Страница 15 из 83
Джон Уэст видел, как Джим, унылый и пристыженный, прощался с женой. Миссис Трэси, маленькая, бедно одетая, уже поблекшая женщина, обняла мужа и, еле держась на ногах, судорожно всхлипывая, вышла из притихшего переполненного зала суда. Джон Уэст догнал ее и сделал неловкую попытку сказать несчастной женщине что-нибудь в утешение. Она подняла голову, посмотрела на него из-под прядей волос, упавших ей на лоб, и сказала, с трудом подавляя рыдания, но смело и гневно:
— Ну, теперь вы довольны?
Однажды вечером, месяца полтора спустя, констебль Броган в штатском платье явился к Джону Уэсту на дом с черного хода.
— Можно поговорить с вами с глазу на глаз? — спросил он, когда Джон Уэст отпер дверь.
Они обогнули дом и подошли к воротам.
— Девлин не посылал меня, но… — запинаясь, заговорил Броган.
— И вы, и ваш Девлин можете катиться ко всем чертям, если желаете знать! — сказал Джон Уэст. «Вот собака, — подумал он, — сколько перебрал у меня денег, а что толку?»
— Э-э-э… Вы меня не поняли, — поежившись, продолжал полицейский. К Джону Уэсту он относился так, как любой взяточник относится к дающему взятку: угодливо, но зная наперед, что, как ни старайся, будешь получать щелчки.
— Отлично понимаю, — сказал Джон Уэст. — Вы боитесь, что я расскажу про деньги, которые я вам платил.
Джон Уэст вовсе этого не думал. Но его душила злоба, оттого что пришлось прикрыть тотализатор и унизиться до букмекерства; ему хотелось хоть чем-нибудь отомстить полиции.
— Этого вы не сделаете, — возразил Броган.
— Вы уверены? А вот увидите.
Броган — игрок, пьяница и распутник — постоянно нуждался в деньгах, и без соверена, который он раньше ежемесячно получал от Джона Уэста, ему обойтись было трудно. Поэтому он предпочел не ссориться и продолжал как ни в чем не бывало:
— Вы этого не сделаете, когда услышите, что я вам скажу. Так вот: начальник не посылал меня, но я думаю, вы можете спокойно открыть свой тотализатор.
— Как так?
— А так, что это будет стоить вам пять соверенов в неделю, и все устроится.
— Что? Пять соверенов Девлину и по пяти соверенов каждому постовому? Ну, знаете, мне надоело платить за то, чего я не получаю.
— Пять соверенов за всё про всё. Постовой — только один. Это я сам. Значит, кроме меня и Девлина, никто вас не тронет. Платите мне пять соверенов в неделю, и я ручаюсь, что все будет в порядке.
— А откуда я знаю, что Девлин не помешает? Вы сами сказали, что он не посылал вас ко мне.
— Видите ли, собственно говоря, Девлин не участвует в этом деле. — Броган многозначительно кашлянул. — Ему неудобно, сами понимаете. Но если вы будете платить мне по пять соверенов в неделю, Девлин не станет вас беспокоить. Я знаю, что говорю. Открывайте лавочку — сами увидите. Понятно, потом, может быть, вам придется еще кое-кого поблагодарить. Без этого нельзя.
— Еще бы! — сказал Уэст. — Ну ладно, я уж вижу, что вы решили разорить меня. Приходите завтра вечером. И смотрите — без глупостей: я вовсе не желаю, чтобы полицейские со всего Керрингбуша сбежались ко мне за подачками.
— Будьте покойны, мистер Уэст.
Они расстались, и Джон Уэст отправился спать в сильнейшем волнении. Как раз теперь, когда он уже готов был признать себя побежденным, надежда снова блеснула перед ним. Он похвастался перед своими служащими и клиентами, что он только притаится на время и еще покажет себя проклятым ищейкам. И что же? Оказывается, это была не похвальба, а сущая правда.
Разговор с Броганом воскресил его веру во всемогущество подкупа. Все люди продаются, разница только в цене. Он решил отныне неизменно придерживаться этого принципа.
Завтра же он соберет своих служащих, и в будущую субботу тотализатор снова заработает. Теперь уж его не заставят прикрыть лавочку. Он пойдет на любой риск — пусть хоть в тюрьму сажают. А если кто вздумает мешать ему, того он либо подкупит, либо смахнет со своего пути.
Прошло шесть недель. Однажды вечером в лавке, за крепко запертыми дверями, собралось человек двадцать пять. Дело было в пятницу. В субботу на ипподроме Муни Вэлли должны были состояться скачки, и клиенты Джона Уэста, шумно обсуждая возможный исход состязаний, делали ставки. Погода стояла ненастная, завывал ветер, в окна хлестал дождь.
Джон Уэст сидел за столом в задней комнате, спиной к потайной двери, и писал на листе картона при свете настольной керосиновой лампы.
Тотализатор, вновь открытый полтора месяца назад, работал без помех. Сначала Джон Уэст опасался, что Броган действовал без ведома и согласия своего начальства, и старался как можно чаще встречаться с Девлином на улице. Неизменная любезность начальника полиции не оставила в душе Джона Уэста и тени сомнения, что Девлин получает львиную долю той суммы, за которой Броган аккуратно являлся каждую пятницу.
В первое время после открытия тотализатора миссис Уэст пролила много слез, но сын убедил ее, что никакие полицейские налеты ему теперь не грозят. Она, видимо, поверила его словам, а может быть, покорилась необходимости, и домашние ссоры по этому поводу прекратились.
За последние шесть недель произошло только одно неприятное событие: оба конкурирующих с Джоном Уэстом тотализатора тоже открылись, невзирая на вынужденное отсутствие владельца. Джон Уэст подозревал, что Девлин и Броган приложили к этому руку. Впрочем, его тотализатор работал лучше всех и пользовался заслуженной любовью клиентов; доходы уже равнялись сорока соверенам в неделю.
Раздался стук в дверь черного хода. После открытия тотализатора прежний условный стук был изменен, а сейчас стучали по-старому. Джон Уэст поднял голову, прислушиваясь. Боров помедлил немного, потом подошел к двери и отодвинул засов.
В комнату вошел человек столь необычного вида, что не только Боров в недоумении уставился на него, но глаза всех присутствующих немедленно обратились в его сторону. Росту он был небольшого, сутулый, с узкой впалой грудью; насквозь промокшее рваное пальто складками висело на страшно исхудалом теле. Глаза глубоко ввалились, голова была выбрита. Он походил на утопленника, и все с ужасом, в зловещей тишине, не отрываясь смотрели ему в лицо. Никто его не узнавал.
Вошедший сделал несколько шагов и остановился перед столом, за которым сидел Джон Уэст. Освещенная с одной стороны настольной лампой, с другой — светом, падающим из открытой двери в лавку, фигура пришельца казалась еще более нелепой и жуткой.
Джон Уэст, напряженно выпрямившись, с минуту удивленно вглядывался в незнакомые черты, но вдруг точно судорога прошла по его лицу — он узнал.
— Боже мой! — хрипло проговорил он. — Джим Трэси! — Звук собственного голоса успокоил его, он откинул голову и громко, отрывисто засмеялся.
— Ничего смешного тут нет, Уэст!
Все по-прежнему молчали, не спуская глаз с Джона Уэста и Джима. В лавке тоже затихли голоса, и несколько человек подошли к открытой двери.
Смех застрял в горле Джона Уэста.
— Ничего смешного тут нет, сволочь кривоногая!
— Зря ты так говоришь, Джим, — неуверенно сказал Джон, бросив быстрый взгляд в сторону Борова. Тот немедленно пришел в движение и стал позади Трэси, готовый действовать.
— Вовсе не зря! Ты платил мне паршивый соверен в неделю, а когда меня засадили, ты хоть подумал о моей жене и ребенке? Если бы не Эдди Корриган и его жена, они умерли бы с голоду! — Трэси был вне себя от ярости, он уже не говорил, а кричал, пронзительно, надсадно — Зачем вы, ребята, ему верите? Он же вас обирает. А когда его служащих сажают в тюрьму, он и гроша не дает их семьям!
Джон Уэст растерялся. Плохо дело. Это может повредить его репутации. Трэси прав — он совершенно забыл о его существовании.
— Откуда я мог знать, что твоя жена бедствует? Она ко мне не обращалась, — смущенно заговорил он. — А ты можешь завтра же приступить к работе и будешь получать вдвое больше, чем раньше. Я ведь всегда готов помочь, тебе это известно. Я просто не знал.