Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 10

Не так уж много было у него в жизни подарков. Главным подарком оказалось его умение держать удар и быть первым в боях без правил. Он всегда выходил победителем, всегда! Но один раз уступил просьбе своего прежнего хозяина и согласился проиграть. Он не знал, соглашаясь, что его просто решили убрать с ринга. Такого вот непобедимого, несгибаемого, не чувствующего боли и редко идущего на компромисс.

Его убивали тем вечером, просто убивали, с удовлетворенной улыбкой, смакуя. Толпа улюлюкала и тыкала перевернутыми большими пальцами в пол. Потом выбросили за городом издыхать, а он взял и выжил. Убрал потом всех своих обидчиков, тихо, без лишнего шума и суеты, и главное, чисто! А после исчез с глаз долой, немного подретушировал внешность, начал одеваться иначе. Совсем перестал походить на себя, не узнавал его никто при редких встречах. Хотя, он знал, его не искали.

Не нашли бы, начни искать! Ни за что не нашли.

И тут этот прокол с тачкой! Угораздило его купить ее, а! Зачем она была ему нужна, если у Черных полный гараж разномастных тазов!

— Зачем тебе она?! — вытаращился, когда увидел, Владимир Сергеевич. — Моих, что ли, мало?!

Иван промолчал.

— Ладно, пусть стоит, — позволил тот великодушно. — Может, пригодится когда. Надеюсь, ты не на себя ее оформил? Ума-то хватило?

Ума не хватило. Именно на себя он ее и оформил, но он не признался.

Теперь что будет? Теперь по этой тачке на них могут выйти? Но разве же знал он тогда, что все так обернется?!

Он вдруг почувствовал, как у него задрожали колени, прямо как в тот раз, когда он вышел на ринг проигрывать. Так же вот сделалось смрадно и страшно, а коленки подогнулись. Иван провел подрагивающей рукой по коротко остриженным волосам, голове было прохладно, значит, где-то сквозняк. После того страшного избиения он малейшее дуновение своей башкой чувствовал. А лопатками опасность.

Он насторожился и прислушался.

Нет, в доме тихо. Слышно даже с того места, где он стоял — в центре холла у входной двери, — как тихо урчат в кухне морозильники и тикают часы в столовой. В доме никого нет, кроме заполошной девицы, вдруг подозрительно затихшей. А сквозняк, потревоживший его затылок, мог произойти и оттого, что дуло в замочную скважину, такое уже бывало.

Иван нащупал в кармане удавку, что смастерил собственными руками. Еще раз обошел весь дом, на всякий случай присматриваясь к окнам и форточкам. Одна, на площадке между первым и вторым этажом, и впрямь моталась на ветру распахнутой, он ее прикрыл и пошел в кладовку.

Кладовка вполне могла быть жилой комнатой, как-никак двадцать квадратов, там было и тепло, и сухо. Мог бы и он туда перебраться, в его конуре рядом с котельной ему сделалось вдруг тесновато от нажитых у Черных вещей и книг, которые он взялся читать с упоением, но в кладовке отсутствовали окна, и хозяин запретил.

— Мало ли что, Ванька! Вдруг пожар!

— И что?

— Как что?! Окон нет. Так и сгоришь заживо! Заживо себя похоронишь!

Он мог бы добавить, что заживо его уже хоронили, но промолчал. Принял решение Владимира Сергеевича, как единственно верное, и теперешнее его вынужденное решение он принял, хотя…

Хотя в глубине души, на самом, самом, не покрытом шрамами дне, теплилось какое-то странное чувство к этой бешеной девице. Это была не жалость, он давно уже никого не жалел. Это было любопытство, наверное. Недоумение, может быть. Непонимание.

Разве можно было так поступать с Владимиром Сергеевичем?! А раз поступила некрасиво, а он не понял, смирись! Сделай так, как тебе велят!

Она не сделала, бунтовала, орала, царапалась, швыряла в стену и дверь подносы с едой, и тарелки. Иван перестал ей их туда носить. Что проку? Все равно все превратит с мусор, а ему потом убирать. Все же ему убирать-то! И следы ее бешенства, и следы ее присутствия. И уборку он наметил на сегодняшний вечер и ночь. Сейчас, вот сейчас он успокоит бесноватую, а потом…

Дверь он запирал! Он точно помнит, что запирал! Надежный врезной замок с хитрым поворотом длинного ключа: два поворота влево, три назад. Он все это проделал! Чего тогда?! Чего дверь приоткрыта?! Свет пробивается тонким лучом. Его взгляд, как заколдованный, замер на острой светящейся полосе на дубовом паркете. Это говорило о чем? О том, что дверь не заперта! О том, что девицы в комнате нет! Потому и тихо, потому и…

Как такое возможно?! Как такое могло произойти?! Когда он ослабил внимание?! Когда она сумела выбраться отсюда?! Чем отперла дверь?!

— Эй, малышка, — неприятным, не своим голосом позвал Иван и потянул на себя дверь кладовки. — Эй, малышка, ты чего?

За дверью было тихо, но он мог поклясться, что комната обитаема. Там кто-то притаился, замер. Дыхание было осторожным и пугающим. Иван напружинил ноги, крепче сжал в ладонях ручки удавки и снова позвал:

— Эй, малышка… Ты чего там, а? Я пришел выпустить тебя… Давай, не дури!

Дыхание, что чувствовал Иван каждым нервом, сделалось плотным, грубым, оно наполнилось ледяным холодом, оно обожгло его легкие удушьем, застило его взгляд кровавым маревом.

Дыхание смерти, мелькнуло у него в мозгу за мгновение до того, как дверь кладовки с силой отлетела в сторону и, с хрустом вспарывая хрящи, в его кадык вонзился острый кусок осколка кафельной плитки…

Глава 5

— Я нашел машину, Валера!!!

Перед Мельниковым, тяжело дыша, стоял потный Володин и мотал перед его носом компьютерной распечаткой.

— Я нашел ее, нашел!!! Ух-ух-ух!!!

Володин молодым бабуином прошелся по кабинету. Поколотил себя в грудь растопыренными ладонями, плотно зажимая листок между большим и указательным пальцами правой руки.

— Я ее нашел!

Мельников сдержанно кивнул, настороженно наблюдая за перемещениями друга по комнате. У него дернулось левое веко и больно кольнуло в груди, когда он услышал новость, но приказал себе не пугаться раньше времени. Раз Володин ликует, стало быть, не все так ужасно.

Он потер вспотевшие ладони о штаны, протянул руку:

— Ну!

Володин спрятал бумагу за спину. Лукаво улыбнулся.

— А сплясать?

— Щас как заряжу в лоб, будет тебе танго! — прохрипел Мельников. — Чья тачка? Засвеченная?

— Да вроде нет, нормальный чел. В базе нет его. Иван Голубев, тридцати лет. Машину приобрел три с половиной недели назад. Транзиты еще не поменял.

— Что так?

— А я знаю? Может, блатные номера ждал. Короче, адресок там внизу. Поехали?

— Поехали, — кивнул Мельников и полез из-за стола.

Палящее солнце июня вспышкой ударило по глазам, стоило выйти из здания управления. Горячий асфальт жег пятки сквозь подошвы ботинок. Обильно приправленный выхлопами городской воздух кисельно колыхался над мостовой. Рубашка тут же прилипла к спине, по вискам и шее поползли капли пота.

Мельников поймал себя на мысли, что он боится не сдержаться, встретившись один на один с тем самым нормальным «челом», что увез его Олю на своем «Ситроене» с транзитными номерами. А что, если она до сих пор у него, решила оставить своего нареченного ради этого лихого водителя? Он же не просто так оказался возле дома Мельникова, приехал туда по Олиному звонку. Это же точно! О ее перемещениях не могли знать, если только не следили.

А могли?!

— Слышь, Валер, расслабился бы ты, а? — попросил его друг Володин, забираясь в огненное нутро машины. — А то, чего доброго, дел натворишь при встрече с этим Голубевым Иваном.

Встречи не получилось. Квартира, где значился зарегистрированным Голубев, была на замке, на звонки никто не открыл.

— Что будем делать?

Мельников подбоченился, тяжело задышал. В голове тут же сложилась повесть неожиданного романа Ольги с Голубевым, ее стремительное бегство от алтаря.

— Будем тревожить соседей, — смахнул он с себя душевную маету, — как в любимом кино: ты на первом, я на третьем…

Повезло, как ни странно, снова Володину. Тот наткнулся на словоохотливую молодую мамашу, нянчившую сонного полугодовалого ребенка.