Последний варяг

— Нашего господина, — с усмешкой возразил берсерк, — могут оскорбить лишь льстивые слова. Следует уметь уважать своего врага. Это говорю вам я, Фарлаф Железная Башка. А у меня их было немало.

Князь Олег, с трудом сдерживая улыбку, посмотрел на своего гридня. А Фарлаф, видимо, входил во вкус.

— Я вот что скажу, — заявил он и обвёл лукавым взглядом дружину, хотя на князя почему-то не посмотрел. — У нас говорят, что старый волк-оборотень родил скальда — дух поэзии. Я не знаю, я при этом не был.

Послышались одобрительные смешки, и довольный берсерк продолжил:

— И потом, давно это было. Но вот я знаю, что скальд нашептал мне эту песню.

Фарлаф коснулся струн небольшой походной арфы, смотревшейся комично в его огромных лапищах, и вдруг запел неожиданно приятным глубоким голосом:

Дружина подхватила последнюю строчку и начала подпевать, а Фарлаф продолжил:

(При этих словах Фарлаф с насмешливым вызовом посмотрел на волхвов.)

Фарлаф закончил петь. На какое-то время в тереме воцарилось молчание, потом человек в сером произнёс:

— Эта песнь о смерти какого-то скитальца. Баян же собирался петь о жизни князя.

Фарлаф усмехнулся, и тогда вмешался Свенельд.

— Это песнь о Рюрике, — вежливо возразил он. — И князь её любит. Нет для воина судьбы достойнее, чем погибнуть в бою.

— Йо-хо-о! — прогремел Фарлаф. — Да! Вот про это я и толкую. Скажи им, Свенельд, ты в разговорах похитрее грека будешь!

Однако глаза Свенельда приобрели неожиданную задумчивую мечтательность, и он продолжил:

— И тогда туманы этого мира развеются, и за радугой откроется путь в Вальгаллу. Я уверен, что Рюрику сейчас там подносят питьё девы-лебеди, которых мы зовём валькириями. И на пиру королей, среди Асов, Рюрику не стыдно смотреть в глаза своим предкам.

— За Рюрика! — поднял кубок князь Олег.

— За Рюрика! — подхватили гридни.

— За князя Олега! — закричал Фарлаф.

— За Олега! — откликнулась дружина.

Пир продолжался. И в этот момент в дверях гридни появился седовласый и седобородый старец с посохом и в одеянии волхва.

— Светояр! — обрадованно произнёс Олег, поднимаясь со своего места и направляясь к гостю. — Вот кого я жду уже давно.

Князь вежливо и с достоинством поклонился старцу. Они обменялись приветствиями, но вместо того, чтобы вернуться к столу, направились в дальний угол просторной залы.

— Только возвращайся скорей, Олег! — крикнул вслед вождю Свенельд. — А то Фарлаф обещал выпить сегодня бочку мёда, и, боюсь, он исполнит свою угрозу.

Князь улыбнулся. Однако, как только они отошли на достаточное расстояние и волхв заговорил, лицо князя стало совершенно серьёзным.

— Князь, я почти разгадал смысл древнего пророчества о витязях из-за моря, — сказал Светояр.

Олег чуть нахмурился, окинув взглядом гридню, почему-то задержался на княжиче Игоре, — как же быстро растёт мальчик! — затем с любопытством посмотрел на волхва:

— Вот как?

— О тебе это, князь, — быстро заговорил Святояр. — О родиче твоём Рюрике, что на кораблях пришёл в землю нашу, и о сыне его единственном Игоре.

— Он мал совсем.

— Да, князь. О том и речь. Кровь Рюрика, соединившись с кровью одного из славянских родов, и сотворят ту новую силу. — Светояр замолчал и коротко взглянул в сторону волхвов, угрюмо взиравших на разгорающийся пир, — что так стерегутся они. О том древние слова.

Олег задумчиво смотрел на старца:

— Светояр, ты волхв. В пророчестве говорится о конце власти волхвов, о гибели старых устоев. Зачем ты со мной?

— Я верю тебе, князь Олег. Верю, что благо творишь.

Князь кивнул. Прежнее лукавое любопытство во взоре его сменилось оттенком настороженности:

— Ты сказал, «одного из славянских родов». Но как же отыскать этот род?

— Ты зорок, князь. Именно это. Это последнее, что осталось разгадать.

На капище человек в сером пришёл один. Сегодня выпала подходящая ночь. Курган был чёрен, и лысую вершину его осветила полная луна, плывущая в ясном небе. Но не только она одна, покровительница тьмы, Ночная мать, давала сейчас свет. На кургане горел костёр — сакральное пламя не должно гаснуть до конца дней. Белогуб очертил пламя девятиугольной фигурой со стреловидными кусками коры в вершинах. На каждом куске были вырезаны руны, а полости залиты красной краской, смешанной с кровью жертвенных животных и зельем ведьминых трав.

Перед человеком в сером стояла широкая чаша с водой, красной от отблесков огня. Множество оберегов разных славянских родов уже побывали в пламени, но вода пока молчала. Эта необычная девочка, что видела его. Видела сквозь тайный огонь, которым человек в сером умел сжечь восприятие людей. Это могло ничего не значить. И могло значить всё, что угодно. Вот — родилась ещё одна ведунья, ей подчинится ворожба. Он мог бы её многому научить. Если только… вода промолчит и на этот раз.

Человек в сером бросил первый кусок коры в костёр. Чистый ночной воздух тут же наполнился пряными дымами, которые умели пробудить воду.

Плотно сжатые губы волхва разомкнулись, и он тихо, с торжественным благоговением позвал:

— Хозяин Велес!

Поочерёдно бросая в костёр кусочки коры с рунами, он приговаривал:

— Косматый Велес, скотий бог… — следующий стреловидный кусок полетел в огонь, — бог мертвецов и бог колдунов, — ещё один кусок коры брошен в костёр. — Дозволь воде заговорить с тем, кто клялся тебе на золотых браслетах…

Дурман-дымы потянулись над капищем, Белогуб глубоко вздохнул, отправляя в огонь очередной кусок. Когда он заговорил снова, голос его зазвучал повелительно — оттенки рабской покорности, с которыми он начал свою речь, исчезли.