Страница 50 из 63
Наши свойства казались наблюдателям худыми и добрыми, а обычаи любопытными и странными. Контарени пишет, что москвитяне толпятся с утра до обеда на площадях и рынках: глазеют и шумят, а день заключают в медовых домах[308]. Герберштейн говорит с удивлением, что он видел работающих в будние дни, что им запрещалось тогда пить, что одни иноземные воины, служившие за деньги, имели право быть невоздержанными в употреблении хмельных напитков, для чего слобода за рекою Москвою, где они жили, называлась Наливайкою, от слова наливай. — В. к. Василий, опасаясь худого примера от иностранцев и дурных от них последствий, запрещал русским жить вместе с ними. У всякой рогатки на улице стояли часовые; никто не смел ходить ночью без надобности и фонаря. Тишина царствовала в городе. — Русские не злы, не сварливы, но москвичи склонны к обманам. Славили честность новгородцев и псковитян. Пословица „товар лицом продать“ оправдывала тогдашние времена[309]. Произнесенные слова „да будет мне стыдно“ — заменяли клятву. Имя Божие не смели призывать напрасно, боясь Его праведного гнева. Клялись пред св. Крестом и Евангелием, но с трепетом, зная, что за нарушение клятвы душа погаснет, как свеча. Не божились по произволу, зная заповедь: не произноси напрасно имени Господа Бога Твоего! — Эти достохвальные свойства изменились от угнетения татарского, почему неудивительно, если иностранцы осуждали наших предков прямодушных, клявшихся и в язычестве: „Да будем золоты, яко золото, и да будем иссечены своим оружием“, не дерзая призывать во свидетели даже своего идола Перуна. — Флечер укоряет тогдашние нравы. Москвитяне не верят чужим словам, говорит он, ибо никто не верит их слову. Воровство и грабеж, весьма частые от множества бродяг и нищих, которые, требуя неотступно милостыни, говорят: дай мне, или убей меня! Днем просят, ночью воруют, а вечером нельзя выходить из дома. Несмотря на это, он сознается, что искренняя набожность царствует между русскими[310]. Петрей говорит, что русские крепкие, сильные и не страдают никакими зловредными болезнями; но московитяне лукавые и обманчивые. Меч пишет, что русские одарены сметливостью, изобретательностью и остротой ума. Корб, восхваляя добродушие, говорит: „Достойно удивления, что в Московии никогда не было восстания“. Капитан Шлейссинг, бывший несколько лет в службе царей: Алексея, Феодора, Иоанна, Петра I и правительницы Софии, отзывается с особенной похвалою о верности русских: „Я никогда не слыхал и никогда не читал, — пишет он, — чтобы русские восставали когда-нибудь про-тиву своих государей, разве только противу самозванцев“.
Иностранцы с удивлением описывают еще строгость постов наших предков и говорят все единодушно, что в самых отчаянных болезнях не решались употреблять мясного; что все посты встречали с набожными чувствами, ознаменовывали их добрыми делами, чистосердечным раскаянием и братским угощением[311].
От тех же самых монастырей подносили хлебы, капусту и квас: патриарху, боярам, окольничим, думным и ближним людям, думным дьякам, крайчему, стряпчему с ключом и всем приказным людям.
Может быть, обычай собираться из монастырей в Москву и собирать монастырскую великопоспгую дань присвоил и первому воскресенью Великого Поста наименование Сборного воскресенья.
Монастыри тогда славились, и ныне славятся, искусным печением хлебов и отличным приготовлением капусты и квасов. При царе Михаиле Феодоровиче славился своими квасами монастырь Антония Сийеского (Архангельской губ., Холмогорского уезда), так что государь посылал туда для учены квасного варенья своих хлебников и пивоваров.
В субботу первой недели или в Сборное воскресенье, а иногда в другой какой-либо день после обедни, сам государь раздавал в столовой избе укрухи боярам и другим чинам. К патриарху же посылал их с боярином. В среду первой недели поста (1667 г.) была отправлена к патриарху укруха ее стольником кн. Петр Ив. Прозоровским, и она состояла: из кубка романеи ренского, мальвазии, хлебца кругличатого, полосы арбузной, горшочка патоки с имбирем, горшочка мазули с шафраном, горшочка мазули с имбирек и трех шишек ядер.
На первой же неделе Великого Поста, в пятницу, в Успенском соборе патриарх молитвословил над коливом (кутъею), которую раскладывал на серебряные блюда, и с соборным протопопом посылал к царю и ко всему его семейству. — Смотр. стат. Ив. Забелина „Некоторые придворные обрядь и обычаи царей московских“, помещ. в „Московск. вед.“, потом перепечатано во „Владимирских губернских ведомостях“ в 1847 году, № 7.
Женский пол в семейном быту всегда был кроток и послушен. Муж обрабатывал землю, плотничал и строил; жена пряла, ткала, шила, и каждое семейство подчинялось старшему в доме, который разделял между ними работы и занятия[312].
У нас женщины сами шили для себя одежды и отличались искусным вышиванием разными шелками, серебром и золотом. Знатные боярыни и девицы преимущественно занимались этою работою и щеголяли ею. Анна, супруга в. к. Рюрика II, живя в монастыре св. Андрея в Киеве (в исходе XII века), обучала детей шить золотом и серебром.
Введение вышивания золотом приписывают фригийцам. Во время Моисея (за 1500 л. до Р. X.) отличались египтяне шитьем по золоту и тканьем разноцветных материй; женщины сидонские славились вышиваньем. Греки знали оба эти искусства еще до Троянской войны. Елена, по описанию Гомера, прекрасно изобразила на большой ткани кровопролитные битвы греков и троянцев; Андромаха вышила разными цветами несчастную смерть Гектора[313]. Многие из наших боярынь славились искусством вышиванья. Жена Волынского, оберегателя посольского приказа, славилась вышиваньем.
Пение составляло особое удовольствие наших предков, как и поныне между народом. Песни свадебные, хороводные, святочные, плясовые и церковные стихи услаждали их во всякое время. Правильность пения образовалась не ранее как около половины XI века, когда выехали к нам греческие певцы в великокняжение Ярослава. Они первые научили русских демственному пению на восемь голосов, чтобы и слух молящихся находил не одно удовольствие, но услаждение[314]. Княжна Янка или Анна, как называет Татищев дочь в. к. Всеволода, будучи монахинею в монастыре св. Андрея в Киеве, учила молодых девиц грамоте, пению и шитью[315]. Весьма справедливое замечание одного иностранца[316], что россиянок XVII века главнейшее увеселение состояло в пении, коим они прогоняли свою скуку, ибо тогда женский пол, проводя всю свою жизнь в затворничестве, не мог участвовать в собраниях с мужчинами. — Одна забава считалась им позволенною — качели, однако и ее осуждали невежы и суеверы, называя дьявольскою сетью[317]. Музыкою не занимался женский пол[318].
Женщины и девушки, будучи совершенными затворницами, не смели показываться чужим людям, даже не ходили в церковь с открытым лицом. Ни старики, ни родственники, ни братья не могли их видеть без особого позволения отца семейства или мужа, ибо, по тогдашнему мнению, те женщины были нечестные, которые сами показывались, а особенно когда не сиживали дома. В праздники и в летнее время мужья бывали к ним снисходительнее. Жены и молодые девушки выходили гулять на луг. Там пели и качались на качелях, а матери между тем гадали дочерям в фортунку[319].
308
Contareni «Voyage», с. 53, пом. в собр. Бержер.
309
Herber. «Rer. Moscov. com.».
310
Флечер. «Com. Wealth.», пом. в собр. Гакл., с. 116; Mach «Relat. of three embas. of Carlisle», с 43; Korb «Diar itin. in Moscov.», ed. Vien, in f., с 189; Schleissing «Regements Stab», с 13; Petrejum «Histor. und Bcricht von dem Grossfurstenthumb. Muschkow», с. 617–620. Флеминг написал стихами слово похвальное, которое во многих местах довольно грязное для имени русского. Его сочинение напечатано под заглавием: «Pontische WДlder», в путешествии Олеария: «Offt begehr Beschr. v. Neuen Orient. Reise», с 199, ed. 1647 г.
311
При дворе наших царей встречали первую неделю Великого поста с особыми обрядами. В субботу, а иногда во вторник, приезжали к государю после обедни из 35 монастырей стряпчие и подносили ему и каждому члену царского семейства от каждого монастыря: по хлебу, блюду капусты и кружке квасу. Приняв эту обычную дань, царь жаповал монастырских стряпчих погребом, т. е. приказывал их поить вином, пивом и медами своего погреба. — Вот исчисление особ, кому подносили, и названия тех монастырей, откуда приезжали монастырские стряпчие. — В 1665 г. в неделю Православия в субботу подносили по хлебу, блюду капусты и кружке квасу на каменной лестнице у мастерской палаты: царице Марье Ильиничне, царевнам Ирине и Анне Михайловнам, Евдокии, Марфе, Софии, Екатерине, Марье и Феодосии Алексеевнам. — Названия монастырей, от коих подносили, это суть: 1. Из Троицко-Сергиева монастыря. 2. Владимира Рождественского. 3. Чудова м. 4. Спасского, что на новом. 5. Спасского. 6. Спасского Андроньева. 7. Из Звенигорода Сторожевского. 8. Из Костромы Ипат<ьев>ского. 9. Из Переславля-Залесского Горицкого. 10. Нового девичьего. 11. Вознесенского девичьего. 12. Из Суздаля Покровского девичьего. 13. Из Можайска Лужецкого. 14. Из Ростова Богоявленского. 15. Из Костромы Богоявленского. 16. Из-за торгу Богоявленского. 17. Знаменского, что на старом дворе у Государя. 18. Из Ярославля Спасского. 19. Из Боровска Пафнутьева. 20. Из Волоколамского Иосифом. 21. Из Суздаля Спаса Ефимьева. 22. Из Переславля-Залесского Данилова. 23. Из Ростова с устья Борисоглебского. 24. Из Никольского Угрешского. 25. Из Кашина Колязина. 26. Из Переславля-Залесского Никитского. 27. Из монастыря Пречистой Богородицы донского. 28. Данилова. 29. Новинского. 30. Златоустовского. 31. Из Переславля-Залесского Феодоровского. 32. Из Серпухова Владьгчина. 33. Из Серпухова Высоцкого. 34. Из Бежецкого вверху Никольского Антоньева и 35. Из Дмитрова Никольского Пастышского. — Впоследствии подносили еще из Воскресенского, что на Истре.
312
Орудия, коими шили платья, состояли прежде из заостренных костей рыбьих и деревянных игл. Сами одежды выделывались, разумея во время дикости народов, из тонкой коры, листьев и кож; нитки употреблялись очень простые и грубые: сушеные тонкие ремешки, жилы и конопляные витые суровые нитки. Гренландцы шили кишками, выделываемыми из морских собак; эскимосы, самоеды, американцы, африканцы употребляли жилы животных. — Гесиод говорит, что так же поступали греки, пока не получили гражданскую образованность.
Египтян научила прясть Изис, но китайцы отдают эту честь Яо, жене императора; лидяне Арахне, греки Минерве, перуанцы Маме — оелле, жене Монко-Капака, первого их государя. Прядение, тка<чество> и шитье приписывают изобретением женскому полу, потому что это свойственно образу его занятий. — Усовершенствование игл приписывают грекам и римлянам. Пряслица изобретена брауншвейгеким мещанином Юргеном в 1530 г. — «Die des orig.», Par., 1777 г.
313
«Diction, des origines», Par., 1777 г.
314
Название демственное есть испорченное греческое и оно происходит от слова????????? уставщик, потому что он первый начинал и указывал на правильное пение, см.: Du Cange «Glossar. med. aev.». В «Никон. лет.», ч. I, с. 142, сказано, что в 1051 г. приехали из Греции в Киев три певца со своими семействами, см. Кар. «И. Г. Р.», т. 1, пр. 57.
315
Она померла в 1103 г. и в том монастыре похоронена. «Воскр. лет.», ч. I, с. 27; Татищев «Рос. ист.», кн. II, с. 158; Кар. «И. Г. Р.», т. 2, прим. 156.
316
Reutenfel «De reb. Moscov»: Mulierculae canticulus fastidia otii pellant <Скучный досуг бабы прогоняют пением>.
317
Herberst. «Rer. Moscov. com.» Об осуждении качелей см. «Синопсис» Гизеля.
318
Успен. «Оп. повесть о древ. русск.», ч. I, с. 93, увлекшись исследованиями Татищ. («Рос. ист.», т. III, с. 84) и кн. Щербатова (там же, с 199), говорит, что когда в. к. Изяслав возвратился в Киев, 1151 г., и вновь занял великокняжеский престол при помощи венгров, тогда он делал великий пир, на коем играли венгерские музыканты, а киевляне слушали с удивлением. Тогда же Угры на фарех и скоках играху на Ярославле дворе. Фарями назывались арабские кони, см. Дюканжа «Gloss. med. aevi.». В старинной русской сказке, названной: «Деяние и житие Девгениево Акрита», сочиненной, как можно судить по слогу, в XII или XIII веке, сказано: «кто сему не дивится, како дрьзость яви уноша (юноша), како нагони брьже (скорее) фаря бръзого». В другом месте: «Како фарь под ним скакаше, а он гораздно на нем играет». Скокы значат скакуны. Венгерцы увеселяли пирующих и народ искусною скачкою на лошадях. Об этом см.: Кар. «И. Г. Р.», т. 2, с. 233, изд. 1816 г.
319
Herber. «Rer. Moscov. com.», ed. Antv., с 51; Petrejum: «Histor und Bericht. von dem Grossfurstenthumb Muschkow», с 609; Olear. «Osst begehrte Beschr. der Neuen Orient. Rcise», с 141 и 143. Качели в это время были круглые, быть может как ныне. Maerb. «Voyage en Moscov.», с. 148, изд. Лейден; Mach «A relat. of fliree embass. to the great Duke of Moscov. in the years 1663 and 1664», с. 52–54.