Семь лепестков

Денежные потоки ничем не отличаются от любых других — и, точно так же, как, получая заряд космической энергии, иногда стремишься поделиться им с другими, Антон посчитал правильным что-то сделать для Горского. Денег бы тот не взял, и потому хорошие шишки были, с точки зрения Антона, лучшим выходом. К тому же он все равно брал их и на свою долю.

Шишки оказались даже слишком хороши: его вырубило с первого косяка, да так, что он не помнил, как Алена оказалась у Горского. Просто в какой-то момент Антон оторвался от созерцания изнанки собственных век и стал слушать историю про Семитронье, о котором он мельком упомянул Горскому, пока забивал косяк.

— Было пять королей и две королевы. Две королевы — это мы, нас звали Имельда и Элеонор. К моменту, когда мы расстались с Милой, у нее в голове уже созрел план спасения Семитронья…

— Почему его надо было спасать? — спросил Горский со своего кресла.

— Потому что еще до нашей встречи Семитронье было разрушено. И мы должны были вступить в брак со всеми пятью королями… и тогда мы бы образовали такой круг… из семи частей.. и Семитронье было бы восстановлено.

— Что-то вроде алхимического брака? — спросил Олег, оторвавшись от пустой беломорской гильзы.

— Наверное, — не очень уверено ответила Алена.

— Ты табаку побольше клади, — со своего места подал голос Горский, — а то просто крутейшая вещь… никакого ЛСД не надо.

— Мы привычные, — сказал Олег, растирая шишечки между пальцами. — Тут и к доктору ходить не надо, и без Юнга все понятно. Семь властителей — это семь металлов, соответствующих семи планетам. Солнце — это золото, Луна — серебро, Марс — железо, Меркурий, ясное дело, ртуть, Юпитер — олово или цинк, не помню точно, Венера — медь, а Сатурн — свинец.

— Кажется, я начинаю понимать, — произнес Антон одними губами, — семь металлов, семь планет и семь дней недели. В каждый день недели надо носить свой металл…

Он глубоко задумался. В наркотических прозрениях была одна беда — по мере того, как так называемая реальность вступала в свои права, они утрачивали убедительность. Семь дней недели, семь лепестков, семь разрушенных тронов…

— Откуда ты все это знаешь? — спросил он Олега.

— Я специально про дни недели все изучал, — ответил тот, — потому что в вудуистком пантеоне боги тоже разнесены по дням недели. Эшу — понедельник, Огун — четверг, Шангу — пятница, Барон Самеди, сам понимаешь, суббота и так далее.

— Круто, — сказал Антон

— И, значит, — продолжил Олег, — если семь властителей — это семь металлов, то можно считать, что Мила не умерла. Что просто произошло превращение, алхимическая трансфигурация…

И он, взорвав, протянул косяк Горскому.

— Может быть, — сказал Горский, выпустив остаток дыма из носа, — все может быть. — Он передал джойнт вытеревшей слезы Алене и продолжил: — Твоя трактовка не просто изящна. Она, вероятно, даже верна. Но она ни на шаг не приближает нас к ответу на вопрос, кто же виновен в смерти Милы Аксаланц, 24 лет от роду. Потому что ты сам видел мужчину, который выходил из ее квартиры, а я не верю в суккубов.

Косяк добрался до Антона, он затянулся и на выдохе сказал:

— Юлик, но ты же понимаешь, что на некотором уровне…

— Все я понимаю про уровни, — как-то даже раздраженно ответил Горский, — на некотором уровне нет не только смерти или нас с вами, но и металлов и планет. Не надо просто путать жанры. Олег пришел ко мне, чтобы я помог ему в решении практического вопроса: кто убил его соседку. Неважно, как я найду решение и неважно, что, скорее всего, оно не принесет никому облегчения… Но если мы ищем решение, то оно и должно быть найдено. И не надо подменять его твоими метафизическими спекуляциями.

Косяк снова попал к Горскому, и, затянувшись, он спросил Алену:

— А как звали этих королей?

— Лешутен, Корогун, Шангуил, Баросам и Дингард, — без запинки ответила она.

— Бля, — сказал Олег, — я слышал это имя. Его Мила сказала… она меня спросила что-то вроде: «А Дингард ушел?»

Антон добил пятку — и тут все понеслось в ускоренном темпе, как в анекдоте про черепах, которыекак ломанутся. Горский спросил Алену, кто еще знал имена, кроме них двоих. Алена, потупившись, сказала, что однажды под грибами рассказала все своему приятелю, с которым у нее был роман. И что когда Мила про это узнала, они и рассорились.

— На самом деле я была только рада, — призналась она, — я ее и так уже перестала понимать.

Впрочем, роман у них уже закончился, и парня этого она уже полгода не видела. Он был их одноклассником, и звали его Дима Зубов.

— Постой, — вдруг спросил Антон, — а он сейчас не в «Летюче» работает… ну в журнале, который Шиповский делает?

— Ну да, — сказала Алена.

— Так я же его знаю, — сказал Антон, — высокого роста, блондин с хорошей фигурой.

Алена кивнула, а Олег, оторвавшись от рассматривания радужной стороны вынутого из аудиоцентра компакта, неестественно громко сказал:

— Да и я, кажется, тоже его видел.

Она спросила «Проводишь?» и Антон повелся, хотя сегодня никакого интереса Алена у него уже не вызывала: не то трава вставила слишком сильно, не то просто после двух свиданий с Лерой морок рассеялся, и секс снова стал тем, чем он и был раньше: чем-то, чему люди придают слишком большое значение. Впрочем, в какие-то моменты Антон чувствовал в колыхании необъятной лериной плоти некую особую психоделику, как бы грезы о слиянии с матерью-землей, о погружении во влажные плотные глубины, о медленном тягучем ритме вечной трансформации, о времени, которое уже не время вовсе, потому что длится вечно… почти как под грибами, хотя грибы, конечно, лучше, тут и двух мнений быть не могло.

Впрочем, в любом случае бросать Алену сегодня вечером было неправильно. Теперь она чувствовала себя двойной предательницей: выдала Милу Зубову, а Зубова — Горскому и Олегу. В мгновение ока обнаружился его номер пейджера («буржуй», — подумал было Антон, но, узнав, что Дима торгует веществами, решил, что вещь полезная и практически оправданная), Горский вызвал его на завтра с тремя порциями грибов и «еще чем-нибудь в том же духе». Решено было тогда же всем собраться и довести дело до конца.

Обо всем этом Алене говорить не хотелось — впрочем, и без того у нее хватало неприятностей.

— Похоже, накрылась моя работа, — говорила она, — Виталик сказал, что его дико кинули и потому деньги у нас вышли.

— Бандиты кинули? — сочувственно спросил Антон.

— Почему бандиты? — удивилась Алена, — просто коммерсант какой-то, Дмитрий Смирнов, он вместе с Альперовичем работал.

Фамилия Альперовича снова вернула Антона к мыслям о жениных одноклассниках. Их, собственно, тоже было семеро — по числу лепестков, планет и металлов.

— А мы разве не к тебе едем? — спросил Антон, внезапно обнаружив, что вместо того, чтобы перейти на выхинскую ветку, они направляются к выходу в город.

— Нет, — сказала Алена, — меня Вася просил какие-то его кассеты у родителей забрать и передать ему завтра.

— А он что, сам не может? — удивился Антон.

— Он там сейчас не появляется, — с неохотой объяснила Алена, — он как бы в бегах.

— Что значит «как бы в бегах»? От армии косит?

— Нет, от армии он уже откосил… он типа от наркомафии бегает.

— А разве у нас есть наркомафия? — еще с большим удивлением спросил Антон.

— Черт ее знает, — пожала плечами Алена, — бегать ведь можно и от того, что не существует.

Вкратце история Васи-Селезня сводилась к тому, что, получив «на реализацию» несколько килограмм афганской травы, он умудрился за месяц скурить и раздать почти все, не выручив ни копейки. К его удивлению, владельцы травы в один прекрасный день возникли на пороге, требуя свое. Не обнаружив денег, остатки травы они забрали, а Васе предложили на выбор несколько равно неприятных вариантов, включавших продажу родительской мебели, техники и в недалекой перспективе квартиры; отработку денег путем торговли более жесткими наркотиками под контролем васиных кредиторов, или немедленную — в течение трех дней — отдачу 800 долларов отступных. Последний вариант был, конечно, наиболее предпочтительным, но, вместе с тем, и наиболее невероятным, поскольку денег у Васи не было, а с родителей, как назло уехавших в деревню, тоже было нечего спросить — все их накопления лежали в банке «Чара» и вынуть их оттуда раньше, чем через месяц, не представлялось возможным. Свободных денег у них, само собой, не было.