Страница 77 из 100
Ну чего он молчит, думала Наташка. Хороший парень, только самонадеянный немного. А это не страшно, главное, что не трус!
И они бы прошли мимо склада, потому что каждый думал о своем — и оба об одном и том же. Потому что каждого волновали не консервы и продукты, а идущий рядом. Потому что оба были молоды, и за всей шелухой, привнесенной извне, заимствованной у родителей и других взрослых, не пережитой и не выстраданной, а потому отвлеченной, было одно, такое индивидуальное и такое похожее.
Но Иван случайно взглянул на двери.
— Стоп! — скомандовал он. — Чуть мимо не пролетели.
И Наташка сразу же ожила, заулыбалась, заглянула ему в глаза, и он увидел, что она готова помириться. А еще он увидел в ее глазах тревогу и надежду.
— Выше нос! — Он улыбнулся и осторожно коснулся ее руки.
Ключ сработал как обычно. Вспыхнул свет, они вошли внутрь — и ахнули.
Склад был полон. Ячейки ломились от банок с замороженными консервами, в камерах висели огромные связки сублимированных колбас, во множестве лежали запечатанные пакеты с фруктами и овощами. У Ивана разбежались глаза.
— Вот это да! — прошептала Наташка. — Есть не переесть! Какой праздник будет в Приюте!
— Да, — сказал Иван. — Только как все это туда переправить?
— Что-нибудь придумаем. — Наташка схватила его за руки и закружила в счастливом танце: — Все было не зря! Какой же ты молодец!
Иван не пытался сопротивляться. Наконец Наташка угомонилась и поежилась.
— Слушай, здесь же холодно!
— Ничего, — сказал Иван. — Не замерзнем… И вообще, по-моему, пора бы и пообедать… Ах черт, рюкзаки-то наши на входе остались!
Где-то вдали возник странный вой — тревожный, будоражащий, проникающий в сердце. Он быстро приблизился и обрушился на них со всех сторон. Как ураган, как водопад, как нелепый кошмарный сон.
— Что это? — спросила Наташка севшим голосом.
— Боевая тревога, — сказал Иван и зачем-то поправил на шее лайтинг. — Бежим!
Они выскочили из склада и побежали по коридору, мимо вспыхивающих красным табло, мимо герметизирующихся толстых дверей, мимо человеческих скелетов, сквозь вой сирен, сквозь гул выходящей на усиленный режим системы вентиляции, преодолевая возникшую вдруг слабость в ногах и стараясь не думать о том, что будет через несколько минут.
Так уже бегали здесь. Сто двадцать лет назад. Только тревоги те были всего лишь учебные. Боевую тогда проспали. Она опоздала более чем на век. И на целую эпоху. Но все-таки она прозвучала.
Бог ты мой, думал Иван. Неужели удастся? Ведь никто об этом даже и не мечтал. Разве что Доктор… Не одно поколение прожило свою жизнь в пределах Приюта. Кондиционированный воздух; обеззараженная вода; питательные смеси на обед, завтрак и ужин; круглосуточный шум вентиляции за стенами; женитьба на той, которую тебе укажут… И никто не мечтал ни о чем другом!.. Те, кто жил когда-то под безопасным небом, старались не вспоминать об этом, дав обет молчания. Те, кто родился уже под землей, не знали ничего другого и принимали свою жизнь, как нечто данное судьбой, незыблемое и вечное. Постепенно первопоселенцы поумирали, и сети безысходности становились все крепче и крепче, потому что никто даже и не пытался их разорвать, потому что жить можно было только так и не иначе, а жить хотелось — в конце концов, самая худая, никчемная жизнь лучше красивой смерти… Так и жили. И жили бы и дальше, медленно угасая, если бы Доктор не опомнился и не представил себе, куда заведет такая жизнь. И тогда появились хрупкие детские мечты о небе над головой — небе покойном, без тревоги и угрозы, каким оно было миллионы лет, пока его не превратили в чудовище, которым матери стали пугать непослушных детей…
Бог ты мой, думал Иван. А ведь мы и изменились-то только потому, что нам появилось к чему стремиться. Я стал Зрячим, Наташка — Приводящей В Ужас… И ведь мы даже не догадывались ни о чем. Понимал все, наверное, только Доктор… Бедный, бедный полковник Коллинз! Он до сих пор воображает себе, что был и остается единственным правителем Приюта…
Наташка сильно толкнула его в плечо:
— Очнись! Что за задумчивость в самый неподходящий момент?
Иван мотнул головой и вернулся к действительности. Экраны на пульте сияли. На верхнем виднелось чистое небо, на средних — круглая поляна среди леса, на нижних двигались какие-то механизмы, производящие непонятные операции. Справа на дисплее высвечивались данные орбиты цели на последнем витке. Табличка показалась Ивану знакомой, где-то он что-то подобное уже видел. Черный Крест был еще за горизонтом, но уже отсчитывал секунды таймер, показывая время до входа цели в зону пуска. Погасли экраны с движущимися механизмами.
— Смотри! — прошептала Наташка и показала на изображение поляны.
Поляна ожила. Приподнялись и отошли в сторону огромные круглые крышки, поросшие высокой травой. Из открывшихся шахт выдвинулись решетчатые конструкции пусковых установок с длинными телами ракет. Пусковые тут же повернулись на юго-запад, откуда должен был появиться Черный Крест. Перед глазами вспыхнул транспарант: «Площадка № 1 к старту готова».
Иван уловил какое-то странное чувство, которого он никогда не испытывал: тревога вперемешку с ожиданием, и от ожидания этого у Ивана затряслись руки. Он посмотрел на Наташку. Она, судя по всему, чувствовала то же самое. Глаза ее блестели, на щеках играл пунцовый румянец, пальцы теребили воротник комбинезона. Наташка взглянула на него и улыбнулась виноватой, неестественной улыбкой. Иван показал ей большой палец.
Сэр, — послышался голос компьютера. — Я должен вас предупредить, что вероятность поражения цели не превышает двадцати пяти процентов.
— Какое это имеет значение? — сказал Иван хриплым голосом.
— Для меня никакого, а для вас, сэр, имеет… Вы можете погибнуть. Вместе с мисс…
Наташка побледнела. Иван задумчиво посмотрел на нее.
— Нет-нет, — сказала Наташка. — Я вместе с тобой. Я тебя одного не оставлю. Ни за что!
Иван почесал затылок.
— Может, все-таки… — начал он, но Наташка сказала: «Нет!» таким тоном, что Иван замолк.
— Для нас это тоже не имеет значения, — сказал он.
— Понял, — сказал компьютер. — Какой режим старта выбираете, сэр? Ручной или автоматический?
— Ручной, — сказал Иван, — только ручной!
Через внешние микрофоны донесся отдаленный грохот.
— Что это за шум? — спросил Иван.
— С северо-востока движется грозовой фронт, сэр, — сказал компьютер. — Наведению он не помешает. Аппаратура имеет абсолютную помехозащищенность от разрядов.
— Отлично! — Иван подмигнул Наташке. — Предки все-таки были толковые ребята.
И тут на верхнем экране появилась яркая серебристая точка. Странно, подумал Иван, совсем не похоже на крест. А на пульте опять бесились разноцветные огоньки и транспаранты, и пусковые начали одновременно задирать носы, словно связанные невидимой веревкой, и компьютер доложил, что цель сопровождается без посторонних помех, а таймер уже отсчитывал не минуты, а секунды, и когда он досчитал до нуля и компьютер объявил старт залпом, Иван аккуратно, не спеша, без всяких волнений надавил желтую кнопку. Чуть дрогнул пол, на средних экранах встали столбы ослепительного огня, в объектив камеры полетели какие-то ошметки, и изображение слегка размазалось. Внешние микрофоны донесли быстро угасший вдалеке рев, и когда он затих, раскатом прошелся по небу гром. И было непонятно: то ли эхо, то ли голос приближающейся грозы.
Изображение на средних экранах вновь установилось. Там брызгали пеной противопожарные системы, укутывая пусковые плотными облаками пара, и догорали на земле какие-то щепки. А ракеты уже появились из-за обреза верхнего экрана — все шесть маленькими искорками, роем, как безжалостные осы, неотвратимо двигались к цели, и было в этом движении что-то такое, от чего по спине Ивана побежали мурашки, а Наташка запрыгала и захлопала в ладоши.
— Расстояние от ракет до цели — пятнадцать миль, — доложил компьютер.