Страница 12 из 28
Костас и Элен с друзьями каждый день собирались и обсуждали в своей уютной квартирке горячие новости. А они были совсем неутешительными. Военное правительство провозгласило главным лозунгом «Греция – для греков-христиан» и наводило свой порядок железной рукой. Атеизм и западная попкультура, включая рок-музыку и движение хиппи, преподносились новыми идеологами как часть анархо-коммунистического заговора и властью не одобрялись, преследовались юноши с длинными прическами и девушки в мини-юбках. В стране были отменены все политические свободы, введена цензура, запрещены многие фильмы, песни, книги, картины. Во всех сферах общественной жизни насаждались национализм и ориентация на православие. Так что Костасу и его друзьям пришлось все репетиции и концерты «Сыновей Одиссея» отложить до лучших времен. Молодые люди были в негодовании, но что они могли сделать? Костас однажды в сердцах заметил:
– Обратите внимание, что переворот начался в ночь с двадцатого на двадцать первое апреля, точно в день рождения Гитлера, не кажется ли вам это очень символичным?
Как бы ни было страшно, но человек ко всему привыкает. Постепенно заработали магазины, возобновилась учеба в школах и университетах. Однако военное положение все еще не было отменено, сохранялся и комендантский час. На улицах хозяйничали многочисленные военные и полицейские патрули. Они могли схватить любого подозрительного, на их взгляд, прохожего, бесцеремонно затолкать его патрульную машину и увезти в неизвестном направлении. О дальнейшей судьбе задержанных родственникам чаще всего узнать не удавалось.
Теперь Костас и Элен после учебы все вечера проводили дома. Он тихо наигрывал на гитаре, сочиняя новые песни и композиции, а она – читала книги и вязала Костасу свитер. Украдкой девушка нежно и с тревогой поглядывала на мужа, опасаясь, как бы он в запале не наделал глупостей. Гордый и свободолюбивый, как и все творческие люди, Костас не мог примириться с действительностью. Несвобода давила и угнетала, и лишь их любовь не позволяла ему совсем отчаяться и потерять надежду и веру в высшую справедливость. Они с друзьями уже подумывали о переезде куда-нибудь за границу, например во Францию, в Париж, чтобы там выступать с концертами и своими песнями хоть как-то противодействовать ненавистному режиму. Но тут в их судьбу вмешался злой рок.
Великолепное весеннее утро. В цветущем благоухающем саду Костас в белых свободных одеждах играет на бузуки и поет какую-то романтическую песню. В отдалении, на чудесной поляне, несколько прекрасных девушек, также в белых одеяниях, собирают яркие весенние цветы. Среди них выделяется грацией и легкостью движений его Элен. Все дальше и дальше отходит возлюбленная вглубь цветочной поляны. Вдруг она громко вскрикивает и падает. Костас в тревоге подбегает и видит у ее ног большую страшную змею. Чудище, раскрыв огромную пасть с раздвоенным языком и длинными изогнутыми иглами ядовитых зубов, угрожающе шипит. Он схватил откуда-то появившееся копье и ринулся на змею, но она, захохотав грубым лающим басом, бесследно, словно растворившись в воздухе, исчезла. Костас склонился над девушкой, Элен была мертва. Он взял на руки ее бездыханное тело, горько зарыдал… и проснулся в холодном поту. Стал лихорадочно рукой искать Элен рядом с собой на кровати, но не находил. От испуга он окончательно проснулся, открыл глаза и увидел жену, она одевалась перед зеркалом. Костас с облегчением выдохнул:
– Дорогая, а ты куда?
– Да я на пять минут, только сбегаю в лавку за сигаретами.
– Элен, прошу тебя, не ходи. Сейчас позавтракаем и сходим вместе, – находясь еще под впечатлением сна, Костас не хотел её отпускать.
– Ну Костас, милый, я быстро. Это будет моя последняя пачка, я же тебе обещала. А ты не вставай. Я прибегу, и мы еще с тобой поваляемся, – она смущенно улыбнулась. – И у меня для тебя есть один замечательный сюрприз. Я думаю, он тебе понравится. Я сейчас…
Он не успел ничего ответить, как хлопнула входная дверь. У Костаса внезапно защемило сердце. В тревоге он встал и подошел к окну. Из-за угла улицы, на которой находилась лавка с сигаретами, выходили редкие прохожие, потом проехал патрульный автомобиль.
Прошло пятнадцать минут, полчаса, час… Элен все не появлялась. Вдруг Костаса как будто ударило током, он лихорадочно оделся и помчался в лавку, уже понимая, что случилось нечто непоправимое. Жены нигде не было, в лавку она тоже не заходила. Он обежал все прилегающие улицы, лавки, таверны, магазины, но ее никто не видел. Лишь к вечеру нашлась одна свидетельница, которая утром гуляла с собачкой и наблюдала, как военный патруль остановил красивую девушку в короткой юбке, сделал ей замечание за неподобающий для православной гречанки вид и потребовал у нее документы. Девушка возмутилась, сказала, что она взрослый человек и сама способна решать, в чем ей ходить, и обозвала их фашистами. Те, недолго думая, грубо сковали ее наручниками, бросили в патрульную машину и куда-то увезли.
Все последующие дни Костас и его друзья искали Элен, метались по тюрьмам, моргам, больницам, ездили на ипподром, превращенный новыми властями в концлагерь для политзаключенных, но никаких ее следов так и не обнаружили. Только через неделю, подняв все свои связи и влиятельных друзей, в общих списках политзаключенных им удалось найти Элен. Она якобы содержалась в одной из афинских тюрем, по иронии судьбы всего лишь в квартале от их дома. Костас обратился туда с ходатайством о свидании и разрешении на передачу, но ему было категорически отказано как в том, так и в другом, а также и в информации о ее здоровье и предъявленном обвинении. Было только сказано, что его жена является опасным государственным преступником.
Костас был в полном отчаянии. Помогли, как всегда, друзья. Оказывается, по соседству с Янисом жил один из охранников той самой тюрьмы – Андреас. Янис организовал Костасу встречу с ним, и тот пообещал за определенную мзду навести справки. На следующий день Андреас все подтвердил: действительно Элен находится в этой тюрьме, в блоке для особо опасных преступников, и добраться до нее практически невозможно. Опять тупик? Но охранник обнадежил, он сказал, что у него есть одна идейка, и он за тысячу драхм и две бутылки «Метаксы» может поделиться ею с Костасом. Ударили по рукам. Идея состояла в том, что через день, в четверг, у начальника тюрьмы майора Спироса Панайотиса будет юбилей, ему стукнет пятьдесят. Официальный банкет с родственниками и руководством состоится в воскресенье, а в четверг, то есть непосредственно в день рождения, Спирос устраивает пирушку для ближайших соратников в своем тюремном кабинете. Задача Костаса – прийти в тюрьму и сказать, что он сын боевого друга майора и хочет поздравить его с юбилеем. А дальше – уж как получится, все будет зависеть только от него, как он сможет договориться с начальником. На прощанье Андреас сказал:
– Только будь осторожней, парень. Этот Циклоп чертовки хитер и злобен, как ядовитая змея.
– А почему циклоп?
– Это его прозвище. У него же один глаз выбит, и он всем говорит, что потерял его на фронте. Но злые языки утверждают, что в пьяной драке.
В четверг утром Костас был уже у ворот тюрьмы. Сообщил дежурному, что пришел поздравить господина начальника с днем рождения. Часа через полтора Костаса пригласили к боссу, но сначала отобрали паспорт и тщательно обыскали. Затем повели по длинному и зловещему, с множеством дверей, лабиринту коридоров.
Просторный кабинет с настежь распахнутой дверью был набит офицерами. Костас сразу узнал Панайотиса по черной повязке, закрывающей поврежденный глаз. Это был крупный полный мужчина с широким лицом, оттопыренными ушами, приплюснутым как у боксера носом и толстыми мясистыми губами. Он сидел во главе стола, заставленного бутылками и закусками, и громким лающим голосом что-то рассказывал. Его рассказ то и дело перебивался заискивающим хохотом сослуживцев. Сопровождавший Костаса охранник оставил его у входа, а сам подошел к начальнику и что-то сказал ему на ухо. Тот молча, немигающим взглядом удава, посмотрел на гостя, поманил его рукой и показал на место рядом с собой. Когда юноша подошел, Спирос спросил: