Семь лепестков

— А ты сам откуда все так хорошо знаешь? Сам, небось,балуешься? — тоном вызывающего на откровенность учителя спросил Владимир.

— Я не балуюсь, — с достоинством ответил Антон, — я употребляю.

Антон считал, что психоделики не выносят баловства, а требуют ответственного подхода. Цель приема кислоты, грибов или калипсола — не банальныйкайф, о котором так любили писать газеты и журналы, — эти статьи Антон читал еще в школе, — а прорыв за грань реальности. Обретение Истины с большой буквы, сокровенного смысла бытия. Однако он не успел объяснить все это Белову, потому что дверь резко распахнулась, и на пороге появился Андрей Альперович.

— Занят? — спросил он Белова, в несколько гигантских шагов преодолевая пространство кабинета.

— Так… беседую, — уклончиво отвели Владимир, кивая на Антона. — Юноша мне лекцию о наркотиках читает.

— А что, — сказал Альперович, садясь на главный стол и, тем самым, сводя на нет всю столь продумано выстроенную геометрию кабинета, — а что, ты тоже считаешь, что Женю убили?

— Что значит тоже, — опешил Владимир, — а кто вообще так считает?

— Я, — ответил Альперович, — я так считаю.

Антон видел только его согнутую спину. Длинные пальцы барабанили по столу.

— А ты что, тоже стал специалистом попси-ха-ди-лическим веществам? — сказал Владимир, выделив незнакомое слово.

— Вещества тут ни при чем, — сказал Андрей, — просто слишком многим женькина смерть на руку.

— Многим — это кому?

— Во-первых — Леньке, Ромке, мне и тебе. Как ты знаешь, мы все получили четвертую часть от ее доли, — сказал Альперович.

— Ну, это еще бабушка надвое сказала, что там за доля, — отмахнулся Владимир.

— Да? — Андрей саркастически приподнял брови. — Во-первых, Поручик готов ее хоть сейчас купить, а во-вторых, как раз сейчас должна пройти первая проводка…

— Я понял, — перебил его Владимир, — тогда мы можем исключить Ромку. Потому что так на семью он получил бы прибыль в размере двух долей, а так — только одну с четвертью.

— Это если бы они не развелись, — сказал Андрей, — а они были в ссоре, как ты знаешь.

— Но Ромка не стал бы убивать Женьку из-за денег.

— Никто из нас не стал бы убивать Женьку. Но ее убил кто-то из нас.

— Похоже, что так, — согласился Белов.

— Так что, — продолжал Альперович, — у всех есть свои резоны. Но мне не кажется, что сейчас время об этом говорить, — и он повернулся к Антону.

— Я пойду? — сказал тот, вставая.

— Постой, — прервал его Владимир, — у меня к тебе дело. Я хочу, чтобы ты нашел того, кто торгует этим говном.

— Да таких людей несколько десятков в одной Москве, — неуверенно возразил Антон: честно говоря, цифру он взял из головы.

— На этой марке был изображен лепесток, — твердо сказал Владимир, — Я близко стоял и успел рассмотреть, до того как Женька… — и он сделал неопределенный жест рукой, могущий равно означать забрасывание марки в рот и истечение встречным курсом Женькиной души.

— Я попробую, — неуверенно начал Антон, но Андрей перебил его:

— Мне бы не хотелось подключать к этому делу посторонних…

— Наоборот, — ответил ему Владимир, — только посторонним это дело и можно доверить. Потому что только в них и можно быть уверенным. Так что, — он опять обернулся к Антону, — считай себя моим консультантом по этому делу. Если что узнаешь — получишь денег. А нет — так всегда можно посчитать, что это ты Женьке марочку продал. И сделать выводы.

Возможные выводы Антона почему-то не страшили — на самом деле его волновало сейчас только одно: как бы спросить Владимира про третий лепесток.

Третий лепесток

— Угораздил меня Бог родиться 10 ноября, — жаловался Леня Онтипенко, — нет, удружили мне пэрента, ничего не скажешь, крепко удружили.

Марина затянулась «Космосом», которым угостил ее Альперович, и сказала:

— А чем тебе не нравится? Хороший день для бездника. Самая середина Скорпиона.

— Какого скорпиона? — Леня поправил очки и посмотрел на нее так, словно она сама была если не скорпионом, то пауком или мухой.

— Знака зодиакального, — сказала Марина, — не знаешь, что ли? Я тебе дам почитать, у меня ксерокс в общаге есть.

— Да я не верю в это, — Леня раздраженно пожал плечами.

— Это неважно, — ответила Марина, — веришь, не веришь — знак зодиака он и есть знак зодиака. Скорпионы, кстати, очень сексуальны, — неожиданно сказала она.

Онтипенко сегодня выглядел еще менее сексуальным, чем обычно. Съежившись в своей осенней куртке, как всегда не сходившейся на его животе, он сидел на скамейке рядом с кинотеатром «Литва». Сумка из кожезаменителя стояла тут же, скрывая три бутылки вермута. Андрей, Крис, Марина и Женя сидели рядом. Настроение у всех было подавленное.

— Куда пойдем? — спросил Альперович, барабаня длинными пальцами по скамейке.

Он чувствовал себя немного виноватым: ведь именно он обещал, что можно будет вписаться в общагу и там отметить день рождения Онтипенко. У Лени в этот момент были напряги с родителями, и потому он был рад этой идее. Альперович гордился своей способностью вынуждать других людей делать то, что ему было нужно: вот и неделю назад он, как ему казалось, блестяще провел переговоры, посулив обитателям комнаты 244 бесплатную выпивку в обмен на вписку именинника и его друзей. Но тут грянуло 10 ноября, траурные митинги, печальная музыка по всем каналам — и хозяева сдрейфили, сказав, что боятся устраиватьв такой день шумную пьянку, так что и сам Альперович, и Леня с Женькой обломались. Впрочем, на лестнице они встретили Маринку и попытались вписаться к ней в комнату, но тут ее соседка заявила свое твердое «нет» и в результате, захватив с собой маринкиного Криса, они выкатились на улицу. Теперь они сидели и ждали Белова, который вот-вот должен был появиться.

— Может, к Ромке? — предложил Леня.

— Да ну, — сказал Альперович, — он наверное скорбит сегодня. Поставил перед собой портрет Леонида Ильича и плачет.

Марина засмеялась, и Женька поняла, что та страшно ее раздражает. Мало того, что Марина прибилась к чужой компании — так она ни на секунду не переставала тянуть одеяло на себя. В конце концов, Леня, Андрей и она, Женька, знали друг друга десять лет как минимум, и хотелось бы, чтобы сегодня был такой ностальгический праздник, воспоминание о школе, о времени, когда они были молодыми,… тем более, что и траурная музыка, беспрерывно нудящая вот уже два дня, настраивала на элегический лад.

Вот и сейчас — чего она засмеялась. Она же Ромку никогда не видела и не может понять, какая это смешная картина: Рома, маленький крепыш в вечно отутюженном костюме с комсомольским значком на лацкане, рыдает над портретом генсека, сохраняя то же серьезное выражение лица, с которым он вел все школьные собрания.

Впрочем, Женя была готова простить Маринке ее бесцеремонность — потому что Крис, который был как бы ее друг, оказался действительно очень классным. Хайр до плеч, тертая джинсовая куртка, колокольчик на штанине — плюс полный набор системных штучек: расшитый бисером ксивник, шерстяной хайратник и фенечки на запястьях мускулистых рук. Маринка училась в Универе вместе с Альперовичем, а вот Крис был настоящим системным. Его цивильное имя было Витя, но под этим именем его никто, кажется, не знал.

— А если к Лерке? — предложил Андрей.

— Она болеет, — сказал Леня, — я звонил ей.

— А чего с ней? — спросил Альперович.

Женька лучше других знала, что произошло с Леркой, но промолчала. На первом курсе ее подруга вдруг начала стремительно поправляться — и никакие диеты (ни по Шелтону, ни по Грэггу) не помогали ей. Сейчас родители уложили ее в какую-то блатную больницу — едва ли не в «десятку» — в надежде, что удастся хоть что-то изменить. Сама Женька, словно по какому-то неведомому закону равновесия, за эти несколько лет похорошела: казалось ее ноги стали длиннее сантиметров на десять, а грудь неожиданно для нее самой увеличилась на один размер. Может быть, за это следовало благодарить ее активную половую жизнь и сопутствующие гормональные изменения — а может быть, просто кончился подростковый возраст.