Тело

Лейверс, похоже, не был очарован моими блестящими психологическими изысканиями.

— Ладно, это по поводу Ольги! — сказал он угрюмо. — Но как вы оправдаете тот фокус с Родиновым в помещении похоронного бюро?

— Я к этому и подхожу! Друзилла мне сказала, что она помогла Лейле устроиться в» Тихую гавань «. Странно, что Родинов, имея под началом двух проституток, не знал ничего об их деятельности. Не надо забывать о трупе Марлен Кауфман.

— Я очень хорошо помню, — тяжело сказал Лейверс.

— В таком случае, шериф, вы помните, что тело было набальзамировано. Работа профессиональная. Лицо так хорошо обработано, что, не будь нескольких голубоватых пятен на шее, никто бы не догадался, что Марлен была задушена. Такую отличную работу любитель вроде Кауфмана никогда бы не смог сделать.

— Хорошо. Два факта уже установлены. Дальше!

— Оставалась чистая дедукция, — продолжал я. — Я попытался представить Родинова в роли Снэка Леннигана. Предприятие похоронных услуг может служить отличной ширмой для агентства меченых девушек по вызову. Ольга вербовала девушек. Она поступала в различные салоны красоты на работу и, даже когда погорела, имела надежное убежище — свою работу в» Тихой гавани «.

С другой стороны, Родинов мог договориться с Кауфманом. Кауфман разрешал бы ему вербовать» загонщиков» среди служащих его баров, отелей, казино, а Родинов платил бы ему проценты. У Родинова тоже великолепное прикрытие.

Я читал на лице Лейверса, что он еще далеко не убежден. Но не отчаивался.

— Все зашаталось, — продолжал я, — когда Бонд и Марлен Кауфман решились на шантаж. Кауфман был вынужден ликвидировать свою супругу. Совершив преступление, он ударился в панику и обратился к Родинову. Родинов его успокоил: он займется своими девушками, подписавшими компрометирующее заявление, и набальзамирует тело Марлен, чтобы Кауфман мог его сохранить до тех пор, пока не появится возможность от него избавиться.

Родинов велел Ольге удалить обеих девиц из Вэйл-Хейтс. Лейлу Кросс поместили в «Тихую гавань», другую тоже послали в Пайн-Сити. Какое-то время все шло хорошо, но появился Бонд и встретился с Лейлой. Бонд становился опасным. Но он не сможет ничего доказать, если две девушки не подтвердят его слова, и Родинов разумно рассудил, что Бонд не сообщит в полицию о своих попытках шантажа. Значит, надо было одновременно заткнуть рот Анжеле и Лейле. Родинов сделал это, а Ольге посоветовал покинуть Вэйл-Хейтс во избежание излишнего любопытства какого-нибудь шпика вроде меня, который станет задавать нескромные вопросы.

Родинов был вынужден выполнить эту грязную работу, спасая Кауфмана. Если бы Кауфмана арестовали, он, не колеблясь, выложил бы карты на стол в надежде спасти свою шкуру. И тогда конец не только предприятию Снэка, но и самому Снэку.

Я улыбнулся шерифу:

— Таким образом, я имел стройную теорию, но у меня не было достаточно фактов для ее подтверждения. Отсюда моя загадочная экспедиция в «Гавань». Если бы Родинов не был Снэком, он кинулся бы в полицию, как только повесил трубку. Но он был Снэком и не мог не пойти в «Гавань» посмотреть, что там происходит. Единственным человеком, знающим его как Снэка Леннигана, была Ольга Кельнер, поэтому он должен был удостовериться, что она мертва: если она заговорит, катастрофа неминуема.

Вошла миссис Лейверс и принесла нам кофе.

— Вы еще не назвали ни одного правдоподобного факта, который можно было бы представить суду, — проговорил Лейверс.

— Я вам сказал, что действовал главным образом «методом тыка». Ткнул вроде бы пальцем в небо, а попал в «яблочко». Отсюда экстравагантная сцена прошедшей ночи. Для меня это был единственный способ проверить правильность моих гипотез.

— Неужели вы не можете отказаться от роли гения-одиночки? — рассердился он. — Неужели не можете время от времени довериться товарищу? А ведь я закрыл дело Кауфмана в такой сенсационной манере по двум причинам: во-первых, это отвечало желанию следователя, а во-вторых, потому, что это усыпило бы бдительность настоящего Снэка Леннигана.

Настала моя очередь округлить глаза.

— Значит, вы думали?..

— Я знаю, что вы плохого мнения о кропотливой, трудоемкой работе, — проскрипел он, — но мы установили, что тело Марлен Кауфман было набальзамировано профессионально. По моему приказу за Родиновым круглосуточно следили с той ночи, когда был убит Кауфман. Сегодня вечером он в первый раз смог ускользнуть от нашего человека. — И он безжалостно продолжал:

— Теперь насчет Ольги Кельнер… Вы вымыли ей голову восстановителем, и из рыжей она превратилась в блондинку. Но ведь это еще не доказательство! Законом не запрещено красить волосы! Вы не подумали, что, если бы вы задержали эту девушку под каким-нибудь предлогом, ее можно было отвезти в Вэйл-Хейтс?

А там нашлось бы с десяток свидетелей, знавших ее под именем Ольги Кельнер?

Я вдруг почувствовал себя очень уставшим.

— Да, — сказал я подавленно, — я промахнулся…

— Ты собираешься мучить его таким образом всю ночь? — вмешалась миссис Лейверс, встав перед мужем. — Ты несешь всякий вздор, в то время как бедняга истекает кровью!

— Как это? — озадаченно спросил он.

— А это что такое? — взорвалась она, показывая пальцем на мою грудь. — Томатный соус?

Лейверс быстро пересек комнату, расстегнул мой пиджак и рубашку.

— Пулевое ранение! — воскликнул он.

— О, это вряд ли что-то серьезное! — стоически произнес я.

— В самом деле… ну, вам повезло! Пуля оцарапала ребро и сняла кусок кожи. На два-три сантиметра ближе — была бы другая история. — Он повернулся к жене:

— Принеси горячей воды и бинты!

— Ясно! Будто я не знаю!

Дверь закрылась за ней, и Лейверс выпрямился.

— Итак, вы схватили Родинова за глотку и до конца были в выигрышном положении? И он вас умолил разрешить ему прострелить себе голову? И вы ему позволили?

Но, в таком случае, кто же стрелял в вас? Святой дух?

Я проглотил остаток кофе.

— Ладно. Я застрелил Родинова. Он только что хладнокровно убил Ольгу, и это моя вина. Я привез эту девушку и уложил ее на софу, как искупительную жертву! А потом он приказал мне лечь рядом с ней, чтобы ему было легко послать пулю в мою голову. Он зарезал одну из татуированных девушек, а может быть, и обеих. И только что укокошил Ольгу. Вот я его и убил.

Лейверс прошелся по комнате и вернулся ко мне.

— У меня впечатление, что вам нужен отпуск, Эл, — сказал он спокойно. — Вам нужно отдохнуть, разрядиться…

— А затем?

— Вы вернетесь к работе, когда обретете равновесие.

И не забывайте, что, по всей вероятности, именно Ольга Кельнер заколола одну из своих подруг. Даже если допустить, что она не сама воткнула нож в тело, ясно, что она знала о намерениях Родинова и помогала ему, как могла.

В глазах закона она так же виновата, как и ее патрон.

— Вполне возможно, — сказал я, — но мне нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

— У вас оно будет.

Я закурил.

— А как насчет Родинова?

— А именно?

— Вы не арестуете меня за убийство?

— Я часто спрашиваю себя, что я буду делать, когда выйду в отставку, — сказал он устало. — Разводить кур? В тот знаменитый вечер я послал Хаммонда к Кауфману, чтобы он сделал мне обстоятельный доклад.

Он доложил, что тело было набальзамировано. Я это уже знал. И я сказал Хаммонду, что, по всей вероятности, эту работу сделал сам Кауфман, предполагая сохранить тело до подходящего случая, когда можно будет без риска его где-нибудь упрятать.

Я снова округлил глаза.

— Ну… А с каких пор вы стали подозревать Родинова?

— Я никогда не подозревал Родинова, — ледяным тоном сказал он.

— Тогда зачем же вы следили за ним день и ночь?

— Черт побери! — рявкнул он. — Да я и не думал устанавливать слежку. Мне просто надоело слушать вас!

У меня тоже есть гордость, хотя мне от нее никакого проку! Вы думаете, приятно было слушать ваши разглагольствования? Слушать, как вы доказываете мою некомпетентность? Я должен был сказать что-нибудь!