Южнее реки Бенхай

Генерал Райтсайд выслушал мнение Макнамары довольно спокойно. К тому времени он чувствовал себя слишком усталым. Было горько сознавать безысходность положения, крушение его тщеславных планов. Он вспомнил, будто это было только вчера, последнюю, двухгодичной давности встречу с президентом Джонсоном в его Овальном кабинете. Тогда еще не было ощущения столь быстро надвигающегося краха. Крупное, грубовато вылепленное лицо президента с массивным тяжелым носом, с глазами, упрятанными под мохнатые брови, красные прожилки, расходящиеся веером от крыльев носа, глуховатый голос…

— Мы прошли с тобой, Фрэнсис, большой путь. И я рад, что сейчас, когда мы решаем задачи глобального масштаба, мы по-прежнему вместе, Я верю тебе, Фрэнсис, как самому себе. Несмотря на временные неудачи, — президент намекал тогда на несколько неудачных шагов генерала, о которых ему стало известно, мы поможем укрепить и высоко поднять престиж Америки.

И вот приблизился конец базе, которой отдано столько сил. Если говорить откровенно, то на базе для Райтсайда не сходился свет клином. У него были его миллионы, ему всегда будет место в большом бизнесе. Было обидно, что крушение базы, символа современной военной мощи, будут связывать с его именем.

Подавленным был и генерал Уэстморленд. Оь понимал, что конец базы будет означать и его конец как полководца. Принимая пост командующего американской армией во Вьетнаме, он ни на минуту не сомневался, что во всей Америке не найдется такого человека, который по своим личным качествам и военному опыту мог бы сравниться с ним. Он видел в этом назначении мудрый жест провидения, которое решило сделать его имя славнейшим из славных. Уловив в замечаниях, сделанных Макнамарой по разным поводам, что его судьба решена, он пожалел не себя, а Америку, которая не смогла оценить его по достоинству, и осудил всех — от Макнамары до Джонсона — за то, что они, постоянно ограничивая его требования, помешали добиться Америке победы во Вьетнаме.

Макнамара улетал из Сайгона с предчувствием надвигающихся грозных перемен. Он понимал, что если во Вьетнаме и будет победа, то она будет пирровой. Но и бросить Вьетнам Америка не может, чтобы не потерять, как говорится, своего лица. Макнамара вспомнил, как на приеме у президента Тхиеу к нему подошел какой-то профессор или писатель и стал, не стесняясь, хотя и в корректных выражениях, говорить, что Америка ведет неправильную политику.

— В чем же ее неправильность? — спросил Макнамара.

— В чрезмерной жестокости, о которой сейчас говорят во всем мире и которую осуждают. У нас говорят, — сказал тот профессор или, может быть, писатель, — что даже тигр боится зацепиться за лиану, чтобы не потревожить всего леса. Вы потревожили лес и вызвали гнез на себя. Вам это не кажется, господин министр?

— А вы вроде к этому не причастны, так я понимаю?

— К сожалению, господин министр, такие, как я, по мере своих сил тоже дергали за эту лиану…

Через несколько дней, уже в Вашингтоне, поздно вечером у Макнамары в кабинете раздался телефонный звонок. Сняв трубку, он узнал голос Дина Ряска.

— Боб, у меня есть подозрение, что ты ездил во Вьетнам со специальной миссией и особыми поручениями, о которых даже мы, твои близкие друзья, ничего не знали. Не так ли?

— Тебе, Дин, лучше многих известно, зачем я ездил туда и какую миссию выполнял.

— Нет, Боб, я имею в виду не поручение помочь милому Райтсайду. Это обычное дело для министра обороны.

Голос у Раска был какой-то странный, Макнамара даже усомнился, в самом ли деле это звонил государственный секретарь.

— Я что-то тебя не очень хорошо понимаю, Дин. Да ты ли это у телефона?

— Видишь ли, дорогой мой друг, — не отвечая на последний вопрос, сказал Раск, — мне только что сообщили— источники самые достоверные, — что где-то в Южном Вьетнаме готовится провозглашение нового государства — Республики Южный Вьетнам. Слухи, правда, об этом ходили давно, а теперь они, кажется, подтверждаются. Как ты на это смотришь с военной точки зрения, а?

Макнамара помолчал немного, обдумывая услышанное, а потом серьезно ответил:

— Думаю, что мы вступаем совсем в другой этап войны во Вьетнаме. И очень серьезный.

Раск был согласен с этим.

Но дни Макнамары на посту министра обороны подходили к концу. Скоро он уступит свой кабинет в Пентагоне процветающему адвокату Кларку Клиффорду, не менее Макнамары известному в кругах большого бизнеса.

30 июля 1968 года после 160 дней напряженных оборонительных боев командованию американского экспедиционного корпуса удалось осуществить эвакуацию военно-воздушной базы Фусань. Чтобы не дать противнику использовать ее военные объекты, самолеты стратегической авиации США подвергли территорию базы, все ее сооружения и постройки самой жесточайшей бомбардировке.

На следующий день генерал Уильям Уэстморленд был снят с поста командующего экспедиционными силами. Его заменил генерал Крейтон Абрамс.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Захватив в самом начале года инициативу в боевых действиях, силы национального освобождения, продолжая наносить удары то на одном, то на другом участке фронта, загнали американо-сайгонскую армию в глухую оборону. Это произошло не с какими-то небольшими формированиями, а с полуторамиллионной армией, оснащенной по последнему слову техники.

Инициативы Демократической Республики Вьетнам И Национального фронта освобождения о путях завершения войны и восстановления мира во Вьетнаме на условиях немедленного прекращения бомбардировок территории ДРВ и вывода всех американских войск из Южного Вьетнама создавали совершенно новую ситуацию на международной арене. Это болезненно чувствовала администрация Джонсона, столкнувшись с резкой критикой своей политики как внутри собственной страны, так и за ее пределами. Американская война, долгое время прикрывавшаяся ширмой помощи Сайгону в отражении «коммунистического проникновения с Севера», предстала перед всем миром не как частный, а как международный конфликт.

В заявлении большой группы американских ученых, направленном в Организацию Объединенных Наций и Международный трибунал, говорилось: «Война в Индокитае превратилась в раковую опухоль американской жизни без малейшей надежды на излечение. Средства войны, использованные против гражданского населения, показали способность не только уничтожить город, население, среду одного государства, но и саму планету, Землю. Хотя оружие, применяемое во Вьетнаме, в известном смысле и кажется «ограниченным», в своем эффекте оно отнюдь не менее ужасно, чем бомба, сброшенная на Хиросиму».

Профессор Солливан еще более сурово осуждал администрацию Джонсона.

— Вот она, наиболее мощная страна в мире, — говорил он студентам Калифорнийского университета, показывая на огромную карту Америки, рядом с которой висела карта Вьетнама, — пытающаяся подчинить себе отсталый крестьянский народ путем массированного использования всех современных средств уничтожения и все-таки не способная ни победить, ни ликвидировать войну. Вот он, чемпион «свободного мира», который охраняет народ Южного Вьетнама от коммунизма путем уничтожения самого народа. Такими предстали Соединенные Штаты в 1968 году всему внешнему миру., и в результате их престиж никогда не падал так низко, как сегодня, — в голосе профессора зазвучали не только ядовитая насмешка, но и глубокое возмущение, решительный протест, и это поняла американская молодежь, проводив оратора бурей аплодисментов.

Но, несмотря на серьезные политические провалы и военные поражения, несмотря на растущие разногласия о политике во Вьетнаме, большой бизнес требовал идти дальше — наращивать военную мощь и силу ударов. Губернатор Калифорнии Рональд Рейган, как бы возглавивший «ястребов», в годовом экономическом обзоре требовал увеличения военных расходов. «В силу большого значений оборонной и космической индустрии, — писал он, — наш штат превратился в важнейший источник новейшего вооружения для ведения современной войны в любых масштабах. Калифорния играла и готова играть еще большую роль в деятельности, вытекающей из вьетнамской войны, в которой Америка может согласиться только на один исход — победу».