Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 14



У балтийских вендов старшина селения оповещал жителей о смерти гражданина пересылкою из дома в дом черной палки, и все должны были присутствовать при выносе тела. Женщины, одетые в белые платья, обязывались плакать и вопить, потом собирать слезы в маленькие сосуды. После предавали тело огню и, омочив пепел слезами, вином, молоком и душистою водой, собирали прах сожженного в урну, которую зарывали в землю. С умершим сжигали на костре любимую его жену, служанку, слугу, коня и любимых его домашних животных; подле него клали оружие, деньги и кумиров; над могилою знатных мужей складывали в кучу камни или делали насыпь. Печальный обряд заключали траною (поминовением): ели, пили, пели приличные в честь покойника песни и забавлялись разными играми, борьбою и верховою ездою.

Урны делались из глины, металла и стекла. Если набиралось вдруг много умерших, например, в сражении, то их сжигали на каменном помосте и прикрывали доскою[31]. Чем особа знаменитее, тем бугор делался выше и шире, и верхушка оканчивалась конусом. На нем ставили какой-нибудь знак.

Варяго-руссы закапывали покойников в землю; над вла детельными князьями и старшинами делали насыпи из земли, называемые буграми и холмами, которые были раз личной высоты, смотря по особе. Если лицо было знаменитое, то делали высокий бугор; но над князем владетельным делали еще выше, и самый высший означал родоначальника владетельного дома. Такое обыкновение наших предков продолжалось во все их идолопоклонство. Правитель воз рождавшейся России Олег, приплыв к высоким берегам Днепра, объявил Аскольду и Диру, завладевшим тогда Киевом, что настоящий государь есть Игорь, и по его знаку они пали под мечами убийц. Тела их погребены на горе, где в Несторово время находился Ольгин двор, а над могилами их сделали холмистую насыпь (в 879 г.). Жители киевские доселе указывают на это место. Кости Аскольда покоились ниже Николаевского монастыря, где вросла теперь в землю небольшая старинная церковь, а кости Дира за древнею церковью св. Ирины. Над могилою Олега, который погребен на горе Щековице (в 913 г.), находилась также насыпь, которая еще в Несторово время называлась Ольговою могилою. По убиении древлянами в. к. Игоря (в 945 г.) близ Коростеня[32] они насыпали над ним высокий курган в Несторово время он был еще виден [33]. В. к. Ольга, умирая, завещала между прочим своему сыну Святославу, чтобы в память ее не совершали тризны[34].

Великое множество могильных холмов, известных под именем курганов, было видно в восточно-южной России до конца XVIII в. Там отрывали разные металлические вещи, деньги и вооружения, которые были положены вместе с покойниками в том предубеждении, что они пользуются ими на том свете[35].

В Литве часто находили в могилах не только высшего сословия, но и низшего, кости разных животных, оружия, украшения и напитки. В Новогрудском лесу нашли на одной могиле надгробный камень с этой надписью:

Древние греки и римляне, не сжигавшие впоследствии тела покойников, отправляли посмертные обряды почти одинаково с евреями. Умерших обмывали теплой водою, выправляли телесные члены, сжимали глаза и рот. Это делали по большей части родственники из нежной любви к покойнику. Пенелопа, прощаясь со своим сыном Телемахом и супругом Улиссом, желала еще дожить того часа, в который бы сын ее закрыл глаза своим родителям:

Римлянка говорила своему сыну:

Тело натирали еще благовонными мазями. Потом надевали споднее платье; поверх него верхнее, большею частью белое; лицо покрывали тонким полотном, голову убирали цветами и венками и клали в передней комнате, ногами к дверям; в рот клали обол[37] для оплаты Харону за перевоз через реку Лету. Приходившие родственники и знакомые целовали в последний раз в губы. Прощальные расставания и цело вания находим у римских стихотворцев. У Вергилия:

У Тибулла:

У Проперция:

Перед домом ставили, пока умерший находился в нем, сосуд с водою, которую омывались прикасавшиеся к покойнику, почитая себя оскверненными. Мертвый лежал несколько дней не погребенным. У римлян оставляли их семь дней, в продолжение коих обмывали теплой водою, чтобы возвратить его к жизни, и производили разные плачевные воззвания. Нанимали особых женщин — плакух, чтобы они рыдали над мертвым, и музыкантов, чтобы играли при несении тела.

В Афинах выносили тела на нарах до восхождения солнца, а в других местах Греции днем, с зажженными факелами, или везли на богатых колесницах, покрытых черной матернею. Родственники шли в печальных белых одеждах; знакомые и любопытные обоего пола сопровождали покойного до могилы. Его несли или везли лицом вверх; в могилу же клали лицом, обращенным на восток. Путь до могилы усыпали цветами, зелеными сучьями, травою; могилу посыпали цветами и обсаживали деревьями. Поминки сопровождались яйцами, хлебом, салатом и бобами[39]. Богатые ставили памятники мраморные или из обыкновенного камня по своей идее или своим чувствам; резали надписи на камнях, мраморных гробницах и медных досках с изображением барельефов, выражавших мысль о потере или горестное чувство, постигшее оплакивающих. Хоронили в городе и вне, в храмах и садах. Глубокую грусть выражали еще тем, что могилу окружали печальными деревьями: кипарисом и миртом.

Балтийские и мекленбургские венды складывали мертвые тела под каменными сводами или ставили гробы в землю и поверх могильной насыпи набрасывали круг камней, или вбивали в землю кол. Богемцы ставили на распутье дорог деревянные знаки и отправляли поминки, одевшись в шутовские платья и личины. Славяне киевские имели обыкновение зарывать в землю вместе с трупом плетенные из ремней лестницы; ближние умершего язвили свои лица, и закалывали на могиле любимого коня[40].

31

Gebhardi. «Fortsetzung der Allgem Welt — Geschichte der neuen Zeit», ч. 33, с. 254–255.

32

Нынешнее местечко Искорость, в Волынской губ., на реке Уме.

33



Успенск. «Опыт, повеств. о древн. русск.», ч. 1, с. 138–139 — пишет, что Татищев сам осматривал этот курган в 1710 г. и ссылается на его историю (с. 36 и 389). По проверке выходит, что Татищев ни слова не говорит об этом в своей «Истории», см. его «Ист. российскую», ч. I, кн. I, с. 36 и кн. II, с. 389.

34

Успенск. (там же, с. 138) говорит, что будто бы Ольга завещала своему сыну: «Погреби тело мое по христианскому закону; не сыпь надо мною высокой могилы и не делай в память мою тризны по обычаю неверных». В «Несторе» сказано просто: «Умре Ольга и плакася по ней сын ее, и внуци ее, и людие вси плачем великим. И изнесше погребоша на месте, и даже заповедала Ольга не творити тризны над собою: бе бо имуща презвитера в тайне; сей похорони блаженную Ольгу». См. его «Летоп. по Кенигсб. сп.», с. 19, 33, 34, 59. О могильной насыпи ни слова у Нестора.

35

В Малороссии в мое время было еще в обыкновении, что над умершим казаком делали высокую насыпь. Еще встречается во всех местах России, что если кто умирает на дороге, то делают над ним значительную насыпь, ставят деревянный крест или столб и вырезают на нем имя умершего. Набожность воздвигает впоследствии часовню; проезжающие останавливаются здесь: молятся и поминают умерших вдали родных и своей отчизны.

В окрестностях Золотой столицы, коей остатки находятся в городе Царев Саратовской губерн., обращенные веками в бугры и земляные насыпи, отрыто кладбище на 7 верст пространства: оно все усеяно земляными насыпями и кирпичными буграми. Это отрытие проистекло по случаю разыскания древностей Золотой столицы, коей положение доказано исследованиями нескольких лет.

36

Golebow. «Gry i zab.». ч. 2, с. 250–252.

37

Монета ценностью в полушку.

38

сосуд

39

King. «The rites and ceremonies in Russia», c. 336–340, ed. Lond., 1772 г., in 4; Успен. «Oп. повеств. о древн. руск.», с. 139.

40

Кар. «И. Г. Р.», т. I, прим. 236.