Белый ферзь

Ката Coo-Чин. Эй, где ты там, однобокий дока Тибетского фонда Святослав Михайлович Лозовских?! Два иероглифа: Соо — интеллект, Чин — тело…

Колчин поутру предпринял непременную разминку — и физическую, и умственную (да-да, и умственную — ката на то и ката! разумеется, не ограничился лишь Сэй-Сан и Coo-Чин, просто для примера привел, мысленно дискутируя со старшим научным сотрудником, уподобленным флюсу). А и действительно, где ты там, подельник Лозовских? В библиотеке Колчин бывал, бывал, представьте себе, но в подвалах — не довелось.

(То есть читал, конечно, всяческое: и явную галиматью про подземных крыс-мутантов размером с собаку, про светящиеся грибы-гиганты смертоносней цианида, про полуголых героев-диггеров с обхватом бицепса пятьдесят сантиметров… и неявную вполне правдоподобную страшилку: «Основная задача подразделения, состоящего из экспертов ГРУ, заключается в проведении локальных боевых операций в относительно замкнутых пространствах: технических уровнях города, метрополитенах, дренажных системах, канализации, воздухозаборных потернах, силовых галереях. Подразделение должно быть готово выполнить поставленную задачу в любом городе мира, где существуют подземные уровни. Включая Москву…»

В Санкт-Петербурге тоже существуют подземные уровни. Вот подвалы «Публички»… под и вдоль всей Садовой тянутся, как выясняется. Диггеров и «грушников» вряд ли тут найдешь, но кое-что, знаете ли, кое-что…)

…И отнюдь не книжные раритеты, как вообразил себе Лозовских.

Колчин не за тем пришел.

Он — не Инна, вдруг почему-то решившая: «А чем я хуже ньинг-ма-па, искателей тэр-ма?!»

Он даже не археолог (Стеллецкий? так, кажется?), возмечтавший откопать под Кремлем мифическую библиотеку Ивана Грозного (библиотеку не откопал, но обнаружил та-акое количество вылазов, слуховых галерей, внутристенных проходов под Кремлем, что его, Стеллецкого, срочно попросили на свет божий, а до чего дотянулись — то замуровали-засыпали, не то, глядишь, какой-нибудь настырный среди ночи в спальню к Власти из люка выпрыгнет: «Я только спросить!..»).

Он искал не книгу. И нашел.

Впрочем, книженцию он себе присвоил. Некрупного формата и тетрадной толщины — она уместилась во внутреннем нагрудном кармане куртки без предательских выпираний. Книженция — Инчикава Дай, «Этика японцев», 1907, Санкт-Петербург. На русском языке.

Тогда, в начале века, вчистую проиграв войну, Россия постфактум навыпускала целую серию книжек, анализирующих причины поражения. Нет бы — до, а не после! Воистину, сначала пукнем, потом оглянемся!

В четвертом по счету подвальном отсеке, считая от входа, обнаружил Колчин ЭТО. Безымянный владелец частного собрания начала века, вероятно, классифицировал книги по тематике — полурассыпанная стопка смешалась с общей массой, но все еще хранила доминанту:

И. Иванов. «Корни японских побед или чем победили нас яцонцы», 1911, Москва;

Эрвин Бяльц. «О воинственном духе японцев и их презрении к смерти», 1906, Санкт-Петербург;

Инчикава Дай. «Этика японцев», 1907, Санкт-Петербург…

Колчин присвоил «Этику…», выбрал именно ее не потому, что первоисточник всегда убедительней толкователей. Она просто была сверху, поэтому нижние книжицы не пострадали, всё досталось «Этике…».

Кроме нее, окрест тоже было изрядно заляпано, однако Колчин выбрал из всего заляпанного то, что поменьше форматом, покомпактней, — достаточно небольшого образчика для лабораторных исследований.

Не тащить же наружу из подвала тяжеленный фолиант, мол, а на нем следов поболее! Поди пронеси его через вахту! Не выпустят из «Публички», даром что ты не один, а в сопровождении старшего научного сотрудника, даром что ты и старший научный сотрудник сопровождаемы к выходу для дирекции и сотрудников еще и старшим библиографом (тем самым, позавчерашним, походящим на младшего сына в многодетной семье).

Отмечено в прессе: «Факты говорят, что в крупных хищениях участвуют библиотечные работники». Не стоит множить факты.

Отмечено в прессе: «…пришлось наложить административное взыскание на сотрудника за то, что он демонстративно отказался предъявить милиционеру сумку для досмотра». Не стоит устраивать демонстраций.

Так что «Этика…» сгодится в самый раз. Следов на ней достаточно.

Следов чего?!

Того! Колчин способен отличить пятна сырости и ржавчины от пятен крови. Колчин способен определить приблизительную свежесть, не давнишность пятен крови. Не с точностью до минут, часа, суток… но всяко они, пятна, отнюдь не семидесятилетней давности. Более точный срок их появления, а также группу и прочая — укажет подробный лабораторный анализ. Ведущий патологоанатом Давид Енохович Штейншрайбер будет рад оказаться полезным.

(Ах, да! Последовательность вроде бы нарушена. Колчин уже покидает подвалы.

А как он встретился поутру с Лозовских?

А как они отправились в «Публичку»?

А как проникли в подвалы?

И где они, эти полумифические подвалы?!

И каково там?!

Хм… «Они отправились на озеро Дунтин. Там их встретили с большим почетом. Но об этом рассказывать не стоит». Китайская литературная традиция.

Каково там, в подвалах, — подробно описал Колчину Лозовских.

И Колчин подтверждает достоверность описания.

Где именно они, каким образом в них попасть непосредственно из «Публички» — а вам зачем? праздное любопытство? обойдетесь! что, не праздное? тем более обойдетесь!.. Легенда это, просто легенда, отстаньте!.. Иначе ведь последнее растащат… «Что говорится мне, за другие стены не уходит…» — это колчинское, не однажды повторенное и всегдажды соблюдаемое.

Одно лишь он добавит про подвалы, о чем не упомянул Лозовских: было там пронзительно холодно. Сразу не ощущается, но по прошествии часа-двух пробирает. Тело согревается движением (перетаскивай, переставляй, сдвигай, разгребай), но пальцы стынут до окоченения. А сделаешь передышку — и наработанный разогрев преобразуется в мелкую дрожь, озноб.

Колчин провозился не час и не два. Дольше.

Если Инна провела здесь время до закрытия библиотеки под нечутким руководством трепетного друга Лозовских, а потом — всю ночь уже без оного руководства… Недолго и переохладиться. Хоть об этом подумал рефлексирующий очкарик, греющийся в семьдесят девятом отделе милиции под неустановленной личиной кавказской национальности?!

Лозовских, оказывается, подумал. И в один из очередных челночных рейдов наружу и обратно принес Инне дубленый полупердон с капюшоном, ее тулупчик. Благо не в гардероб сдавали, а там, где для дирекции и сотрудников, повесили…)

Колчин выбрался из подвала, задвинул дверь. Поднялся на пролет, прошелся коридорчиком. Здесь где-то должен подстраховывать Лозовских. Вот и он!

Само собой, постоять на дверях — не означает топтаться непосредственно у входа. Просто быть на пути к подвалу и по возможности убедительно морочить голову каждому, кто вдруг решит: туда-то мне и надо! именно сегодня, именно сейчас! Две недели назад Лозовских, выскакивая на улицу, пока Инна оставалась в подвале, замещал себя пластилиновой печатью и запиранием двери. Нынче будь добр — никуда не выскакивай, Михалыч, и, уж пожалуйста, никаких экспериментов с печатью и запорными механизмами.

Пожалуйста-пожалуйста! Лозовских будет добр. Он никуда не отлучится, он посидит, он поизучает книгу, заказанную для отвода глаз. В читальных залах все места заняты, так он здесь поизучает, в коридорчике, на стульчике. Что читаем, коллега? Да так… «Психология стресса», автор Китаев-Смык Л. А.

Немного же успел прочитать Лозовских, пока Колчин отсутствовал, страниц двадцать. И не читал он, разумеется, а невидяще глядел в книгу — попробуй сосредоточься (тем более на «Психологии стресса»!), когда стресс вот он, наяву: скорей бы кончилось хоть как-нибудь бдение на стреме!

Кончилось. Благополучно.

— Иди, Михалыч, запирай, — кивнул Колчин назад, в сторону подвала. — И — свободен.

Лозовских не ожидал столь долгожданного, но и столь маловероятного удачного исхода. Неужто все? Неужто легко (то есть ничего себе — легко! тяжело! но…) отделался?!