Страница 89 из 104
— А правда, что, находясь в тюрьме, Молодый вел переписку с Крогерами, которые отбывали свой 20-летний срок?
—Да. Как и всем узникам британских тюрем, нам было разрешено писать одно письмо в неделю. Свои письма — не более четырех страниц на небольших бланках—мы вкладывали в открытый конверт (это для удобства тюремной администрации контролировать нашу переписку) и отдавали надзирателям. Для супругов Крогер эти весточки были особо значимы, ведь они отбывали наказание отдельно друг от друга — в мужской и женской тюрьмах.
Конон всячески поддерживал своих друзей. Американцы тяжело переносили заключение, особенно Хелен. С этими удивительными людьми я познакомился уже в Москве после их освобождения. Скитаясь по английским тюрьмам, супруги Крогер смогли сохранить личную переписку и, навсегда покидая Великобританию, взяли с собой 345 писем — практически весь свой эпистолярный архив за все время заключения — с 1961 по 1969 год. Затем Питер систематизировал их по годам, и супруги до самой смерти бережно хранили у себя эти послания из прошлой тюремной жизни. Среди этой корреспонденции были и письма Гордона Лонсдейла.
Из тюремных писем Гордона Лонсдейла Хелен Крогер.
Вомвуд Скрабз. Тюрьма Ее Величества. 06.04.61.
«...Для нас троих очень важно во всем разобраться. Я очень взволнован нашими приговорами. Я знаю, что мы можем принять всё, что нам уготовит Бог... Днем я занят изготовлением брюк. Если бы ты только могла нас видеть за нашими швейными машинами, ты бы умерла от смеха. Когда-нибудь я сошью тебе пару брюк...»
Уинсон Грин-роуд, Бирмингем, 18. Тюрьма Ее Величества. 26.01.62.
«...для женщин разрешено пересылать в тюрьму туфли (черные, без каблука, конечно). Если это правда, то почему бы тебе не воспользоваться этим?»
— Они писали друг другу о бытовых мелочах тюремной жизни, философских учениях, британской политике и многих других вещах. А еще по этим письмам можно изучать географию британских тюрем, — продолжает Джордж Блейк. — Тюрьма Ее Величества Уинсон Грин роуд, Бирмингем; тюрьма Ее Величества Стиал, Уилмслоу, Чешир; тюрьма Ее Величества Вормвуд Скрабз, Лондон; тюрьма Ее Величества Паркхсрст, Ньюпорт, остров Уайт; тюрьма Ее Величества Саутхолл, Манчестер.
Так получилось, что во время своего заключения я стал невольным виновником ужесточения мер британской юстиции и тюремной администрации по отношению к Хелен и Питеру.
В первый раз это произошло в середине мая 1961 года, когда апелляционный суд должен был рассматривать прошение о смягчении наказания супругам Крогер. Но за месяц до этого состоялся мой арест, а примерно за неделю до заседания апелляционного суда по делу Крогеров — 3 мая — судебное слушание по моему делу. Естественно, на волне пещерной шпиономании и антисоветской истерии, которые захлестнули Англию, не могло быть и речи о снисхождении к двум «русским шпионам».
Второй раз это случилось в октябрьскую ночь 1966 года, когда я совершил побег. Тут же супругов Крогер перевели в другие места заключения с еще более жестким режимом содержания. Хелен направили в закрытую тюрьму, а Питера — в тюрьму строгого режима и повышенных мер безопасности на острове Уайт, где отбывали наказание самые опасные преступники. Здесь Питер Крогер провел последние три года заключения, вплоть до акта своего обмена. Но самым тяжелым испытанием для них стало сокращение количества свиданий. Вместо положенной по закону ежемесячной встречи теперь они могли видеть друг друга лить раз в три месяца. Их привозили в одну из тюрем, находившуюся где-то на полпути между местами их заключения, и в острожном покое они могли всего лишь один час поговорить друг с другом, да и то в присутствии надзирателя. В одну из таких встреч Питер подарил жене плюшевого мишку, который стал ее спасительным талисманом на все тюремные годы, и которого она через несколько лет привезла в СССР.
Впрочем, когда я, уже находясь в Москве, поделился с Хелен и Питером своими переживаниями, они рассмеялись в ответ и сказали, что порадовались за меня, узнав из газет о моем побеге. Более того, это придало им силы и укрепило надежду, что рано или поздно, но и они покинут застенки Ее Величества еще до окончания срока их наказания.
Из Указа Ее Величества Королевы Великобритании Елизаветы II от 23 сентября 1969 года.
«... Принимая во внимание некоторые обстоятельства, представленные на высочайшее рассмотрение, Мы соблаговоляем простереть Наше милосердие и прощение на поименованного Питера Джона Крогера и даруем ему помилование и освобождаем его от оставшегося по вышеизложенному приговору срока наказания на день двадцать четвертого октября 1969 года. По Нашему желанию и благоволению повелеваем освободить его из-под стражи, для чего настоящий Указ будет достаточным основанием».
В тот же день аналогичный Указ был подписан и в отношении Хелен Крогер.
— Вскоре советские разведчики уже были в СССР. Но, если говорить откровенно, их освобождение стало не столько актом «милосердия и прощения» королевы, сколько результатом политических усилий и оперативной работы советских дипломатов и чекистов. Дело в том, что в столице Советского Союза был арестован и осужден на пять лет английский шпион, попутно распространявший НТСовскую литературу, Джеральд Брук — преподаватель русского языка одного из вузов Лондона. Еще двое англичан отбывали в СССР наказание за торговлю наркотиками. Вот эту троицу после долгих и упорных переговоров на высшем дипломатическом уровне и обменяли на супругов Крогер, которые вернулись в Москву и еще долгие годы занимались подготовкой наших молодых разведчиков.
—Василий Алексеевич,—я вновь обращаюсь к Дождалеву. — А как происходил обмен Молодого на Винна? Г)де это было?
—В Берлине, если мне не изменяет память, на мосту через Шпрее, где проходила граница с западным сектором. А происходило все примерно так, как показано в фильме Саввы Кулиша «Мертвый сезон». Но, по сравнению с фильмом, в реальном обмене было меньше пафоса. Сам Конон Трофимович описал этот эпизод в своей книге так: «Девятого апреля 1964 года я понял, что решение об обмене принято. Можно было считать дни. Утром 21 апреля меня, заключенного номер 5399, отвели в баню. В приемной меня ждала одежда, в которой я был арестован: темный плащ, серый с зеленым отливом костюм, черные ботинки, белая сорочка, галстук... Во дворе тюрьмы меня посадили на заднее сиденье машины, которая покатила прямо в аэропорт к ожидавшему ее самолету военно-транспортной авиации. Мы приземлились на авиабазе Готов в английском секторе Западного Берлина. Снова пересели в машину... Наконец мы выбрались па шоссе, ведущее в Гамбург. Миловали западноберлинский КПП, не останавливаясь, въехали в нейтральную зону. Ровно за 30 секунд до назначенного времени на стороне ГДР поднялся шлагбаум. Оттуда выехала автомашина. Из машины вышел человек. Я сразу узнал его — это был мой старый друг и коллега. Он приблизился к «мерседесу» и улыбнулся. Я тоже улыбнулся в ответ. Мы не сказали друг другу ни слова...»
Чтобы хоть на несколько часов сократить длившееся более трех лет ожидание, тяжелым камнем нависшее над семьей Конона Молодого, мои коллеги прямо с работы забрали жену разведчика — Галину Петровну Пешикову, и через несколько часов она была уже в самолете, который летел в Берлин...
— Была ли у Бена возможность продолжать службу в нелегальной разведке?
—Он и занимался этой работой в Управлении «С» ПТУ и даже мечтал вновь выехать в зарубежную командировку в качестве разведчика-нелегала. По даже если бы он сделал пластическую операцию и до неузнаваемости изменил свою внешность, это было уже невозможно. Ведь отпечатки его пальцев до сих пор хранятся в картотеках зарубежных спецслужб.
Конон Трофимович получил квартиру на Фрунзенской набережной, новенькую «Волгу» ГАЗ-21 и огромную по тем временам пенсию — 400 рублей.
— А правда, что в основу одного из лучших фильмов о работе советских разведчиков — «Мертвый сезон» — была положена история Конона Молодого?