Страница 43 из 46
Гости отвечали, что они довольны хлебосольством хозяина, и просили его посетить их масленицу:
Женщины, разгоряченные масленичным восторгом, пели, плясали, плакали, скакали, обнимали друг дружку за шею, приговаривая: «Матушка, кумушка, сватушка, кабы ты-то у меня, что бы там было! — Насилу дождались такого праздничка, а его дожидали целой годик! Да что делать, хоть на час, да вскачь». Масленица сидела на верху своего торжества: повсюду было катанье, гулянье, пиршество. Наконец настало прощанье в тот самый день, когда масленица достигла крайней точки разгула, и все расставалось с нею грустно и со слезами [63].
Императрица Анна иногда дозволяла себе для развлечения припоминать русские забавы на масленице. Она нарочно собирала в своем дворце унтер-офицеров с их женами, которые, будучи одетые в простонародные одежды, веселили песнями, плясками и играми. Гонитель всего русского, Бирон, желая потешиться на масленице маскарадом, велел для свадьбы одного шута состроить ледяной дом, в котором и заморозил того шута. Императрицы Елисавета и Екатерина II очень любили народные забавы. Они в сопровождении пышного двора разъезжали на санях, и ледяные горы если не более, то не менее доставляли им удовольствия. И ныне в Петербурге знатные дамы катаются с ледяных гор, нарочно для них состроенных, как во время масленицы, так и в некоторые дни поста. Это на модном языке называется journee folle или dejeuner dansant, а на обыкновенном — пикник. Сюда съезжаются, чтобы порезвиться на свободе; там танцуют и катаются с гор на самолетных саночках: в то время избранная дама сидит на коленях своего кавалера. Цвет высшего крута, утомленный скучными концертами Великого поста, бесконечными представлениями живых картин и фантастических теней, задумывает рассеять себя: он назначает пикник. И едва эта мысль вырвалась из l’elit du beau monde <избранного общества>, как она облетает мигом дамские туалеты и петербургские салоны. Все собираются дружно в условленный час, и все не на шутку съезжаются в указанный дом. Говорливая молодежь, и молчаливый дипломат, и важный муж летят в пошевнях, в плетеных прозрачных саночках и на иноходце: все торопится, все спешит, боясь опоздать или не заставить ждать себя. Когда все соберутся, тогда каждая дама сопровождается избранным своим кавалером. Длинный ряд баловней роскоши несется пестрой вереницею по дороге. Разноцветные попоны удалой тройки и узорчатые ковры саней, бархатные кафтаны кучеров с бобровой опушкою, малиновые и голубые шапки набекрень выдвигаются на первом месте картины; богатые с развевающимися перьями шляпки и полувоздушные вуали, вьющиеся белым пухом, обхватывают очаровательные головки красавиц; серебристые бобры и черный лисий мех окутывают нежный стан счастливых сибариток; сверкающие беспечной радостью глаза, шутки и остроты красавиц занимают середину прекрасной картины. Избранные кавалеры, стоящие на запятках,
дорисовывают картину неумолкаемой болтовнёю — все мчится с восторженной веселостью. Ухабы, метель, даже грязь и лужи нипочем… Поезд вдруг останавливается перед назначенным домом. Дамы, едва вошли в пышно убранные комнаты, немедленно садятся за туалет: иные вновь наряжаются, а другие поправляют свои уборы. После нескольких минут все сходятся в блестящих уборах: говор, шум и хохот разносятся повсюду. Подают завтрак, и каждый кавалер старается угостить свою даму; потом раздается музыка и начинаются танцы. В вихре вальса забывают и время страстных дней: все кружится до упаду. Беспрерывные танцы, сменяемые утонченной изобретательностью, никому не дают покоя. Отчаянное веселье в полном разгаре, и только приостанавливается в то время, когда позовут к обеду, который начинается не ранее шести часов вечера. За обедом тот же кавалер угощает свою даму, и тот же кавалер после обеда танцует первый танец со своею дамою. Танцы продолжаются до поздней ночи, потом все расстаются, как сошлись, без сожаления, и весьма равнодушно приглашают, одни: «Завтра ко мне на вечер!», другие: «Ко мне послезавтра на бал!»
Пикник, полный странностей и противоположностей, выходит из круга обыкновенного веселия. Оттого-то он и нравится: и что же он? Бал не бал, а верное изображение пресыщенных пирами и роскошью.
В Ярославле масленица имеет свои особенности. По понедельникам там бывает рынок; на масленице тоже, но многолюднее. Всякий спешит тогда праздновать честную масленицу, — так она называется здесь. В обыкновенные торговые дни съезжаются только по надобности (а в это время, то есть в масленицу), по старинному и причудливому желанию показать себя и людей посмотреть. Так поступают все, обвенчанные в прошлый год. Молодые одеваются чисто и, судя по-деревенскому, даже щегольски. Женщины в длинных китайчатых заячьих шубах; шеи их красиво перевязаны шелковыми платочками. Наверху шубы накинуты большие длинные и пестрые платки. Мужья их не уступают им в щегольской одежде. Молодые, взявшись рука за руку, образуют в толпе народа тихо движущиеся живые картины. Около молодых или недалеко от них стоят их отцы и матери и простодушно любуются милыми детушками. Мимо них беспрестанно ходят любопытные. Кроме молодых собираются в этот день девицы-невесты и парни-женихи. Они составляют совсем особое отделение. Несколько девиц одного села, взявшись дружески за руки, стоят неподвижно на одном месте. Парни, охорашиваясь, похаживают мимо девиц и посматривают на них. Нагулявшись вдоволь, молодые с родными и знакомыми расходятся по трактирам и ресторациям. Тут за чашкой чая встречают масленицу, а потом начинается пир горой. Поклонники Бахуса также не отказывают себе в удовольствии. Поразвеселившись, начинают петь и плясать, а потом оставляют город на целую неделю. Все вместе они едут к тестю-батюшке и к теще-матушке и там веселятся до первой недели поста. Жители Ярославля и уездных городов угощают друг друга блинами, катаются на горах и по улицам, поют коляду. С четверга сырной недели толпы мастеровых ходят по домам с погремушками, бубнами, рожками, балалайками и другими простонародными инструментами, поздравляют хозяина с праздником и говорят: «Прикажи, сударь-хозяин, коляду пропеть». Получив позволение, они поют:
63
«Магазин всех увеселений»; Москва, 1831 г., в статье: «Маловременные владетели или блестящая масленица».