Никто не выйдет живым

Главный мужской персонаж этого сериала торопливо отошел в сторону, освобождая мне проход к дверям.

– Спасибо, дорогой, – сказал я, и Юра скривился, словно я произнес какую-то пошлость. Надо же, впервые постарался понравиться этому типу, и то – мимо кассы.

Значит, не судьба.

12

Моя судьба поджидала меня в другом месте и в другое время. Если конкретно – на узкой полоске серого песка неподалеку от цементного завода. Место довольно пустынное, особенно в пять часов утра. Особенно в воскресенье.

Я не доверял будильнику и не стал ложиться спать. До двух ночи я смотрел телевизор, а потом просто сидел в кресле с закрытыми глазами. Я думал о том, что в пять утра у реки должно быть жутко холодно. Я думал о том, что мне надо будет прибыть на место раньше вьетнамцев. И еще я думал о Хонге.

Тот был на редкость любезен, когда позвонил в одиннадцать часов вечера и сообщил, что мои условия приняты. Шесть тысяч долларов – окончательная цена.

– Ты доволен? – осведомился Хонг. Это было на него совсем непохоже. Или Старый Ли провел воспитательную работу? – Я сделал так, как ты просил, – гордо произнес Хонг.

– Молодец, – сказал я. – Жаль, тебе не повезло.

– Хрм? – изумился Хонг. – Мне не повезло?

– Ты же хотел кончить этих двоих. Теперь такой возможности у тебя не будет.

– Хрм! – засмеялся Хонг. – Ты не понял. Это была шутка. Зачем их убивать? Можно договориться.

С Хонгом явно творилось что-то не то. Он становился большим гуманистом. Я пожелал ему спокойной ночи и повесил трубку. У меня же самого спокойной ночи не предвиделось.

Я загодя достал из тайника «люгер», проверил его, дополнил обойму недостающими патронами и отложил в сторону. Потом отсчитал из полученных от Маргариты Сергеевны денег шестьдесят стодолларовых банкнот, перевязал их резинкой и положил рядом с «люгером». Это были два необходимых для поездки к цементному заводу элемента. Остальное можно было добавлять по вкусу.

Я решил добавить нож с выкидным лезвием, тысячу долларов на непредвиденные расходы и визитную карточку, чтобы мой труп было легко опознать. А также маленькую упаковку марлевого бинта – карман не тянет, а пригодиться может. Если не пригодится визитная карточка.

После этого я решил, что позаботился обо всех. О своем клиенте, о самом себе, о тех, кто будет меня встречать у реки, и о тех, кто будет прогуливаться в тех местах попозже. Никого не обидел.

В четыре часа утра я стал одеваться: черные джинсы, толстая фланелевая рубашка, шерстяной жилет и шерстяной же свитер. Ботинки на рифленой подошве. И плащ.

«Люгер» лег в правый карман плаща, деньги – в левый. Визитная карточка покоилась в заднем кармане джинсов, а нож лежал в специальном чехле, который, в свою очередь, был приклеен скотчем к моей левой ноге, чуть повыше щиколотки.

Нельзя сказать, что теперь я почувствовал себя намного увереннее. Просто я знал, что подготовился к встрече со всей возможной серьезностью.

А что из всего этого выйдет – никто не знает. Ни я, ни те двое, что привезут побрякушки. Ни даже Старый Ли.

Можно было утешиться лишь одним – в начале шестого я буду знать ответы на все вопросы. В начале шестого все будет ясно.

Как это скажется на моем здоровье – это уже другой вопрос.

13

Я приехал первым. Оставив свою «Оку» на обочине дороги, я прошел на берег реки и осмотрелся. Было тихо, пустынно и очень холодно. Я даже поднял воротник плаща, а руки засунул в карманы.

Песчаная полоса тянулась примерно на километр, упираясь одним концом в груды щебня возле цементного завода, а другим – в заросли низкорослого кустарника, выглядевшего сейчас особенно жалко. Каждое лето санэпидемстанция предупреждала о том, что купаться в этом районе не стоит. Да можно было все сообразить и без предупреждений, лишь посмотреть на трубы завода. Но и смотрели, и слушали предупреждения, и чихали на эти предупреждения.

Место и в самом деле было малоприятное: серый песок, темная вода, пугающая своим мертвенным видом... Безжизненность – вот слово, которое описывало этот пейзаж. Будто бы на этой территории провели какой-то научный эксперимент, уничтоживший живое в реке и на песке, превративший километр берега в территорию, непригодную для чего-либо, кроме существования в качестве наглядного пособия к все тому же слову «безжизненность»... Серым и холодным было все вокруг. Даже цепочка тонких тополей, высаженных на обочине и служивших своего рода пограничным рубежом между пляжем и дорогой, не могла разнообразить пейзаж, потому что листья уже были оборваны осенними ветрами...

Трудно представить, кого могло занести в эти места, да еще в такую рань. Кроме меня и моих партнеров по деловым переговорам. И когда темно-синий «Форд» остановился в ста метрах от моей «Оки», я понял, что дождался.

Было так тихо, что стук закрываемых дверей машины прозвучал хлопком в ладоши у меня над ухом. Двое вьетнамцев миновали линию тополей и вступили на серую территорию пляжа.

Один был одет в длинное черное пальто, второй – в светло-коричневую кожаную куртку. Этот второй и нес небольшую сумку. Я надеялся, что там драгоценности Маргариты Сергеевны, а не автомат «узи».

Я нащупал пистолет в правом кармане и пачку денег в левом. Что-то – одно из двух – должно было мне сейчас пригодиться. Я вынул руку – конечно, левую – из кармана и приветственно помахал ею. Вьетнамцы остановились и стали совещаться. Я терпеливо ждал.

Наконец они закончили распределение ролей. Парень в пальто зашагал в мою сторону, а его приятель остался метрах в шестидесяти от меня, обняв обеими руками свою драгоценную сумку.

Парень в пальто был ростом повыше своего напарника и чуть поинтеллигентнее на вид. Если это слово можно отнести к человеку, грабящему женщин в туалетах супермаркетов. Иначе говоря, его лицо внушало больше симпатий, если бы я случайно увидел его на улице. Сейчас же ни о каких симпатиях речи быть не могло. Это был человек, способный на многое. И мое личное здоровье зависело от того, сумею ли я правильно оценить вьетнамца в длинном черном пальто, аккуратно постриженного и причесанного на пробор.

Вьетнамец остановился в пяти шагах. Я положил указательный палец правой руки на курок.

– Это ты приготовил для нас шесть тысяч «зеленых»? – весело и неправдоподобно спокойно спросил он. Парень говорил по-русски без акцента. Гораздо лучше Хонга. И даже лучше Старого Ли. Я подумал, что это, должно быть, «гастролер». Приехал пощипать провинцию.

– Шесть штук у меня, – ответил я, щурясь: мне стоило большого труда наблюдать сразу за двумя вьетнамцами. – А ты принес то, что должен?

– Конечно, – парень, не оборачиваясь, ткнул пальцем назад, в своего приятеля. – Вон в той сумке.

– Хорошо, – сказал я. – Давай все спокойно посмотрим. Я – побрякушки. Ты – деньги, согласен?

– А зачем же я тут? – рассмеялся парень. Он резким движением сунул руки в карманы пальто, и я мгновенно вспотел. Но обошлось. – Давай свои бабки, – сказал парень.

Я вытащил из плаща пачку долларов и показал ее вьетнамцу.

– Вот они, – сказал я. – Где ваш товар? Я тоже хочу посмотреть.

– Посмотришь, – пообещал парень. – Сейчас принесу...

И он пошел к напарнику. Я удивился, почему ему надо было обязательно возвращаться самому, ведь можно было просто подозвать парня в куртке. Я смотрел в спину, обтянутую черной тканью, и все еще держал в левой руке пачку долларов. И я все еще надеялся, что мы разойдемся по-хорошему...

Это случилось, когда вьетнамец в пальто уже почти подошел к своему приятелю. Между нами было почти шестьдесят метров. Я видел выражение их лиц. Особенно хорошо я запомнил лицо того парня в пальто, с которым только что разговаривал.

На его лице было удивление. Он не понял, что случилось. Он резко дернул головой, поворачиваясь на звук выстрела. Второй, в куртке, уронил сумку на песок и вскинул пистолет, целясь в меня...