Страница 100 из 109
— Что решил? — поинтересовался Грязнов, пытаясь разглядеть лицо Лю в жидкой желтизне рассвета.
— Хорошо, Артемий. Уберу Дина. И отдам тебе его золото. В один рот две ложки пихаешь, купец! — Пристально посмотрел на торговца, процедил сквозь зубы: — А не убьешь ли ты меня самого потом? Ты ведь и так можешь, Артемий.
— Это разумный вопрос, — усмехнулся Грязнов. — Но ты мало подумал. Два покойника — слишком. Следы могут привести в мой дом, а я не люблю тюрьму. И дешево в ней проживать, да накладно. Итак, что решил?
— Хао. Уйди куда-нибудь. Я убью старика. Где кони?
— В распадке. Я ухожу. Но мы — честные люди, и ты сдержишь слово.
— Да. Уходи.
Тучи, собравшиеся было ночью над Тункинскими гольцами, разбило ветром, и день занимался ясный и, кажется, жаркий. Проводив торговца до распадка и убедившись, что кони там, Лю повернул к шалашу.
Он шел медленно, нарочито убеждая себя, что Дин бесполезен, ленив, скрытен, и никто не знает, какие у старика мысли, может быть, он давно задумал убить его, Лю, конечно же, давно решил, еще там, на Шумаке, само собой разумеется, решил старая грязная собака! И нечего ждать, когда он приведет план в исполнение и заберет все золото, стоившее таких неимоверных усилий молодому, полному сил человеку!
Дин пробудился и уже сидел возле шалаша. Жмурясь от наслаждения, он разглядывал желтые камешки, высыпанные на ватник из прочного холщового мешочка. Старик был так увлечен золотом, что заметил Лю Джен-чана в последний миг. Быстро повернувшись к нему спиной, Дин торопливо спросил:
— Твоя зачем смотли?
— Просто так, — проворчал Лю, и его ладони от волнения покрылись потом. — Вставай, старик. Надо поговорить.
Когда Дин поднялся, Лю ткнул его ножом в живот и, схватив за ворот, стал колоть в грудь, в руки, в лицо.
Старик почему-то не падал. Он кинул уцелевшую от порезов руку за пояс, где у него висел нож, но Лю, перехватив это движение, ударил его в кисть, потом в горло.
Дин медленно осел на землю, молча, снизу вверх поглядел на плывущее перед ним лицо и, закрыв глаза, опрокинулся на спину.
Лю несколько секунд стоял возле тела. Убедившись, что старик мертв, вытащил из его скрюченной ладони самородки, поднял мешочек с золотом и отнес в шалаш.
Затем вернулся к телу и, затащив его себе на спину, поспешил к болоту. У кромки трясины положил ношу на землю, разделся и, снова подняв труп, полез в глубину.
Когда совершенно измотанный и перепачканный грязью он вышел к одежде, рядом с ней, за деревом, стоял Артемий.
Лю молча отмылся в ручье, и они, не говоря друг другу ни слова, направились к шалашу. Нырнув в него, Лю тотчас вернулся к торговцу.
— Вот, — прохрипел он, протягивая золото. — Это — все. Больше я ничего не должен, Артемий. Едем?
— Да. Ты — порядочный парень, Лю. Однако — о деле. Лучше ехать ночами. Я не настаиваю, но думай сам.
Китаец поиграл желваками скул, взглянул на Грязнова исподлобья.
— Не могу торчать тут. Дин рядом.
— Да. Понимаю. День ты проведешь в распадке, вместе с лошадьми. Как только стемнеет — приду. Там, в ущелье, роща, тебя никто не увидит.
— Хорошо. Пошли в распадок.
Зашвырнув вещи убитого далеко в кусты и надев понягу, Лю присоединился к Грязнову.
В густой роще, неподалеку от ключа, паслись оседланные лошади.
Распутав ноги одной из них, Артемий сказал:
— Оставлю тебе двух коней. Второй пойдет в запасе. Вернусь на закате солнца.
Как только вдали растаял звук копыт, Лю подошел к источнику, тщательно отмыл оставшиеся на руках и одежде пятна грязи, сел подле коней и задумался.
Грязнову нельзя верить. Он может привести сюда красных, и они схватят Лю, как козла, попавшего в самолов. Артемий попытается сам отыскать Чашу. Ведь теперь он твердо знает: золото водопада Шумак — не выдумка и не ложь.
Значит, надо удалиться в сторонку и оттуда следить за местом, где пасутся лошади.
Лю так и сделал. Пройдя полверсты, он продрался через сплетения стланика и, настелив травы, лег. Надо хорошо выспаться до вечера. Ночь будет трудная и потребует много сил… Где сейчас Грязнов, что делает?
…Поторапливая коня, и без того быстро бежавшего домой, Артемий устало морщил брови. Он был сильно расстроен: Лю так и не сказал ничего о Золотой Чаше. Нет, коварство этого негодяя вынуждает его, Грязнова, пойти на крайние меры. Мальчишка не уйдет за границу и не унесет с собой тайну водопада Шумак. Посты на Иркуте пристрелят прохвоста — торговец позаботится об этом.
А вдруг китайца возьмут живым или только ранят? Ведь он может выдать Грязнова! Такое нельзя допустить. Надо убедить Лю, что в плену его ждут неслыханные пытки и смерть. Тогда он станет драться за жизнь, как зверь. И сдохнет под пулями русских.
Дома торговец набросал письмо Вараксину и, вызвав подпаска, велел немедленно скакать в Кырен.
И круглое, бесстрастное лицо Артемия на одно мгновение исказила злая, торжествующая усмешка.
Люди напряженно всматривались в темноту, мучаясь от желания курить и размять кости. Иногда пограничникам казалось, что напряжение и тревога последних дней излишни и все на рубеже тихо и обычно.
Даже Вараксин, лежавший в эту ночь с бойцами у брода, стал подумывать, не морочит ли их Грязнов, пытаясь придать заурядной поножовщине характер значительного преступления? А для чего? Может, таким образом пытается втереться в доверие? Не исключено…
Степан поежился. Черные лохматые тучи низко висели над рекой, лишь изредка открывая луну. Было прохладно.
Чувствовалась близость рассвета. Небо на востоке чуть посерело, и где-то в кустах, на берегу, негромко вскрикнула ронжа.
И именно в эту секунду неподалеку от Вараксина зашуршали камешки, и во мраке обозначилась расплывчатая фигура. Человек шел к броду, часто останавливаясь и замирая.
Он даже не успел добраться до воды, когда рядом с ним выросли люди и прозвучала короткая, как удар, команда.
Лю вздрогнул, остановился и медленно поднял руки. Почти в грудь ему упирался штык.
— Хуньдань! — не сдержав себя, выругался китаец. — Паньту![71]
Он сразу же подумал, что Грязнов, эта подлая лиса, не только ограбил его, но и выдал русским! А может, и Артемия взяли?
Не давая прорваться бешенству, Лю топтался на месте, пытаясь увидеть в сером воздухе спуск к броду.
Вараксин приказал тотчас вести задержанного в Монды. У китайца отняли понягу и карабин.
— Поищите нож! — распорядился Степан. — Должен быть.
Молоденький красноармеец торопливо обшарил задержанного, пожал плечами.
— Нету ножа, начальник.
Китайца вели натоптанной тропинкой вдоль реки. Вараксин поторапливал Коренькова и бойцов, шагавших за перебежчиком.
Лю шел молча, сгорбившись, странно волоча ноги, будто из него вдруг вынули кости и всё тело потеряло опору. Но внезапно толкнул ближнего бойца, вырвал из-за голенища нож и, полоснув Коренькова по груди, кинулся в воду.
Это уже было отчаянье. Красноармейцы почти сразу настигли Лю, выволокли его из реки, положили на камни. Китаец тупо смотрел на дула винтовок, наведенных на него, и, тяжело дыша, скрежетал зубами.
Вараксин велел связать руки арестованному, спросил Коренькова:
— Сумеешь сам дойти, Зосима Авдеич? Или носилки рубить?
— Не! — старик покачал головой. — Ничё. Не достал он меня, варнак. Так, поцарапал маленько.
В Мондах китайца развязали. Вараксин послал вестового за Шубалиным и Варной.
Вскоре уполномоченный особого отдела и красноармеец вошли в дом.
Еще до их прихода Степан пытался начать допрос, но Лю мрачно крутил головой, показывая на уши и язык, не говорил ни слова.
Вараксин кивнул Шубалину на задержанного, проворчал:
— Делает вид, что ни черта не понимает по-русски. Поговори с ним по-своему, Ваня.
— Ладына, — усмехнулся боец. — Я сейчас ему все говоли.
Повернулся к Лю, спросил:
71
Хуньдань! Паньту! — Сволочь! Предатель! (Кит.).