Страница 92 из 194
На аэродроме Питомник наблюдались жуткие сцены, когда за ранеными и нуждавшимися в помощи солдатами и офицерами прилетали «юнкерсы». Людей, прорывавшихся к самолетам без документов, расстреливали на месте. В двух случаях солдаты ухватились за хвостовые колеса и вскоре разбились. Хваленая самодисциплина вермахта потерпела полный крах на Питомнике, и отчаянное желание сбежать из ада победило эту прославленную тевтонскую добродетель. Однажды из самолета в целях безопасности (взлетная полоса была изрыта русскими снарядами) пришлось вывести двадцать человек. О том, что случилось потом, рассказал лейтенант Дитер:
«Поднялся дикий гам. Все закричали, кто-то доказывал, что он летит по приказу штаба армии, кто-то утверждал, что он из СС и везет важные партийные бумаги; другие ссылались на семейные проблемы, детей, раненных во время воздушных налетов, и так далее. Сохраняли молчание только раненые, лежавшие на носилках, но их лица тоже выражали ужас».
Молчание раненых было понятно. Их носилки поставили слишком далеко от печей лачуг-времянок по периметру аэродрома, и они уже замерзли.
На Рождество немцев наконец вышибли с Тракторного завода, а из главного административного здания завода «Красный Октябрь» их выбивали при помощи 122-мм гаубицы, которую штурмовая группа из дивизии генерал-лейтенанта В.П. Соколова пронесла на территорию по частям. После нескольких выстрелов прямой наводкой «немецкий гарнизон на заводе перестал существовать». На следующий день Паулюс получил лишь семьдесят тонн грузов, менее десяти процентов поставок, необходимых для выживания. Вильгельм Гофман из 267-го полка 94-й пехотной дивизии успел оставить в дневнике последнюю запись: «Лошадей уже всех съели. Я готов съесть кошку — говорят, у нее мясо тоже вкусное. Солдаты стали похожи на мертвецов или на обезумевших людей, ищущих, что бы сунуть в рот. Они уже не прячутся от снарядов русских, нет сил ходить, сгибаться и прятаться. Будь проклята эта война…»[800]. Тогда же Динглер и его товарищи начали задумываться над тем, что им делать, если станет еще хуже: «Мы говорили о плене. Мы даже говорили о самоубийстве. Мы говорили и о том, что надо держаться до последней пули… Нам никто ничего не навязывал. Каждый сам решал, как ему поступить»[801].
8 января 1943 года командующий Донским фронтом генерал Константин Рокоссовский сбросил листовки, предлагая немцам сдаваться и обещая им нормальное отношение, достойное питание, заботу о раненых и репатриацию в Германию после войны при условии, если они сохранят неповрежденной военную технику. Какими бы привлекательными ни казались условия сдачи в плен, немцы не приняли их. Динглер объяснял Меллентину, что они не доверяли русским и все еще надеялись на то, что им удастся вырваться из окружения. Кроме того, надо было дать время группе армий «А» для того, чтобы отойти с Кавказа. 10 января Рокоссовский нанес мощные удары по южному и западному секторам периметра (операция «Кольцо»). «Наш склеп скоро замуруют», — подумал тогда полковник Зелле, и так много немецких солдат уже совершили самоубийства, что Паулюс выпустил приказ, запрещающий суицид как бесчестье[802]. А когда русские атаковали так называемый «нос Мариновки», юго-западный выступ котла, многие солдаты не могли нажимать спусковые крючки винтовок из-за того, что у них распухли обмороженные пальцы. Солдат заставляли сражаться под угрозой расстрела и действительно расстреливали тех, кто малодушничал. Снаряды минометов отскакивали от мерзлой земли и взрывались в воздухе, приводя к еще более многочисленным жертвам[803]. Когда немцев выбили из Мариновки, они оказались в голой степи. «У пехотинцев не было ни траншей, ни окопов, — вспоминал Динглер. — Обессилевшие и отчаявшиеся, они просто лежали в снегу, пытаясь согреть обмороженные ноги и руки». Тяжелую технику выводили из строя: бросали в стволы фанаты. 23 января русские взяли аэродром Гумрак — «снежную пустыню с торчащими в ней самолетами и машинами», — лишив запертых в «кесселе» немцев последнего контакта с внешним миром. «Повсюду в снегу темнели трупы немецких солдат, — писал Динглер. — Они замерзли, потому что были не в состоянии двигаться».
В тот же день, в субботу, 23 января, Гитлер прислал Паулюсу еще один приказ «стоять насмерть»: «Складывать оружие запрещаю. 6-я армия будет держаться до последнего солдата и до последнего патрона. Своей героической стойкостью она внесет исторический вклад в защиту и спасение Западного мира»[804]. Неделей раньше фюрер присвоил Паул юсу звание фельдмаршала. Сделал он это явно для того, чтобы не допустить капитуляции: еще ни один германский фельдмаршал не складывал оружие на поле боя. Однако все в жизни происходит в первый раз. В 7.35 утра в воскресенье, 31 января, Паулюс был взят в плен в собственном бункере, и южный аппендикс «кесселя» оторвался. Подвальное помещение построенного в 1937 году универмага (Центрального универсального магазина), где устроились Паулюс и его начальник штаба генерал Артур Шмидт, было одним из немногих прибежищ, в которых немцы не страдали от обморожения. Сегодня там можно посмотреть рисунки, сделанные Паул юсом в ноябре 1942 года. Например, представляет интерес изображение красных слонов, топчущих германский флаг на пути к Сталинграду, — сюжет, далекий от демонстрации уверенности в победе.
1 февраля Гитлер на совещании в «Волчьем логове» в 12.17 говорил о 6-й армии с отвращением и сарказмом, сравнивая ее с женщиной, добровольно отдавшейся насильнику. Обращаясь к Цейтцлеру, он язвил:
«Они сами отдались врагу. Иначе вы берете себя в руки, создаете круговую оборону или же пускаете себе в лоб последнюю пулю. Если женщина, подвергшаяся насилию, находит в себе гордость, идет, закрывается в комнате и стреляется, то солдат, терпящий насилие и идущий в плен к насильнику, заслуживает лишь презрения».
Впоследствии Гитлер на себе продемонстрировал, как это делается. Трудно сказать, связано это как-то с поражением немцев под Сталинградом или не связано, но 15 января Красная Армия вновь ввела погоны в качестве знаков различия в званиях — для повышения дисциплины, морального духа, лучшего распознавания командиров в бою или по каким-то иным причинам. Некоторые усмотрели в этом наследие царизма, хотя вслух об этом никто не говорил.
Через два дня после пленения Паулюса капитулировала и северная группировка немцев в «котле». В советский плен угодили Паулюс, Шмидт, еще двадцать два генерала и 91 000 солдат, то есть все, кто оставался в живых; на 23 ноября 1942 года в «касселе» насчитывалось 275 000 (оценки разнятся) немцев, румын, итальянцев и разного рода русских антисоветских добровольцев[806]. За два года заключения в России немецких военнопленных умерло больше, чем советских военнопленных в германском заточении за четыре года. Из девяноста тысяч солдат вермахта, попавших в плен под Сталинградом, в Германию вернулись только 9626, а некоторые из них не могли возвратиться домой до 1955 года.
Между 17 июля 1942 года и 2 февраля 1943-го Советский Союз потерял в Сталинградской кампании 479 000 человек убитыми и взятыми в плен, 651 000 человек больными и ранеными, в обшей сложности 1130 тысяч человек[807]. «Сталинград стал символом стойкости, не имеющей аналогов в истории человечества», — писал Чуйков. Гиперболизация пережитого типична для ветеранов, но в данном случае он абсолютно прав. Чуйков писал свои мемуары в годы «холодной войны», и в них нельзя не заметить и горечь, и недовольство западными историками, принижающими значение его битвы. В особенности он укоряет Дж. Ф.Ч. Фуллера, Уинстона Черчилля, Омара Брэдли, Хайнца Гудериана, Курта фон Типпельскирха, достается и другим «апологетам империализма». Чуйков всячески подчеркивает большую разницу между битвами под Эль-Аламейном и под Сталинградом:
«При Эль-Аламейне британцам противостояли четыре немецкие и восемь итальянских дивизий. Более того, главные германские и итальянские силы избежали полного поражения в битве. На Волге и Дону контрударами советских армий в период между 19 ноября 1942 года и 2 февраля 1943 года были уничтожены тридцать две дивизии и три бригады, принадлежавшие Германии и ее сателлитам. Потерпели сокрушительное поражение еще шестнадцать вражеских дивизий… После битвы под Сталинградом человечество увидело зарю победы над фашизмом».