Страница 72 из 110
Подумать только! Чехову жаловались на плохо приготовленную гречневую кашу. И это те, кто находился в ссылке на Сахалине! А в это же время тысячи и десятки тысяч русских крестьян умирали от голода, не выдерживая непосильного труда. Те самые русские крестьяне, на которых держится вся страна. Это что за детские пионерлагеря для политических ссыльных? Я с удивлением, переходящим в возмущение, узнал, что в царской ссылке политические заключенные получали образование, пользуясь библиотеками заклейменного в бесчеловечности царского режима, вынашивали планы революции и вообще развлекались на полную катушку. Так пусть лучше с уголовниками время коротают да трудотерапию проходят на общих основаниях. Поработают, как русский крестьянин, пока не упадут от усталости, глядишь, и мыслей дурных не появится. А то, видишь ли, планы они составляют, образование получают за казенный счет! Пусть лучше пользу стране приносят. Тому же крестьянину, за которого они так издалека борются, на дороги меньше платить придется.
С поляками ситуация несколько другая, но как с этими шляхтичами вообще быть? Чего ради им должно быть в России хорошо? Все бунтуют и все недовольны? Гордость все распирает? «От можа до можа» хотим, видишь ли! Ну так получите и распишитесь. Дам я им причину для недовольства. Они же мне дали – в кошмарах не приснится. Мои русские современники, не знающие жестокостей XX века, вряд ли одобрят эти действия. Заклеймят, как есть заклеймят. Ну да и черт с ними.
«Ну что там опять, надеюсь, не новое покушение?» – мрачно пошутил я про себя, заслышав шум в приемной.
– К вам его превосходительство Оттон Борисович Рихтер, – объявил секретарь. – Прикажете пускать?
– Да, отметьте у себя уже, в конце‑то концов, тех, кому разрешен вход без доклада! – поморщился я, выказывая свое неудовольствие Сабурову.
– Ваше Величество, простите, что беспокою, но сложившаяся ситуация требует немедленного решения.
– Рассказывай. – Я налил в бокал коньяка и протянул ему.
– Не положено, – ответил он, вызвав у меня улыбку. – Больше половины солдат охраны, находящихся под моим началом, выбыли из строя. Многие из них ранены, и в строй они встанут не скоро, а дополнительные силы мне нужны уже в ближайшие дни. Солдаты буквально валятся с ног от усталости.
– И… – требуя продолжения, вставил я.
– Прошу подписать распоряжение казачьим полковникам кликнуть сотни две‑три добровольцев из казачков. Уж лучше мы тут на месте отберем тех, кто нам больше годится. – С этими словами Рихтер достал из папки бумагу и протянул мне.
– Конечно, – согласился я, размашисто подписал и отдал бумагу назад, но Рихтер не уходил.
– Ваше Величество, вы бы навестили вашего брата, Александра, – негромко сказал он. – Слухи всякие во дворце ходят… Лучше, чем вы, их никто не пресечет.
Глава 6КОНЕЦ ПЕРВОГО ДНЯ
– Коля, Коленька пришел! – первой увидав меня, тут же, несмотря на шиканье нянек, подбежала ко мне бойкая сестренка.
– А говорили, что подлые гвардейцы затеяли бунт, а поляки пытались тебя убить, – с детской непосредственностью сдал, как стеклотару, побледневших нянек подбежавший братик Вова. Он схватил меня за руку и потянул. – Пошли играть в матросов, ну что встал! – тянул он меня в глубь просторной комнаты, где собрались мои братья с сестрой.
– А кто капитан?
– Ну конечно Сашка, – грустно протянул братишка, – кому он еще эту роль отдаст, раз тебя здесь нет!
– Ладно, поиграйте пока пару минут без нас, – с улыбкой обратился я к детворе, – нам с Сашей надо поговорить, – закончил я, не в силах больше смотреть на то бледнеющего, то краснеющего Александра, судя по всему, испытывающего огромное желание объясниться не при всех.
– Да не думаю я, что ты как‑то во всем этом замешан, – опередил его я, едва за нами закрылись двери пустующего зала. – Как ты вообще мог такое подумать! Ты же мой брат! – не давая ему вставить и слова, воскликнул я. Краска залила его лицо, он бросился мне на шею.
– Я так и знал, что ты все поймешь! Я бы первый пришел к тебе, если бы мне лишь только намекнули! Понимаешь? Только намекнули! – сбивчиво объяснялся он.
– Нисколько не сомневался в твоей преданности, брат! Ну что за слезы, разве это к лицу мужчине? – принялся корить его я. – Чего ты заперся с детворой, как сыч, как будто и вправду чего‑то стыдишься? Если тебе кто‑то хотя бы посмеет только вздохом или косым взглядом намекнуть на твое участие в заговоре, не смей ему спускать! Либо сам отпор дай, либо, коль не сможешь, мне говори! Это не тебя оскорбляют, на всю нашу фамилию тень бросают! Понял?
– Да‑да, конечно, – пораженный, быстро согласился Александр. Под таким углом проблему он явно не рассматривал.
– Тогда пошли, поиграю с вами немного. Так, кто у вас за капитана? – будто все позабыв, обратился я к настороженно ждущим нас братьям и сестре.
– Сашка капитанить изволит, – ответил мне видимо больше всех обиженный данным поворотом Володя.
– Ну, тогда я адмирал, – сказал я, на мгновение задумавшись. – Принимаю общее командование над флотом. Если что – я на флагмане, – после чего уселся за столом и задумался. Мой уход через десять минут остался практически незамеченным. Только Сашка кивнул головой, когда я посмотрел на него от двери.
* * *
Возвращаясь от брата, я мечтал лишь о сне на мягком диване в тиши своего кабинета. И пусть все провалится в тар‑та‑ра‑ры!
– Граф Игнатьев ожидает вас в кабинете, – обрадовал меня предупредительный секретарь.
– Простите, что беспокою, – начал оправдываться увидевший мою недовольную мину Игнатьев, – но вы велели предоставить отчет о беспорядках на улице, как только появится такая возможность. Быть может, перенесем доклад на утро?
– Не стоит. С вашего позволения, – я лег на диван и принялся массировать виски. Голова разболелась неимоверно. Граф тактично молчал, сочувственно глядя на мои страдания. – Ладно уже, хватит дырку во мне взглядом сверлить! Рассказывайте. Как обстановка на улицах? – прервал молчание я.
– С утра начались польские погромы, но к вечеру обстановка стабилизировалась, – ввернул новое словечко, почерпнутое из моей литературы, граф. – После вашего короткого выступления перед горожанами городовые постарались донести ваши слова до остальных и преуспели, толпы стали быстро расходиться. В основном жандармы, городовые и горожане вели себя сдержанно, так что особых эксцессов не было.
– Много ли задержанных?
– Да я не сказал бы, – прикидывая в уме размах, медленно ответил Игнатьев. – Блюстители порядка старались не вмешиваться, пока не начались пожары. Речь идет о нескольких десятках арестованных. В основном тех, кто хотел прибарахлиться под шумок. Да городовые забрали остудить сотню‑другую горячих голов в околоток.
– Что еще за пожары? Почему мне ничего не доложили? – встревожился я, ведь в XIX веке пожары были куда более страшным бедствием, чем в XXI. Нередко сгорали целые города.
– Пожары быстро потушили, но несколько сотен человек остались под открытым небом.
– Ясно, – я недовольно поморщился. – Подыщите новое жилье погорельцам, – распорядился я. – Что еще?
– В остальных городах беспорядки были куда скромнее, да и после прочтения вашей телеграммы собравшиеся быстро разошлись. Везде, кроме Польши, – уточнил мой начальник разведки. – Там был ряд столкновений между нашими солдатами и поляками. Солдаты утверждают, что поляки нарочно задирали и провоцировали их. В нескольких случаях столкновения вылились в стрельбу. Однако есть и другие данные… – Игнатьев замялся, явно не зная, как продолжить.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился я. В последние дни каждая недосказанность ассоциировалась у меня с явной или скрытой до поры до времени бедой.
– Имеются сообщения свидетелей, что наши солдаты сами напали на поляков, – сказал Николай Павлович и, чуть помолчав, добавил: – Но я не смею их винить ввиду исключительных обстоятельств.