Страница 44 из 46
Но в этот момент мое счастье снова повернулось ко мне лицом. Неожиданно началась сильная пулеметная стрельба. Это датские коммунисты попытались захватить портовое нефтехранилище в нескольких сотнях метров от моста. Немцы отбивались, как только могли, используя даже зенитные орудия.
Началась дикая суматоха. Гражданские, террористы и партизанские часовые бросились кто куда, прячась по домам. Счастливый миг! Машина взревела мотором и бросилась вперед, пролетев 30 или 40 метров узенького моста подобно стреле, подпрыгнула, снова опустилась и остановилась перед воротами. Мы находились перед входом в порт.
Даже здесь датские партизаны с пистолетами в руках и безоружные немецкие солдаты перемешались между собой. Я показал морскому офицеру свою награду — Рыцарский крест с Дубовыми листьями, который держал в кулаке. Совершенно невозмутимо он пригласил меня спуститься в катер, который доставил меня вместе с адъютантом к командиру 18 тральщиков.
Якорная стоянка Копенгагена представляла собой живописное зрелище. Глядя на сошедший с ума город, тут стоял целый немецкий флот во главе с великолепным крейсером «Принц Ойген», пришвартованным в бухте. Флаги Кригсмарине все еще гордо реяли на мачтах. На борту кораблей находились около 20 ООО человек.
Но все эти прекрасные корабли, стоящие у причалов, не позднее чем завтра станут добычей союзников. Неужели я спасся?
Командир дивизиона тральщиков был человеком решительным.
«Наша армия в Норвегии еще не подписала капитуляцию. Возможно, там у вас найдется шанс», — сказал он.
Но адмирал после недолгого совещания ответил, что идею бежать в Норвегию следует забыть.
Город сверкал в лучах вечернего солнца. В 15.00 командир показал мне радиограмму. Британская авиадесантная дивизия вот-вот приземлится в Копенгагене. Сотни британских транспортных самолетов садятся в аэропорту в нескольких километрах от нас.
Вечереет, 18.00.
Мотоциклы и джипы выгружаются из самолетов. Томми начинают выдвигаться в город. Толпа радостно приветствует их. В любую минуту следует ждать их появления на причалах.
Глаза командира дивизиона сверкнули, он отечески похлопал меня по плечу.
«Нет, никто не скажет, что немцы бросили вас!» — воскликнул он.
Он приказал молодому командиру тральщика: «Вы должны прорваться. Я хочу, чтобы вы доставили Дегрелля в Осло».
Подошел изящный военный корабль, серый, как вода, и стройный, точно зайчик. Я накинул тяжелый кожаный плащ и перешел на борт тральщика.
В 18.30, прямо под носом у англичан, которые уже мелькали в порту, мы полным ходом направились к берегам Швеции, а потом повернули на север.
Осло, 7 мая 1945 года
Стоя на носу военного корабля, на котором я в самую последнюю минуту спасся из Копенгагена, я вдыхал резкий пьянящий аромат моря.
На шведском берегу тихо гасла вечерняя заря. Берег был совсем рядом. Я смотрел на белые стены, высокие красные кирпичные дымовые трубы и темные холмы. На датском берегу в свете заката виднелись зеленые крыши замка Эльсинор, на фоне заката он выглядел романтично, как никогда.
Море сейчас было не более чем широкой рекой. Я спешил выбраться из этого бутылочного горлышка и добраться до Каттегата, чтобы увидеть, как краски враждебного неба медленно тают вдали.
Стемнело, и британские самолеты до сих пор нас не заметили. Дул свежий бриз. Я облокотился правым локтем о перила, чтобы немного помечтать, вдохнуть свежесть северного ветра и брызги, полюбоваться мириадами звезд. Море мерцало и светилось, казалось, оно уходит в бесконечность.
Наш корабль был быстроходным. Если мы хотели избежать атаки с воздуха, нам следовало добраться до норвежских фиордов до рассвета.
Никому на борту не было разрешено спать, так как в любую минуту мы могли налететь на мину. Но море было широким. В нем хватило места и для нас, и для мин. Мы не натолкнулись ни на одну.
Трижды за ночь самолеты союзников пролетали у нас над головой. Моряки сказали нам, что на море от них не меньше проблем, чем на суше.
Ночь была ясной.
Британские самолеты мешали сами себе тем, что летели буквально над самой водой. Мы старались ничем не выдать себя. Вероятно, они гадали, что же мы делаем в Каттегате, если война в Дании закончилась, однако летчики не проявляли настойчивости. Мы также были вежливы и старательно не замечали их.
Примерно в 08.00 мы увидели высокие коричневые и черные скалы Норвегии. Мы вошли в сверкающий Осло-фиорд. Ни единой лодки на горизонте. Вода фиорда была прозрачно-голубой и гладкой, как металл. По берегам фиорда виднелись деревянные дома, выкрашенные в синий, коричневый, белый и зеленый цвета и наполовину укрытые под елями. Я вспомнил немецкий десантный отряд, проходивший здесь таким же солнечным апрельским утром в 1940 году, между черными скалами фиорда.
Мы шли еще два часа.
Позади входа в гавань возникли крыши, колокольные башни, доки, краны и элеваторы.
Осло.
Было 10.00. Нам ответил гудок сирены. Мы подошли к стоящим у причала двум сверхмалым подводным лодкам, не превышавшим по размерам обычного каноэ, желтым, словно табачные листья.
Город Осло расположен в конце одного из самых разветвленных заливов в Европе. Город еще спал — воскресенье. Прошел ранний трамвай. Мы позвонили по телефону, и за нами пришел автомобиль. Он повез нас в горы, вплотную подступающие к Осло- фиорду с юго-запада.
Погода была прекрасной.
Тысячи девушек с красивыми фигурками в ярких прогулочных костюмах катили на велосипедах вдоль ручьев, серых и коричневых скал и черных елей. Они направлялись к лесистым холмам.
Мы дважды останавливались, чтобы спросить дорогу. Велосипедистки недоуменно смотрели на нас. Но каждая отрицательно качала головой. Война ощущалась и здесь, несмотря на мирный деревенский пейзаж, белокурые локоны этих очаровашек, их кокетливые красные и голубые брючки.
Мы добрались до замка кронпринца Олафа, стоящего на вершине скалы, где я встретился с немецким рейхкомиссаром Норвегии доктором Тербовеном. Он принял меня немедленно, выражение лица Тербовена было довольно беззаботным, глаза весело поблескивали.
Я объяснил ему свой план. Я хотел немедленно попасть на северный фронт в Норвегии. До тех пор, пока продолжается война против коммунизма, мы хотели, чтобы наш легион в ней участвовал. Другие валлоны присоединятся к нам в самом ближайшем времени.
Но, судя по всему, доктор Тербовен уже получил грустные новости, так как покачал головой. Он заговорил со мной о Швеции и Японии. Но я думал о Нарвике и Нордкапе.
Тербовен имел вполне удовлетворительный старый французский коньяк, который и предложил мне вместе со сносными сандвичами. С террасы замка открывался прекрасный вид на залив. Это было незабываемое зрелище — фантастическая игра голубых, белых, коричневых и зеленых оттенков. Если мир столь прекрасен, почему же в сердцах людей бушует ненависть?
Доктор Тербовен зарезервировал для меня апартаменты в Осло. Он обещал информировать меня обо всех новостях. Я поехал назад по переливающейся всеми цветами долине. Я больше не видел, как я сумею отсюда вырваться.
Я принял ванну и снова начал слушать радио. Союзники торжествовали, но я был слишком утомлен и сразу уснул.
На следующий день, 7 мая, я услышал торжественную передачу лондонского радио. В ней триумфально сообщалось об окончании охоты. Общая капитуляция рейха была неизбежна. Теперь это был вопрос времени, часы, если только не минуты.
Норвежский премьер-министр Квислинг, с которым я не был знаком, пригласил меня в королевский дворец.
Я прибыл в 11.30, после прогулки по улицам. Два больших и красивых белых полотнища свешивались по обе стороны лестницы белого мрамора. Королевская мебель была потрепанной. Перед дворцом, как и положено для королевской резиденции, стояла позеленевшая от времени конная статуя, испещренная птичьими какашками.