Страница 26 из 128
— А секретарь?
— Секретарь Ирма Лаздынь странноватая девица. Свое дело делает хорошо, аккуратно, но душу в него не вкладывает. Холодок в ней чувствуется какой-то. Советую вам поближе познакомиться с нею, присмотреться… Мне кажется, она не то что враг, но не совсем еще наша. Словом, ни рыба ни мясо, ни то ни се.
Гаршин вышел вместе с Мартой и проводил ее почти до усадьбы Вилдес. Прощаясь, он сказал:
— По-моему, вам лучше устроиться на житье в доме исполкома. Что же вы будете каждый вечер возвращаться в усадьбу Вилдес. Не очень близко ведь. Подумайте об этом.
— Хорошо, подумаю, — сказала Марта. Гаршин крепко пожал ей руку и пошел.
«Какой славный, видать хороший партиец — подумала Марта. — И сразу обо мне подумал. А что может со мной случиться? Война кончилась, и победили мы Ян, Гаршин, Жубур, Сникер… и я».
Ранним утром к усадьбе Вилдес приближались две подводы. Обе были нагружены множеством мешков, сундуков, узлов с платьем и разной хозяйственной утварью; позади них плелись усталые коровы. Первой лошадью правил Каупинь, второй — старый Вилде. Одетые в самую плохую одежонку, в постолах, они медленно шагали сбоку, беспокойно поглядывая по сторонам, а их жены, закутанные в большие домотканные платки, с важным видом восседали на возах.
У ворот усадьбы Вилдес они простились. Каупинь поехал дальше, в волостной исполком, а Вилде завернул во двор. Собака залаяла, но сразу замолчала, узнав приехавших.
— Посмотри, Эмма, вишь как узнала хозяина, — сказал Вилде жене, отбиваясь от собаки: она высоко прыгала, стараясь лизнуть в лицо, хватала зубами.
— Тише, Карав, не изорви одежу. Твой хозяин уже не тот богач, что раньше.
Во двор выскочил, еле успев натянуть посконные штаны, Бумбиер.
— Добрый денек, добрый денек. Теперь, значит, дома… Я тут изождался — каждое утро, каждый вечер на дороге караулил, не едете ли.
— На дороге караулить нечего, лучше бы за домом глядел, чтобы не обворовали, — сердито оборвал его Вилде. — Что, все тут на месте?
Бумбиер втянул голову в плечи и только кряхтел, не находя слов. В эту минуту он очень походил на провинившегося пса, будь у него хвост — поджал бы.
— Не моя тут вина, хозяин дорогой. Я старался как мог, как лев, можно сказать, грызся за каждую машину, за каждую комнату… Разве они будут меня слушаться?
— Что? Позволил имущество мое растаскивать? Чужаков напустил в мой дом? Я теперь вижу, что здесь творится. Это что за телега? А это чья кляча за хлевом пасется?
— Разные тут людишки, хозяин… все больше из этих самых, из безземельных. Но только я тут не виноват. Я со всей строгостью, хозяин… Только силенок нет таких. Что с ними поделаешь, когда у них власть?
— Не юли, не юли, вон распрягай лучше лошадь. Устали с дороги так, что с ног валимся. Ты, мать, не стой на дворе, проходи в дом.
— В дом-то нельзя, — испуганно зашептал Бумбиер. — Весь заняли новые жильцы.
— Мой дом? — рассвирепел Вилде. — По какому же это праву? Они у меня сейчас вон вылетят.
— Погодите, хозяин, не круто ли беретесь, — еще отчаяннее зашептал Бумбиер. — Сперва добром попытайтесь. Вы ведь не знаете ничего — без вас дом объявили бесхозным. Думали, больше не вернетесь. Думали, вы у этих — у шведов.
— А куда мне теперь деваться? На улице меня жить не заставят.
— Свободное место в настоящий момент есть только в бане, — раздался за их спинами женский голос. Бумбиер от испуга сплюнул: кой черт выгнал в такую рань из дома эту Пургайлиене? Вилде тоже перестал шуметь, узнав Марту.
— В бане? — переспросил он. — А где людям париться? Людям иногда надобно и помыться…
— Несколько дней пожить можно, — ответила Марта. — Когда я переберусь в исполкомовский дом, тогда вы займете мою комнату.
— А что же ты… что вам в исполкоме делать? Рассыльной, что ли, там?
Бумбиер шепнул ему что-то на ухо. Вилде от удивления разинул рот, с минуту смотрел на Марту, как на диво какое, потом сделал умильное лицо и сказал:
— Двойное горе: то немцы угоняют, заставляют мытариться по чужим краям, то свои из дому выбрасывают. В баню… неужели я больше ничего не заслужил за свою трудовую жизнь?
— Будет вам сказки рассказывать! Видела я вас в Курземе прошлой осенью. Ночевали в одном месте, не доезжая до Ренды. Там вы говорили совсем другое про свой отъезд.
Марта вышла за ворота и направилась к волостному исполкому. Вилде молча смотрел ей вслед, подбородок у него дрожал.
— Боже ты мой, в Курземе была… Эмма, ну чего ты еще дожидаешься? Сказано — иди в баню. Мы с Бумбиером разберем воз. И где у этих немцев глаза были, чего они оставили эту бабу разгуливать на свободе?
В каретнике, куда они относили самые громоздкие вещи, в самом углу, лежали два надгробных камня, те самые, которые Вилде в начале войны привез с еврейского кладбища.
— Бумбиер, скотина ты безголовая! — выругался он, увидев их. — Молотилку и сенокосилку выпустил из рук, а эти несчастные камни оставил, чтобы люди над нами потешались.
— А я знал, что они вам теперь не нравятся? — простодушно оправдывался Бумбиер. — Такие богатые камни… еще пригодятся.
Вилде метнул на него свирепый взгляд.
— Хоть бы прикрыл чем-нибудь, чтобы в глаза не бросались. Увидят большевики, начнут допытываться, где взял.
Во дворе исполкома Марта Пургайлис увидела другой воз. Каупинь, заметно спавший с лица и с брюха, сидел на колоде для колки дров и ждал, когда откроют исполком.
— Что вы тут делаете? — спросила Марта. — Вместе с Вилде вернулись? Плохо разве в Курземе было?
— Бездомному везде плохо, — вздохнул Каупинь.
— Как бездомному? — удивилась Марта. — Кто вас гнал из дому? По своей воле уехали, когда Красная Армия стала подходить. На всю Курземе крик подняли, чего только про большевиков не болтали. Своими ушами ведь слышала. У лжи тараканьи ножки, Каупинь.
Не дожидаясь ответа, она вошла в исполком. Каупиня от ее слов холодный пот прошиб. «Чего это она ни свет ни заря в волисполком прибежала? Не жаловаться ли? Хоть бы скорее открыли канцелярию…»
Когда пришел Биезайс, Каупинь поспешил к нему на прием. Биезайс довольно сочувственно выслушал его рассказы о всех бедах, но решить вопрос о приеме на прежнее место не осмелился.
— Сначала надо посоветоваться с товарищем Пургайлис.
— Кто еще такая?
— Парторг волости. Недавно приехала. Если она согласится, тогда пожалуйста. Я с партией ссориться не хочу.
Марта не согласилась. Поняв, что сюда больше не стоит соваться, Каупинь пошел наведаться в другое место.
После обеда шофер МТС принес Марте записку: «Очень прошу вас прийти сегодня в десять часов вечера в МТС. Необходимо ваше участие в одном важном деле. Гаршин».
— У вас там ничего не случилось? — спросила Марта у шофера.
— Нет, не случилось. Что мне передать товарищу Гаршину?
— Скажите, что сделаю, о чем он просит.
В половине десятого Марта заперла свою комнату и пошла в МТС. Ирма Лаздынь, работавшая в это время в исполкомовском садике, подошла к изгороди и стала смотреть ей вслед. Когда Марта свернула с дороги направо, в сторону МТС, глаза у девушки потемнели, губы презрительно скривились.
«На свидание… к Гаршину».
Ирма Лаздынь ушла в свою комнату, заперлась на ключ и долго сидела у окна в тревожном раздумье.
«Неужели Марта Пургайлис лучше меня? Если бы Гаршин догадался… может быть, посмотрел бы на меня другими глазами. Увидел бы, понял… Им есть о чем говорить, а о чем он будет говорить со мной?.. Я чужая… Хозяйская дочка».
В МТС Марту ждала приятная встреча. У Гаршина сидел капитан Рубенис, с которым она познакомилась на фронте под Великими Луками.
— Не думали здесь встретить? — спросил он улыбаясь. — Правда, я тоже не ожидал, иначе привез бы привет от Айи.
— Проездом, наверно?
— Не совсем. Понятно, старого — боевого товарища, — он кивнул на Гаршина, — все равно навестил бы, но на этот раз попал к вам по делу. Гаршин, начнем, может быть?