Энн Виккерс

В эту минуту Энн почувствовала к миссис Битлик что-то вроде восхищения, смешанного с ужасом. Миссис Битлик была напугана и попросила установить постоянный караул у дверей мастерской. И все же у нее хватило мужества согласиться с капитаном Уолдо, что следовало бы целый месяц морить всех арестанток голодом.

Доктор Сленк извиняющимся тоном отклонил это предложение. Он лучше знает подрядчиков! И, кроме того, ему еще предстоит убедить прессу, что никакого бунта, в сущности, не было. А жестокие наказания послужат доказательством обратного. Нет, нет. Вполне достаточно отменить на месяц час отдыха, два дня продержать всех на хлебе и воде, выпороть шестерых зачинщиц, а четверых из них посадить в карцер на Две недели.

Четырьмя избранницами оказались Бэрди Уоллоп, Джозефина Филсон, самогонщица из Пирлсберга и похитительница свиней, которая вступилась за Энн.

— Мисс Филсон нельзя сажать в карцер! — закричала Энн. — Это ее убьет! Она очень слаба! А Бэрди совсем не такая уж испорченная — она просто дикарка.

Они надвинулись на нее, как автоматы в музее восковых фигур.

Теперь, когда рядом с доктором Сленком был капитан Уолдо и миссис Битлик, он страшно расхрабрился.

— Мисс Виккерс! Я все ждал, когда вы наконец откроете свою пасть! Следовало бы серьезно заняться вопросом, не несете ли вы значительную ответственность за этот злодейский и непростительный мятеж. Вы и ваша Ван Тайл! С нас хватит вашей модной бостонской культуры и социологии! Я подумываю о том, не пора ли привлечь вас к суду за подстрекательство к беспорядкам. Но, быть может, вы предпочтете по доброй воле уйти отсюда?

— Нет! Можете привлечь меня к суду! — От ненависти Энн вдруг стало весело. — Я просто мечтаю, чтобы меня привлекли к суду! Я уж позабочусь о том, чтоб там было полно репортеров, и не только от местных газет!

— Если вы воображаете, что мы боимся газет… — вмешался настоящий хозяин, капитан Уолдо. — Впрочем, об этом мы поговорим потом. Но вот что еще, док. Нельзя ли нам как-нибудь вместо самогонщицы посадить в темную эту стерву Ван Тайл (простите, сударыни, я обмолвился). Самогонщица не так уж плоха — просто немного грубовата. Зато она не проповедует свободную любовь, анархизм и революцию, как Ван Тайл.

— С удовольствием бы, но нельзя, — вздохнул доктор Сленк. — Но я вам скажу, что мы можем сделать. Мы посадим в камеру к Ван Тайл полоумную негритянку, — ту, которая все время кричит. Уж тогда Ван Тайл хватит хлопот и без того, чтобы подстрекать к бунтам!

Энн поняла, что ее песенка спета, — все равно как если бы ее уволили. Заниматься и беседовать с арестантками ей запретили; выходя из общей спальни (где ни миссис Кэгс, ни вторая надзирательница с ней не разговаривали), она теперь имела право заходить только в кабинет миссис Битлик, чтобыпо-прежнему вести счета.

Энн не видела, как пороли шестерых арестанток, но полагала, что экзекуция происходила в помещении рядом с дырой — в подвале под виселицей. Она решила во что бы то ни стало пробраться к четверым арестанткам, брошенным в карцер. Лестницу, ведущую из помещения с виселицей в дыру, всегда охранял особенно грубый и угрюмый стражник. Энн несколько раз украдкой заглядывала туда, словно задумавшая побег арестантка. Всякий, кто живет в тюрьме — будь то уголовник, политический заключенный, начальник или простой надзиратель, — быстро выучивается обманывать и прятаться. Как-то поздно ночью, когда Китти клевала носом в одном конце коридора, а миссис Кэгс храпела в другом, Энн на цыпочках прокралась к винтовой лестнице и спустилась в помещение, где стояла виселица. Стражника нигде не было видно, однако Энн заметила: за виселицей синий дымок — значит, он укрылся там, чтобы спокойно покурить. Энн проскользнула к узкой лесенке, ведущей в дыру.

Дверь в подвал оказалась незапертой. Стоит ли ее запирать? Энн вошла в помещение, напоминавшее внутренность полой цементной глыбы. Только две двери — та, в которую она вошла, и вторая, еще более низкая и узкая, наискосок от первой. Ни одного окна. Вместо вентиляторов — четыре отверстия в шесть квадратных дюймов, пробитые в потолке, то есть в полу помещения с виселицей. Одна матовая лампочка. В центре этого цементного куба деревянная стойка с поперечной перекладиной, к концам которой прикреплены наручники.

Стойка была вся в пятнах запекшейся крови.

Столб для бичевания.

Энн отпрянула к двери напротив. Дверь была заперта, но ключ торчал в замке. Дрожа от страха (а вдруг Они запрут ее там, раз она сама туда забралась?), Энн отворила дверь в узкий каменный коридор, сырой и скользкий, погруженный в непроницаемый мрак. Все казалось жутким и неправдоподобным, как декорация скверной мелодрамы.

Освещая себе дорогу электрическим фонариком, Энн пошла вперед. Ей пришлось нагнуться, и она все время задевала осклизлые стены. Сделав шагов десять, она очутилась в пещере, какие описываются в романах про пиратов. Это и была «дыра»-помещение высотою в восемь футов, без окон, совершенно темное, с каменными стенами и мокрым цементным полом. С одной стороны находились четыре камеры. В них не было ни коек, ни табуреток, а только параша, тонкое грязное одеяло и чашка, в которую раз в сутки наливали воды, чтобы было чем запить два куска черного хлеба. И больше ничего, если не считать живого существа с остатками драгоценной человеческой души.

Четыре женщины дремали, скорчившись и дрожа на своих одеялах.

Первой в пятно света от фонаря Энн попала Джозефина Филсон. Она наполовину сползла с одеяла и лежала на скользком холодном цементе, разбросав по сторонам руки, словно распятая. Дыхание с мучительным стоном вырывалось у нее из груди.

— Воспаление легких, — задыхаясь, пробормотала Энн.

Торопливо, словно ища помощи, она осветила следующую камеру, и лежавшая там женщина вскочила, сгорбившись, села, вцепилась руками в свои грязные щеки и заскулила. Энн вначале даже не могла ее узнать. Это был настоящий зверь в клетке — какое-то низшее существо, с диким, бессмысленным взглядом и свисавшими на лоб грязными космами.

Потом Энн поняла, что это Бэрди Уоллоп.

Свет электрического фонарика ослепил Бэрди.

— Не надо! Я все сделаю! Только лягавой я не стану! Я ничего не знаю про Ван Тайл и про мисс Виккерс! — кричала она.

— Т-ссс! Бэрди! Это мисс Виккерс, Энн.

— Господи! Вы пришли выпустить меня? Пожалуйста, а то я сойду с ума! Наверное, я уже сумасшедшая!

— Я постараюсь. Бэрди, что с мисс Филсон?

— По-моему, она умирает. Не выдержала порки. Два раза падала в обморок. Они ведь нас пороли. Раздели до пояса. Стражники. Привязали к столбу, заковали руки и били ремнем с дырками. Вот, посмотрите! — Последнее слово прозвучало как стон. Бэрди сорвала с себя блузу. Спина ее вспухла от кровоточащих рубцов. — И каждый день они на шесть часов привязывают нас к дверям. Руки вытягивают вверх, а ноги едва достают до пола. Руки горят как в огне. Висишь и думаешь: воды бы, воды! Господи! Джо все время плакала. Только иногда замолчит. Это значит опять обморок. А я вот что сделаю. — Спокойствие Бэрди было противоестественным, как центр урагана. — Как только выберусь отсюда, обязательно кого-нибудь убью! Вот что они с нами сделали. Я теперь ни за что не исправлюсь! Я буду убивать! А вот Джо, наверно, никогда уже отсюда не выйдет. Никогда.

Энн обернулась и зажмурилась. В проеме двери, которая осталась открытой, мелькали кружки света от двух фонарей.

— Какого черта она тут делает? Как она сюда прошла? — раздался голос стражника, скрытого темнотой.

— Все в порядке, — ответил голос доктора Сорелла. — Это я ее послал. Уходите!

Когда стражник ушел, доктор Сорелла испуганно сказал:

— Энн! Ради бога, как вы сюда попали? Разве вы не знаете, что они только и думают, как бы с вами расправиться? Они возведут на вас какое-нибудь ложное обвинение и посадят сюда!

— Знаю! Знаю! Посмотрите! Мисс Филсон умирает!

— Да. Воспаление легких. Я распорядился забрать ее отсюда. Я распорядился!.. Что для них мои распоряжения! Сленк и Битлик хотели было ее забрать. Струсили. Но Дрингул уперся. Сказал, что сама будет виновата, если умрет. Сказал, что это она заварила всю кашу — вместе с вами и с Бэрди! Дайте мне на нее взглянуть.