьих. Загадки. Кругом одни загадки. У меня даже не хватает ума, чтобы их разгадать. Я перестаю себя уважать. И Пушкина я воскресил не того, и Ломоносова. Внешне походят, а таланты – не те. В чем причина – не пойму.
– Так ты считаешь, что в моей квартире обитает Высший Разум? – вновь переспросил журналист.
– Высший или какой-то другой, во всяком случае – нечто разумное. И то, что кактус заговорил, уверен – дело его рук. Он старается привлечь к себе внимание, подготовить нашу психику к встрече с ним. Человеческая психика очень тонкая и ранимая, человек даже от простых потрясений жизни сходит с ума, а здесь – и тем более.
– Мне кажется, я уже готов к встрече, – уверенно заявил Павел. – Меня абсолютно ничего не удивляет. Пробовал сегодня вызвать его на откровенный разговор – отмалчивается. Фокусы показывает, а сам прячется.
– Ему видней, – ответил Валерий и собрался еще что-то добавить, но в кабинет заглянула Клеопатра и пожаловалась:
– Валерий Сергеевич, а Пушкин из моей куклы выковырял пищалку и глаза. Вот, полюбуйтесь, – она бросила на пол растерзанную куклу: – И это вместо того, чтобы сочинять стихи. А сейчас он в вашей кофеварке греет суп.
– Клео, ябедничать нехорошо, – заметил ученый. – Ты сама-то выучила уроки, что я тебе задал?
– Конечно. И за это вы мне должны подарить коробку конфет, зефир в шоколаде и три бутылки «пепси-колы».
– С какой стати? – Валерий уставился на нее изумленно.
– А потому, что они мне очень понравились, – довольно просто объяснила девушка.
– Ну, только по этой причине не дарят, и за каждый урок тоже. Учиться – это ваш прямой долг и святая обязанность, если вы собираетесь хорошо жить в этом мире.
– А зачем мне учиться? Я выйду за вас замуж и нормально.
– Откуда ты такое взяла? – вновь удивился ученый.
– Мне тетушка Лида сказала, что если девушка желает быть счастливой, она должна выйти замуж за обеспеченного человека. А вы очень подходящий. Вот за Павла зачем мне выходить? Хоть он и симпатичней вас, но у него всего одна комната.
Валерий, смеясь, посмотрел на друга.
– Ты видишь – уроки тетушки Лиды она усваивает лучше, чем мои.
– Почему, я и ваши хорошо усваиваю, – воскликнула она с наивной простотой, не свойственной царице Клеопатре. – Я уже освоила весь алфавит, умею читать, писать, шить, – она стала загибать тонкие пальцы, – освоила утюг, стиральную машину, пылесос, электробигуди. Знаю, что младенцев в настоящее время кормят манной кашей и всевозможными питательными смесями, выпускаемыми пищевым комбинатом «Малыш», так что я стала очень современной девушкой. А вот Александр Сергеевич постоянно отлынивает от ваших заданий.
– Ладно, проверим, чем он занимается, – Валерий встал и направился к двери, подхватив валявшуюся на полу куклу.
Клеопатра задержалась в кабинете, опасаясь гнева Пушкина, на которого нажаловалась учителю.
По дороге, пользуясь отсутствием девушки, Валерий пояснил другу:
– Я все-таки пытаюсь расшевелить творческие способности в каждом испытуемом и даю им задания в соответствии с прошлыми их интересами. Ломоносова заставил изучить химию и физику, Бруно – современную астрономию и математику, Пушкина – основы стихосложения, ямбы, хореи. Не знаю только, чем занять Клеопатру и какие способности пробудить в ней. В истории я слабоват, кто знает, чему учили царей и цариц, да и считаю – все их наклонности в современной жизни излишни, поэтому учу ее по обычной школьной программе и стараюсь воспитать просто хорошей девушкой. Но дурные наклонности в ней то и дело лезут наружу. Вот, пожалуйста, пришла, нажаловалась.