Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 128



— Я только мимоездом. Значит, ты здесь живешь?

— Да, живу.

— Мясная лавка или еще что? — допытывался Бунте.

— Ни то, ни другое. Работаю на лесопилке. А ты?

— Мне живется хорошо. Видишь мотоцикл — это мой собственный. Я теперь работаю в кооперативной системе. Что же это ты так опустился? Наверно, трудно было подняться после такого удара?

— Меня жалеть нечего. Гляди лучше, как бы самому удержаться.

Но, уверившись, что конкуренция со стороны Чунды ему не угрожает, Бунте продолжал в сочувственном тоне:

— Лесопилка… Встретил бы раньше, я бы тебе помог. В здешних местах мне давно требуется агент по заготовкам. Ну, теперь не стоит об этом говорить, скоро я сам перехожу на другую работу. На всякий случай дай мне адресок, кое с кем поговорю насчет тебя.

— Благодарю покорно. Мне твоя протекция не нужна.

Тут не выдержал и Бунте:

— Да что ты в самом деле нос дерешь? Видать, на подноске досок можно больше заработать?

— Он еще издевается, паразит такой!.. — И Чунда, угрожающе помахав кулаком под носом у Бунте, быстро пошел дальше, бормоча ругательства.

Испуганный Бунте тоже поспешил уехать подальше от места неудачной встречи с бывшим компаньоном.

Но неудачи куда ужаснее этой продолжали преследовать его в тот день. Заехав к знакомому кооператору, он узнал, что тот сейчас где-то в волости и вернется только на следующее утро. Жена предложила остаться ночевать у них, и у Бунте не хватило сил отказаться, так как он чувствовал себя с каждым часом все хуже и хуже. В тепле поясница и нога разболелись еще сильнее, так что он, не кончив обедать, должен был встать из-за стола и прилечь на диван.

К вечеру ему стало так плохо, что хозяйка, встревоженная не столько состоянием его здоровья, сколько перспективой ухаживанья за больным, который мог пролежать долгое время в ее доме, побежала в больницу. Там она долго объясняла, что не может держать у себя почти незнакомого тяжелобольного.

— Возьмите его сюда, — твердила она.

Через полчаса приехал врач и, осмотрев Бунте, нашел, что у него приступ радикулита.

— Пожалуй, вас действительно лучше положить в больницу, — сказал врач. — Свободные койки имеются.

— И долго мне придется лежать? — простонал Бунте.

— Как пойдет лечение… Дней десять-то во всяком случае.

— Но у меня дела! Я ни одного дня не могу лежать.

— Не можете, тогда идите и устраивайте свои дела, — улыбнулся врач.

Стараниями энергичной хозяйки Бунте в тот же вечер был перевезен в больницу. Он все время охал и стонал — и от боли и от досады на такую непредвиденную задержку.

Немного успокоившись, он потребовал бумаги и чернил и нацарапал Фании телеграмму:

«По делам службы задержусь дней на десять. Все в порядке. Не волнуйся. Джек».

Обратного адреса он не указал.

До сих пор Бунте ни разу не лежал в больнице. Чистая белая палата, мягкий, нераздражающий свет, разговор полушепотом, тихие шаги сестер и санитарок, запах лекарств и вздохи больных — все казалось ему необычным и странным.

Джек долго не мог уснуть. После принятых на ночь порошков боль чуть-чуть утихла, но мысль о незаконченных делах не давала ни минуты покоя.

«Мясо может испортиться. Если до понедельника не доставить в Ригу, начнет пахнуть, и в сыром виде нельзя будет пустить в продажу. Неужели такое добро пойдет на колбасу — это же расточительство… Кооперативный товар можно списать в убыток — только составить акт придется, а кто возместит мои личные убытки? Заикнуться ведь не посмеешь, что это твой товар — такое потом начнется… А в Маткуле у знакомого хозяина ждет бычок — что за филе, что за вырезка! Теперь в чужие руки попадет!»

Бунте крепко стиснул зубы, чтобы не застонать.

— Новый больной такой беспокойный, — пожаловалась санитарка дежурной сестре.



— Вполне естественно, ему же больно, — ответила сестра.

Знала бы она, где у него болело сильнее всего. Слов нет, поясница и нога мучили ужасно, но разве можно было сравнить эту боль с нестерпимыми муками, которые терзали сердце Бунте! Конечно, главным страдальцем во всей больнице был он.

Под утро удалось уснуть, но тут стали одолевать кошмары: потоки молока и сметаны лились из водосточных труб, ворона несла в клюве огромный круг сыра, а из лесу выбежало целое стадо свиней и с хрюканьем рассыпалось по полю; свиньи забирались даже в клеть, где были спрятаны покупки Бунте, и все разрыли. «У-у, дьяволы!» — крикнул он не своим голосом и проснулся весь в поту.

Утром ему помогли умыться, принесли завтрак. Потом поставили на поясницу банки и дали лекарство.

— Какой сегодня день? — спросил Бунте у сестры. — Воскресенье, кажется?

— Да, воскресенье. Лежите спокойно; если скучно будет, послушайте радио. Наушники вот здесь.

Она вынула из столика наушники и положила рядом с изголовьем.

Джек понемногу стал знакомиться с соседями по палате. Направо от него лежал пожилой крестьянин с воспалением среднего уха. Дальше — молодой учитель, выздоравливавший после воспаления легких. Соседом слева был старик, который целый день читал толстую книгу. Выздоравливающие читали газеты, подсаживались к соседям и играли в шашки, выходили в коридор выкурить папиросу. Разговор шел чаще всего о том, кого когда выпишут из больницы. И хотя многие занимались тяжелым физическим трудом и здесь могли отдохнуть, всем не терпелось вернуться домой, скорее взяться за работу.

— Вы, наверно, нездешний? — спросил у Бунте старик, отложив в сторону книгу. — Из Риги?

— Да, из Риги. А вы как узнали?

— Я рижанина всегда узнаю по стрижке. Сам парикмахер и знаю, как где работают. Понятно, у нас стригут лучше — не надо так торопиться. Вы как же сюда попали?

— Проездом здесь. Проклятый ишиас подвел, пришлось вот слечь.

— Ишиас, это ничего. Полечат вас, опять будете ходить.

— Мне залеживаться нельзя, работа не позволяет.

— А вы где работаете? — Привыкший развлекать клиентов разговором, парикмахер не мог и здесь удержаться от этой профессиональной замашки.

— В кооперации, — нехотя ответил Бунте и застонал, давая понять, что ему не до разговоров.

Но старик не отступал.

— Как вы считаете, хорошая вещь кооперация? Кому от нее больше пользы: населению или самим кооператорам? У нас один заведующий…

«Иди ты к черту со своим заведующим и оставь меня в покое…» — подумал Бунте и закрыл глаза.

— Сколько вы зарабатываете в месяц?

«Да уж побольше, чем ты своими ножницами и бритвами», — мысленно ответил он, а вслух застонал еще сильнее. Так они поговорили некоторое время: один громко задавая вопросы, а другой отвечая про себя. Это было смешно и даже глупо. Старик, видимо, понял — замолчал и опять взялся за книгу.

После обеда к больным стали пускать посетителей; они рассказывали очередные домашние и служебные новости, приносили с собой отголоски шумной, бодрой жизни, ее освежающее дыхание. После их ухода больные еще сильнее почувствовали запах лекарств и больничную скуку.

Так прошел день.

В шестом часу в палату торопливо вошла дежурная сестра и сказала, что только что звонили из радиоузла: будет важное сообщение из Москвы.

Минуты за две до шести Бунте, следуя примеру соседей, взял наушники.

Некоторое время было слышно только монотонное тиканье хронометра, потом будто сильный ветер зашумел в листве, и заговорил мужской голос — медленно, четко произнося каждое слово.

— Постановление Совета Министров Союза Советских Социалистических Республик и Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) о проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары, — читал диктор.

В палате заскрипели койки: все старались устроиться поудобнее, чтобы ничто не мешало слушать правительственное сообщение, и крепче прижимали наушники.

Бунте довольно плохо знал русский язык, но самое главное он понял. Постановление не было прочитано и до половины, как больные заулыбались, начали переглядываться, радостно кивали друг другу. Только Бунте не улыбался; с каждой минутой лицо его все больше зеленело. Когда диктор кончил читать, он в полном бессилии опустил голову на подушку и застонал.