Страница 25 из 46
Проселочная дорога, связывающая Камбья с псковским шоссе, выходила к нему примерно в 15 километрах южнее Дерпта. Но красные уже подходили к перекрестку с юго-востока.
Первой моей задачей было удержать противника в Камбья, имея 500 человек, один минометный взвод и несколько немецких пушек. Второй задачей было удержать перекрестки Псков — Дерпт и Камбья — Дерпт. Торжествующему противнику оставалось пройти всего километр до этого пересечения, причем местность была совершенно гладкой и открытой. Вражеская артиллерия, минометы и «Сталинские органы» сосредоточились в лесу слева от нас. У меня остались всего три противотанковых орудия, чтобы остановить врага.
Свой командный пункт я устроил на маленькой ферме рядом с перекрестком. Там нас постоянно обстреливали советские пулеметы и самолеты. Всю ночь мы ждали, что большевистские танки в любую минуту ворвутся к нам во двор. Одетые, с гранатами и пулеметами под рукой, мы спали от силы десять минут.
Три или четыре раза днем и ночью я мчался от перекрестка к нашим позициям у Камбья в 4 километрах на юго-западе. Красные толпами слонялись повсюду. Мой маленький «Фольксваген» как сумасшедший пролетал сквозь шквал пуль, которым его встречали.
Если я был в Камбья, я дрожал от страха за свои противотанковые орудия у перекрестка. Если я был у перекрестка, я боялся катастрофы в Камбья и в панике смотрел на дорогу, ожидая увидеть остатки моих подразделений и преследующие их по пятам орды киргизов и казахов.
Позади нас разыгрывался захватывающий спектакль. Вся Эстония бежала в панике от красных. Ни одна душа не осталась дома. Эти люди знали большевиков, не тех, из 1918 года, а так называемых цивилизованных, улучшенных и демократизованных большевиков образца 1940 года. Люди боялись этих новых до судорог. Эта всеобщая паника сказала нам больше, чем все политические речи.
Бежали не одни только буржуа, но также десятки тысяч рабочих, ремесленников, мелких фермеров и батраков. Женщины, измученные до предела, брели по дороге, каждая тащила поросенка или гнала пару овец. Ноги бедных животных были окровавлены. Одна девочка толкала свинью перед собой, как тачку, держа ее за задние ноги. Животные метались и стонали. Многие умирали.
Было очень жарко. Одна старуха смертельно устала. Внезапно появились советские истребители и набросились на колонну гражданских, открыв бешеный огонь из пулеметов. Раздались ужасные крики женщин и детей, дикое ржание лошадей, когда строчка пуль пробивала их тело. Люди и животные падали среди разломанных телег.
Рваные соски, еда, жалкие пожитки несчастных семей были разбросаны по прокаленной солнцем дороге. Несчастные с ужасом смотрели на все это. Женщины, прижимая к себе детей, бежали к далеким колокольням на подламывающихся ногах. Старики, собиравшие медную посуду и тащившие коров из последних сил, трясли головами. Куда они идут? Что их ждет? Или, вернее, где они умрут? Точно такие же толпы беженцев катились из одного конца страны в другой. И те же самые истребители расстреливали их.
После того как я доложил обо всем генералу Вагнеру, находившемуся в пригороде Дерпта, я отправился назад на свой командный пункт… Мне пришлось продираться сквозь процессию мучеников, вид которых разрывал мне сердце.
Все передо мной было охвачено пламенем: большие квадратные фермы с белыми и черными коровами, прекрасные белые замки около голубых озер, сараи с крышами из еловой дранки и даже церковные садики, разбитые на склонах холмов, украшенные кипарисовыми рощами, резными скамейками, сидя на которых монахи так часто мирно следили за полями, размышляя о бренности бытия.
Страна умирала. Великолепные августовские ночи были омрачены огромными красными факелами горящих деревень. Коровы, свиньи, цыплята и гуси — все было брошено на фермах и пастбищах. Не осталось ни единой живой души. Все предпочли исход пулеметному огню и советскому рабству.
Я получил еще и третье задание — взорвать железную дорогу из Пскова в Дерпт.
В результате мне предстояло освоить еще одну профессию. На помощь мне прибыли бесстрашный молодой немецкий офицер и горстка умелых саперов. Они заминировали полотно через каждые 10 метров и только ждали приказа взорвать отрезок пути длиной 250 метров.
Я не должен был уничтожать дорогу до самой последней возможности. Командование в Дерпте все еще надеялось начать наступление на следующий день. Поэтому мне пришлось ждать до последней секунды. Но в то же время я не имел права проспать и позволить красным захватить дорогу в целости.
Взрывы следовали один за другим и выглядели фантастически, особенно в ночной темноте. За несколько дней я взорвал массу объектов: мосты, дороги, вокзалы, стрелки и пересечения и в результате едва не оглох навсегда.
Но нам требовалось любой ценой выиграть время. По телефону постоянно приходил один и тот же короткий приказ — выиграть время. Это время приходилось выигрывать, увы, жертвуя множеством человеческих жизней.
В 10 километрах позади нас жители Дерпта поспешно заканчивали строительство большого оборонительного пояса. Но мне сразу стало плохо, когда я увидел толпы тех, кому предстояло защищать эти траншеи. Батальоны городских стражников, полицейских и вообще гражданских лиц. В военных их превращали только желтая повязка на рукаве и старая французская винтовка эпохи Наполеона III.
Нам предстояло выдержать натиск огромных советских сил. Когда же прибудут настоящие войсковые соединения, реальные дивизии, которые смогут сделать это?
Советские танки опасались наших противотанковых пушек, которые стреляли исключительно метко. Мы прочно удерживали перекрестки.
Я оставался возле Камбья, но мои солдаты там были вынуждены вести тяжелые бои. Мы удерживали гряду холмов возле северного выезда из деревни, где подвергались сокрушительному обстрелу «Сталинских органов».
Но наши солдаты были настоящими бойцами и не допускали даже мысли о поражении. Они умело расположили свои пулеметы. Наши минометы, прекрасно замаскированные среди пшеничных копен, стреляли непрерывно.
Моральный дух был высоким. Я наградил наиболее отличившихся раненых прямо там, где они лежали. То, что они были поражены разрывными пулями, вырывавшими куски мяса, не мешало людям шутить и курить сигареты, которые приятели вкладывали прямо между окровавленных губ.
Эти парни были непобедимы. Там, где они появлялись, красные сразу останавливались. Я был искренне поражен их простой и немного смешной отвагой, их смешными шутками, их скромностью. Они улыбались в тот момент, когда поднимались до проявлений истинного героизма. Коммунистов нужно было остановить. Их остановили. Мы не позволили им пройти 21 августа. Мы не позволили им пройти 22 августа. Когда в полдень 22 августа наших солдат сменили, красные не сумели продвинуться и на 10 метров от Камбья. Они даже были вынуждены покинуть деревню, которую наши минометы и германская артиллерия, находившаяся в моем подчинении, разнесли в щепки.
150 новобранцев, которых мы оставили обучаться возле Тойла, прибыли на нашу базу. Я получил приказ влить их в состав моих поредевших рот. Мы встретились в Мария-Магдалина.
Теоретически для восстановления боеспособности подразделения и обкатки новобранцев требуется неделя.
Мы едва успели покинуть центральный сектор, как была атакована самая западная часть немецкого правого фланга. Русские реагировали очень быстро, они перерезали шоссе Дерпт — Рига. Наш противотанковый взвод даже не успел выйти из боя, как я уже получил приказ отправиться к новой критической точке. Уже поздно вечером наши пушки вступили в бой возле городка, имевшего столь странное название — Ныо.
После ужина я отправился к генералу Вагнеру. Его глаза были воспаленными и красными. Он постоянно отправлял свои легкие танки по проселочным дорогам, уже перехваченным русскими. У него не осталось пехотных частей, заслуживающих упоминания, зато имелась толпа эстонцев всех возрастов. Их присылали грузовиками, хотя из орудия у них были только охотничьи ружья и широкополые шляпы.