Страница 86 из 118
— Нашли? — без особого любопытства спросил он, будто «как дела?» при мимолетной встрече.
— Нашел, — небрежно ответил Колчин, будто «спасибо, нормально!» при мимолетной встрече.
Лицо ЮК было непроницаемо. Предварительно застегнутая куртка ЮК была непроницаема.
Лозовских невольно бросил взгляд-другой вскользь по фигуре Колчина — куда ж ты ее? под мышку? за пояс? Потупился: в конце концов не его это дело, не его!
И то верно. Благодари Колчина, что легко ли, тяжело ли, но отделался.
Хотя пенделя бы тебе, старший научный сотрудник, отвесить на прощанье… Или вот строго наказать гуанем…
Ну да ступай с миром. Ты, Лозовских, жертва обстоятельств. Ты не виновник. И ты, Лозовских, в меру отпущенных тебе способностей помог почти доподлинно предположить: кто виновник. Но и рассыпаться в благодарностях перед тобой ЮК не намерен. Иди, откуда пришел… Перекури. Самое дешевое из натурального.
Почти доподлинно предположить…
Версий, собственно, было две — с того момента, как посещение Инной подвалов стало очевидным.
Первую версию в запале, в обиде на всех и вся, в приступе жалости к себе несчастненькому предложил тот же Лозовских:
Сыскари, расследуя обстоятельства кражи поутру, улавливают шорохи за дверью подвала (колоти кулаком изнутри — снаружи лишь шорох), открывают — а там…
Там почти замерзшая и посторонняя гражданка.
Документики! Колчина? Москва? Пройдемте, гражданка, р-разберемся.
И р-разбираются: не только Колчина, но и Дробязго. Вы, случаем, не дочь старика Дробязго? Не старика, но того самого, который?..
Гражданка назовется и дочерью самого Президента, только бы отбояриться. Однако проверочный звонок не помешает. Даже поможет.
Вот хорошо, что из Москвы сразу поступают четкие и недвусмысленные приказы на сей, гражданкин, счет! А то самим как-то не сообразить… Инициатива наказуема.
Теперь же сыскари всего-то подчиняются вышестоящему руководству: случайную гражданку, НЕ ИМЕЮЩУЮ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ к краже в «Публичке», подобрать-обогреть, с нарочным отправить в Москву и заняться делом, делом заняться! И не касаться ни гражданки, ни граждан, ею названных…
С точки зрения Лозовских Святослава Михайловича, гражданина, ею названного, — версия мало сказать правдоподобная! Единственно верная версия, вы чё!
Но… неувязочка.
Будь все так, Инна бы не ИСЧЕЗЛА.
Будь она жива, не ИСЧЕЗЛА бы. Беззвучно и бесследно.
Даже если ей строго-настрого приказано: чтоб тебя не слышно, не видно!
Даже если ей приказано не стражами порядка, чей авторитет жидковат, но Валей Дробязго самолично, отцом, чей авторитет непререкаем.
Отношение «отец — дочь», да.
Но и отношение «муж — жена» — тоже да! Вынудить мужа беспокоиться? Для жены, для Инны, — невозможно ритуально! Не-воз-мож-но.
И зачем бы ей ИСЧЕЗАТЬ не только для всех, но и для мужа?! Учитывая: муж — не кто-нибудь, он — ЮК.
ЮК способен если не Луну с неба достать, то… в общем, на многое способен. В частности, найти человека. Ибо не бывает так, чтобы человек пропадал беззвучно и бесследно. Только в том случае, если человек пропал НАВСЕГДА и не вернется, — в этот мир приходят, увы, однажды, как бы ни тешились буддисты теорией множества жизней.
И еще… неувязочка.
Будь все так, старшему научному сотруднику мало бы не показалось.
Будь все так, Инна назвала бы Святослава Михайловича Лозовских сыскарям (и назвала!). И не для спихивания ответственности: это не я, это все он! А исключительно из беспокойства за судьбу вышеназванного друга детства-юности: случилось что-то необратимое и непоправимое, если друг детства-юности не явился к подвалам, зная, что там — она! Ищите-ищите, запрашивайте морги-больницы! Она-то уже худо-бедно нашлась… ну, замерзла, конечно, ну, на грани обморока, конечно… а он?! Вообще жив ли?!
Кто — он?
Лозовских Святослав Михайлович.
Телефоны какие-нибудь есть?
Да, домашний…
И уж точно местные сыскари не ограничились бы корректным: «Инна Валентиновна просила передать, чтобы вы ее больше никогда не беспокоили!» Раскрутили бы на полную катушку сообщника московской неприкасаемой особы. Раз особа настолько московская, настолько неприкасаемая — бог с ней! Но этот-то живчик — на-аш, питерский, еще как прикасаемый! Справьтесь в семьдесят девятом отделе милиции Центрального района. Кстати, этот отдел — в переулке Крылова, аккурат напротив арки, ведущей из «метропольно»-библиотечного двора. Не с умыслом ли профе-ессор выдал себя за лицо кавказской национальности, чтоб ночью отвлекать на себя внимание дежурной смены, пока воры из арки по переулку к своей машине спешили с добычей?! А, профе-ессор?! Бред, значит? Ну-ну. Иного ничего не скажешь? Ска-ажешь, живчик, ска-ажешь!
И еще… неувязочка.
«Этика японцев», залитая рыжей кровью. И все окрест в четвертом отсеке, забрызганное той же рыжей кровью.
Предположить, что сыскари обнаружили Инну не у дверей и не по шороху, а, движимые рвением следопытов, углубились в недра подвалов, — можно.
Предположить, что в гнетущей темноте замкнутого пространства, рассекаемого острыми лучами фонариков, нервы в любой миг сдадут, и милиционер, похоронивший дюжину сослуживцев, жертв выстрелов из темноты, пальнет на движение и ответный луч (у Инны — тоже фонарик, «Энерджайзер»), — можно.
И легкое ранение — вполне возможно.
И… тяжелое.
Даже… с летальным исходом.
Даже следы можно замести, когда впоследствии выяснится, кого именно сгоряча пристрелили сыскари в подвале. Бывали случаи, когда менты, опомнившись: «Ой! Чего-то мы не того сделали!», скоренько прятали концы в воду: «Мы и не делали ничего!» И сходило с рук.
Но! Следы заметались основательно.
Рыжая кровь была бы замыта еще до того, как порыжела и запеклась. Или после, когда порыжела и запеклась, — тут-то и выяснилось — надо заметать, вы хоть представляете, в кого угодили?! Но заметать и заметать. А никто не удосужился.
Колчин, такое впечатление, стал первым после ТОЙ ночи, спустившимся в подвал не просто окинуть общим взглядом, но искать.
Часы, к слову, он отыскал. Те, что Инна потеряла здесь же, по словам Лозовских. Дешевенькие-пластмассовые, но исправные. Просто батарейка села. Всяческие криминальные штучки на сей раз не проходят — мол, ага, они остановились тогда, когда!.. Просто села батарейка. Они могли тикать еще почти до полудня следующего за ТОЙ ночью дня… Что и сделали. На них остановилось: 11.47. То ли в полночь, то ли в полдень… Часики тоже не лежали бы здесь, заметай менты следы. Мда-а…
Так что первая версия состоятельна только для Лозовских, который не в курсе…
Теперь вторая версия.
Колчин чуть-чуть в курсе… Это ведь он был обездвижен на «девятке» Ильяса, когда они с Сатдретдиновым попали в «коробочку» из двух «байеров» на трассе из Шереметьево-2 («Кублановский, имеющий в личном автопарке два бронированных БМВ, укрепленных итальянской фирмой Fontauto»). Это ведь его придержали в пути, дабы успеть понатыкать «жучков» — и в квартире, и в «мазде»…
Итак, вторая версия.
Да, так совпало, что воры-интеллектуалы навострились в сектор редких рукописей именно в ночь вынужденного затворничества Инны.
Вероятно, Инна действительно потеряла счет времени вместе с часами. Но что-то слишком до-о-олго нет и нет Лозовских.
Вероятно, действительно промерзла.
А еще вероятней и что может быть естественней — нужда заставила стучаться в дверь… малая нужда. На холодке оно нестерпимей. Но орошать КНИЖНЫЕ завалы-развалы, присев на корточки, — извините, нет.
(Астроном Тихо Браге, чьим именем назван один из кратеров на Луне, как известно, скончался на званом обеде у короля — приспичило, но выйти по этикету никак, а напустить в штаны — тем более никак… Прекрасная смерть!)
Вероятно, Инна все же попыталась самостоятельно открыть дверь. Колотись в нее хоть до кровавых мозолей!