Страница 15 из 51
Потом я увидел, как Эрик взбирается на холм с гитарным футляром в руке, а рядом с ним идет девушка с усилителем. Я так широко улыбнулся, что мне пришлось прекратить играть. Нуала ошибается. Если бы она и правда выглядела так, как я хочу, она бы выглядела в точности как девушка, поднимающаяся на холм вместе с Эриком.
Раскрасневшаяся от солнца и подъема Ди улыбнулась мне и, чуть задыхаясь, сказала:
— Может, в следующий раз будешь заниматься поближе к школе?
В тот вечер, выбежав в холмы за песней оленерогой фигуры, я смог подобраться ближе, чем раньше. Так близко, что я видел каждую веточку рогов на фоне кроваво-красного заката. Так близко, что я видел, как темная ткань плаща сминает траву. Так близко, что я лучше, чем когда-либо, слышал мучительную красоту мелодии.
Я слышал каждое слово его песни, но так и не мог понять, что она означает.
Я только знал, что она мне нужна.
После того как он исчез, я еще долго не шел обратно. Я сидел на холме и слушал шепот ветра в длинной траве вокруг меня. Я смотрел на звезды и желал большего, чем я есть, и большего, чем есть мир, и просто желал.
Джеймс
Салливан не стал назначать взыскание за то, что я проспал урок, и я решил, что больше проблем у меня не будет, но, очевидно, я ошибался. Он поймал меня перед уроками на следующий день и не дал зайти в класс.
— Сегодня можешь на занятие не приходить, Джеймс.
Из его комнаты тянулся аромат кофе.
— Я буду скучать без «Гамлета».
— В прошлый раз ты не слишком беспокоился.
— О боже, это все из-за прошлого занятия?
Салливан обжег меня взглядом, на котором можно было бы поджарить яичницу, и выпустил мою руку:
— Косвенно — да. Ты сегодня пропускаешь занятие, потому что у тебя встреча с Грегори Норманди.
Я видел это имя на визитной карточке, приложенной к моему пакету документов о приеме, и под ним было написано слово «президент». Я почувствовал себя котом, которого пытаются засунуть в наполненную ванну.
— А можно я просто миллион раз напишу «я больше никогда-никогда не пропущу урок»?
Салливан покачал головой:
— Это будет слишком бездарное применение для твоих талантливых пальцев, Джеймс. Ступай. Мистер Норманди ждет тебя в административном корпусе. Постарайся держать уровень яда пониже. Он на твоей стороне.
А я надеялся тихо и спокойно начать свое утро с «Гамлета»… Со стороны Салливана совершенно нечестно отправлять меня на встречу с представителем властей до обеда.
Я нашел Грегори Норманди в Маккомас-холле: небольшом восьмиугольном здании с окнами на каждой стороне. Я скрипел кроссовками по деревянному полу восьмиугольного вестибюля и смотрел на портреты на стенах — восемь мужчин и женщин в разных стадиях нахмуренности и облысения. Вероятно, основатели сего достойного заведения. Пахло цветами и мятой, хотя я не видел ни того, ни другого.
Проверив коричневые пластиковые таблички на семи из восьми дверей, я нашел имя Норманди и постучал.
— Войдите.
Его кабинет выходил на восток, и ослепительно-яркое утреннее солнце лилось внутрь через огромные окна. Когда глаза немного привыкли, я увидел Грегори Норманди за столом, на котором красовались стопки бумаг и две вазы с маргаритками. Я немного удивился, особенно маргариткам, поскольку хозяин кабинета был коротко, почти налысо острижен, а мускулатура у него была достаточная, чтобы запросто надрать мне задницу. Даже в рубашке и галстуке он выглядел не как президент учебного заведения, а как президент бойцовского клуба.
Норманди смотрел куда-то в область моего уха, и я не сразу сообразил, что он рассматривает шрам.
— Ты, наверное, Джеймс Морган. Рад нашей встрече. Садись.
Я сел напротив него и моментально утонул в мягких подушках. В окне за спиной Норманди я видел фонтан с сатиром.
— Спасибо, — осторожно сказал я.
— Как тебе в Торнкинг-Эш?
— С удовольствием каждый вечер заказываю еду в комнату.
Норманди состроил гримасу, которая мне не особенно понравилась. Похоже, Салливан предупредил его, что я — нахал, и я оправдал его ожидания.
— Итак, ты выяснил, что наш преподаватель волынки не соответствует твоему уровню.
Я мысленно примерил несколько ответов, но в итоге просто пожал плечами.
Норманди открыл бутылку колы, сделал глоток и поставил ее обратно:
— И наверное, ты недоумеваешь, зачем мы тебя сюда пригласили.
Я невольно прищурил глаза:
— Знаете, я именно об этом и думал. Но все равно польщен приглашением.
— А как ты полагаешь, твоей подруге Дейдре здесь нравится?
У меня по рукам побежали мурашки, и я спросил резче, чем собирался:
— Я здесь из-за нее?
Норманди средними пальцами передвинул взад-вперед какие-то бумаги. Движение показалось мне странно изящным.
— Как по-твоему, Джеймс, что у нас за школа?
— Музыкальная, — ответил я, зная, что ответ неправильный.
Он продолжал передвигать бумаги, не поднимая на меня глаз.
— Музыка интересует нас так же, как врачей интересует температура. Когда врач видит температуру, он почти наверняка знает, что в организме инфекция. Когда мы видим подростка с выдающимся музыкальным талантом, мы почти наверняка знаем…
Норманди поднял на меня глаза, ожидая, что я закончу за него.
Я не сводил с него глаз. Трудно себе представить, что он и правда говорит о том, о чем я думаю. Как там выразился Салливан? Учителя глубже, чем кажутся?
— Что я должен сказать? — спросил я.
Норманди ответил другим вопросом:
— Откуда у тебя этот шрам? Газеты писали про «несчастный случай». Вырезка приложена к твоему заявлению.
Я сглотнул и с удивлением услышал, как осторожно звучит мой голос:
— Чего вы хотите?
— Я хочу, чтобы ты сказал мне, если увидишь что-то странное. И в особенности если Дейдре Монаган увидит что-то странное. Мы здесь… — на слове «здесь» он выразительно ткнул пальцем в стол, — не просто так. И мы хотим быть уверены, что такие студенты, как вы с Дейдре, успешно доберетесь до колледжа. Без… помех.
Я потер мурашки руками:
— Зачем вы мне это говорите?
— Мистер Салливан слышал, как ты играешь. Он думает, что ты настолько хорош, что можешь привлечь нежелательное внимание. А Дейдре я слышал сам и сам понимаю ее возможности.
Странно было слышать, как он все время называл ее Дейдре, а не Ди. Как человек, который даже не знает, что ее нужно звать Ди, может разбираться в ее проблемах?
— Я вам сообщу, — сказал я и после длинной паузы добавил: — Это все?
Норманди кивнул, и я встал со своего места. Он поднял глаза:
— Я знаю, ты не хочешь говорить о Них. И не надо. Не мне тебе объяснять, что Их нельзя поминать вслух. Но, пожалуйста, сообщи Патрику — мистеру Салливану, — если ты его увидишь.
Я не сказал ему то, что думал. Я думал, что не то чтобы ему не верю, скорее я не верю, что он может быть полезен. Минувшим летом взрослые, знавшие о феях, сделали только хуже.
— Спасибо за заботу, — вежливо произнес я.
Это был первый и последний раз, когда я приходил к нему в кабинет.
Нуала
Джеймс много спит. Нетрудно догадаться, что он спит, когда ему скучно, грустно или когда он пытается убедить себя в том, что у него все отлично. Причем засыпает он в самое неподходящее время: утром посреди урока или под вечер, так что потом, когда остальной мир отдыхает, у него сна ни в одном глазу. Круглолицый сосед Джеймса твердо убежден, что режим «сплю-когда-хочу» — признак уверенности в себе, но я-то знаю, что Джеймс просто над собой издевается.