Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 128

Аусма Дадзис сказала, что знакома.

— Он шлет вам искренний привет.

— Как он поживает?

— Как может жить преследуемый герой? — вздохнула Эдит. — Живет в лесу, кровом ему служит звериное логовище… Борьба, постоянные опасности и вера в будущую удачу. Госпожа Дадзис, я пришла к вам с важным поручением…

— Пожалуйста, я слушаю.

— Поручение от руководства организации. Нам известно, что ваши денежные дела не в блестящем состоянии. Мы знаем, кроме того, что вы сошлись с одним спекулянтом.

Аусма опустила глаза.

— Не волнуйтесь, все это мне понятно. На вашем месте я делала бы то же самое. Но высокие лица находят, что слишком нерасчетливо связываться с мелким спекулянтом, который вот-вот очутится в тюрьме за свою деятельность. С вашей наружностью, с вашей культурой вы можете пленять и более крупных людей. Высокие лица выражают желание, чтобы вы сблизились с каким-нибудь видным партийным работником или даже чекистом. Он должен близко стоять к правительству республики, должен пользоваться большим доверием и знать все секретные планы большевиков. Если нужно — можете выйти за него замуж, вас за это только похвалят. Дальнейшее вам понятно. Через вас мы получим доступ к секретам наших врагов, будем знать их сокровенные мысли. Так мы завербуем вашего избранника, а через него и других. Когда в Латвии установится новая власть, — а этого слишком долго ждать не придется, — ваши заслуги не забудутся. Вы будете одной из первых женщин в Латвии.

— Но я совсем не привыкла так, — жалась Аусма.

— Я вполне разделяю вашу щепетильность, — сказала Эдит, — но ничего не поделаешь, придется на время ее отбросить. Мы этого требуем. Спешить не следует. Выбирайте осмотрительно, лучше сразу нескольких, и затем начинайте действовать. На случай неудачи у нас еще есть шантаж, но я думаю, ваше обаяние будет самым сильным оружием.

У Аусмы Дадзис Эдит осталась ночевать. К утру она окончательно уговорила молодую женщину, которая и без того не могла похвалиться строгостью моральных принципов.

Во второй день Эдит обошла еще несколько квартир и напоследок отыскала молодую девицу Эрну Калме, которую она знала с первого года войны. Кратковременная любовница многих немецких офицеров в годы оккупации, Эрна теперь устроилась в какой-то ресторан буфетчицей и продолжала вести рассеянный образ жизни. Поручать ей серьезные задания боялись, слишком легкомысленная особа: как только напьется, — а это с нею случалось часто, — тут же все выболтает. Поэтому задание, полученное Эрной, вполне отвечало ее характеру.

— Ты, Эрныня, вовсю прожигай жизнь. Веселись и кути сколько влезет, только делай это так, чтобы и нам была польза. Пей и кути с советскими работниками, с чекистами и офицерами. Заставляй их больше тратить, пусть влезают в долги, пусть напиваются до скотского состояния, чтобы все смеялись над ними, а когда кто-нибудь из них окончательно разложится, тогда мы за него и примемся.

— Господи, да на что вам нужны такие? — удивилась Эрна.

— Такие-то и нужны!

Выйдя от Эрны Калме на улицу, Эдит чуть не столкнулась с Жубуром и Марой, которые, углубившись в разговор, шли ей навстречу. Между ними оставалось не более десяти шагов, когда Эдит заметила старых знакомых. Дрожь пробежала у нее по спине. Она быстро перешла на другую сторону улицы и поспешила скрыться в первом переулке, но сердце еще долго билось от испуга: Эдит показалось, что Мара остановилась и посмотрела ей вслед. «Наверно, узнала, теперь всем расскажет и даст знать, куда следует… Бледная графиня… Так вот ты какая… совсем красная стала. От своего мужа избавилась, а теперь вешаешься на шею Жубуру… Подожди, милая, придется тебе держать ответ. Как ты тогда запоешь, госпожа Вилде?»

Дела она кончила, поэтому в тот же вечер уехала из Риги, пристроившись на попутном грузовике.

— Подожди, Карл, ведь это Эдит Ланка, — шепнула Мара, заметив рослую стройную женщину, которая в это время переходила улицу.

Жубур остановился и оглянулся.

— Не может быть. Обрати внимание, какая на ней юбка, Эдит ни за что такую не наденет.

— Да нет же, я видела ее лицо, по-моему она тоже меня узнала.

Но женщина уже свернула в переулок.

— Если твоя правда, то я удивляюсь ее наглости, — сказал Жубур. — Неужели она не боится? Вспомни, что рассказывал про них Прамниек…

— И все равно я уверена, что это Эдит, — упорствовала Мара. — Может быть, она под чужим именем живет?

— Вполне вероятно. На всякий случай надо будет позвонить в НКВД. Пусть заинтересуются. Нехорошо, что такие экземпляры разгуливают по улицам Риги. Если это Эдит, она попусту время терять не будет.

Вечером Жубуру необходимо было участвовать в каком-то совещании, поэтому они с Марой решили на Взморье не ехать, а ночевать в городе, принять ванну, почитать и просто посидеть вдвоем. Последнее удавалось им очень редко, столько у них было работы.





Жубур собирался с осени возобновить занятия в университете. За войну многое было забыто, и следовало заглянуть в кое-какие книги, чтобы успешно начать третий курс. Мара тоже не желала отставать от мужа и поступила в вечерний университет марксизма-ленинизма.

Но из проекта вечернего отдыха ничего не вышло: едва Жубур успел вернуться с совещания, как прибежал Джек Бунте и объявил, что ему нужно поговорить с ним с глазу на глаз.

— Вспомни старую дружбу, Карл, выручай советом. В ужасном я положении очутился.

Особой радости это посещение Жубуру не доставило, но отказать человеку он не мог.

Бунте начал с рассказа о деятельности своего шурина во время оккупации, а затем перешел к Эрне Озолинь.

— Я сразу догадался — они хотят нас шантажировать, чтобы мы слушались их. Но ты сам знаешь, мы с Фанией порядочные советские люди и ни на какие шахер-махеры не пойдем. Неужели это верно, что из-за Индулиса нас ушлют в Сибирь? Если мы не сделаем, как они велят, они заявят, и мы будем иметь неприятности.

— Ты скажи лучше по-честному, Джек: у тебя с оккупационными властями никаких дел не было? — спросил Жубур.

— Ну, честное слово, с места не сойти! — Джек вскочил и ударил себя кулаком в грудь. — Мне они такие же враги, как и тебе. В конце оккупации пришлось даже прятаться в подвале, иначе арестовали бы. Я в этом подвале такой ишиас нажил, инвалидом стал.

— Я не понимаю тогда, чего ты так боишься?

— Индулис все-таки мне шурин… Лучше бы он совсем не родился…

— Во-первых, ты обязан немедленно сообщить об этой Эрне Озолинь в НКВД. Расскажи все. Там работают люди со светлыми головами, они во всем разберутся. А заодно ты окажешь услугу народу. Дело это серьезное. Если хочешь, я тоже позвоню туда.

— По-твоему, тогда все будет в порядке? — неуверенно спросил Бунте.

— Если все, что ты мне рассказал, правда — можешь не сомневаться.

— Я так и сделаю. Пойду Фании скажу. — И он заторопился уходить.

Жубур, что-то вдруг вспомнив, спросил Бунте, как выглядела эта Эрна Озолинь, которая причинила ему столько волнений. Как она была одета? Бунте все запомнил довольно подробно, и ответ его подтвердил подозрения Жубура.

Когда Бунте ушел, Жубур сразу позвонил в НКВД. Окончив разговор, он вышел в кухню к Маре.

— А ты, женушка, оказывается, не ошиблась. Давешняя женщина и в самом деле была Ланка. Но сейчас она под другим именем прячется.

— Как ты узнал?

Жубур не успел ответить, как снова раздался звонок, и он пошел отворить.

Перед дверью, недоверчиво косясь друг на друга, стояли Эдгар Прамниек с большой папкой подмышкой и Эвальд Капейка. Они не были знакомы и случайно пришли в одно время. Так смешно было видеть на их лицах выражение отчужденности, что Жубур невольно рассмеялся.

— Скажите сначала, что вы подумали друг о друге, иначе не впущу, — сказал он. — Ну, Эвальд, говори первый.

Капейка даже сконфузился.

— Ничего особенного я не думал. Так показалось, что какой-нибудь живописец хочет продать свои картины.

— Почти угадал, — захохотал Жубур. — Прамниек действительно художник, только он не ходит по квартирам предлагать свои работы — их у него вырывают из рук.