Страница 51 из 135
Но вернемся к Особым техническим бюро наркома внутренних дел. Собрав профессионалов в стенах КБ, Берия фактически перевел их из тюремных камер «на казарменное положение». Одно из таких наркомовских КБ, которым руководил авиаконструктор А.Н. Туполев, находилось в Москве на углу улицы Радио и Салтыковской набережной.
Став всемирно известным конструктом, Андрей Николаевич не афишировал обстоятельства своего ареста. И для этого были веские основания: одной из причин, по которым он оказался за решеткой, стало обвинение «в причинении серьезного экономического ущерба советской промышленности». Дело заключалось в том, что, отправленный в 1936 году в США с заданием отобрать для производства в СССР по лицензии наиболее эффективные гражданские самолеты, конструктор допустил элементарную «глупость».
Он способствовал подписанию договора, в котором техническая документация не только не была переведена на русский язык, но и содержала обозначения всех параметров в дюймах. Между тем рабочая документация на самолет содержала в комплекте свыше 100 000, а то и 300 000 рабочих листов.
Документацию в дюймах требовалось пересчитать в метрическую систему. Причем все размеры следовало пересчитать с учетом системы допусков и посадок на изготовление деталей узлов. На практике это означало почти повторное «конструирование» самолета — с первой стадии и до разработки технологического процесса его производства.
Сейчас сложно сказать: создал ли Туполев такую проблему умышленно? Еще труднее поверить, что опытный человек допустил ошибку по глупости, но так или иначе, а деньги на закупку лицензии были выброшены на ветер. И это было еще не все. Следствие располагало материалами, что за границей позже оказалась документация на собственные разработки туполевского КБ.
Более того, в начале 1938 года немецкий военный журнал «Deutsche Wehr» опубликовал серию статей летчика Люфтваффе майора Л. Шеттеля. В них давался полный анализ состояния 74 советских заводов, работавших на авиацию. В их числе находились 28 авиационных, 14 моторостроительных и 32 авиационных приборостроительных предприятия, и в статьях приводились сведения об объемах производства наиболее крупных из них.
Так, к примеру, указывалось, что завод №1 «Дукс», находившийся в Москве, выпускает 30-35 самолетов в месяц. Предприятие № 22 в Филях производит 150-180 бомбардировщиков ТБ-3 и ТБ-Збис в месяц. А заводы № 46 в Рыбинске и № 29 в Запорожье выпускают моторы «12 V» по лицензиям Бристоль и Испано. Кроме того, Шеттель приводил сведения, характеризующие всю систему советского авиастроения: от конструирования до характера использования станочного парка.
Поэтому не только у Туполева, но и у ряда других работников авиационной промышленности появилась необходимость объяснять следователям, как такая информация могла попасть на Запад.
Но вернемся к инициативе Берии. Оказавшись в Особом техническом бюро наркома внутренних дел, специалисты проявили не только усердие, но и таланты. Дело успешно двинулось вперед, и уже летом 1940 года, на основании ходатайства НКВД и по согласованию со Сталиным, специалистов ОТБ начали амнистировать. Это произошло после того, как Туполев закончил конструирование самолета Ту-2. На свободу вышли Туполев, Петляков, Мясищев и еще 18 человек; все разработчики получили высокие награды и воинские звания. Так, Туполеву присвоили звание генерала, а авиаконструктор Владимир
Михайлович Петляков за создание пикирующего бомбардировщика Пе-2 уже в 1941 году был удостоен Сталинской премии.
Примерно в это же время в авиационной группе ОТБ оказался и будущий главный конструктор космических ракет С.П. Королев. С началом войны бюро перевели в Омск. Уже в Сибири он узнал, что его бывший коллега по Реактивному институту В.П. Глушко работает в подобном бюро над реактивными двигателями в Казани. Конструктор стал добиваться перевода в ту же группу и вскоре начал заниматься разработкой ракетных ускорителей для бомбардировщиков.
И все-таки позволим себе почти крамольную мысль: а получились ли бы выдающиеся создатели космической техники из Королева и Глушко, если бы они не прошли «академию» Особого технического бюро НКВД?
Но история не любит сослагательных наклонений, поэтому не станем заниматься гаданием на кофейной гуще. Лучше обратим внимание на другую сторону темы. Историография старательно замалчивала причины, по которым будущий космический конструктор Королев оказался под следствием.
Говорят, что позже он сам никогда не рассказывал о причинах своего ареста. Между тем сохранился документ, датированный 15 сентября 1939 года. Это письмо С.П. Королева Прокурору СССР А.Я. Вышинскому. В нем автор пишет: «Меня подло оклеветали директор института Клейменов, его заместитель Лангемак и инженер Глушко…» Письмо заканчивалось словами: «хочу продолжать работу над ракетными самолетами для обороны СССР».
Действительно, доносы на Королева написали названные им люди. Бывший начальник Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ) и сподвижник Тухачевского Иван Терентьевич Клейменов, оказавшись под арестом, настрочил донос на своего заместителя Королева. Еще один донос на будущего Главного космического конструктора написал другой протеже Тухачевского, тоже оказавшийся под арестом, — главный инженер РНИИ
Георгий Эрихович Лангемак. Попав за решетку вскоре после своего патрона, он стал писать доносы и на других своих сослуживцев. Однако этим он не смог спасти свою шкуру.
Впрочем, с руководителями института отношения у Королева не складывались еще с начала 30-х годов. Клейменов и Лангемак не давали хода предложениям Королева, зато оба активно осуществляли «безумную идею Тухачевского о разработке так называемых газодинамических орудий». В итоге материальные ресурсы, бесполезно растраченные на эти дорогие «эксперименты», к началу войны оставили РККА без достаточного количества артиллерии.
Параллельно Тухачевский со своими протеже тормозил вопрос разработки и серийного внедрения в производство реактивных снарядов для «катюш», на которые их изобретатель Иван Платонович Граве получил патент еще в ноябре 1926 года. Но, пожалуй, самое поразительное в том, что такой же донос на Королева написал и будущий его коллега по космической программе и создатель жидкостных реактивных двигателей (ЖРД) Валерий Петрович Глушко.
В исторической литературе нет свидетельств о каких-либо значительных разработках, выполненных Королевым и Глушко в период войны. Возможно, поэтому они были «досрочно освобождены со снятием судимости» лишь в 1944 году.
Известно другое. Уже в конце войны специальные команды американцев и англичан рыскали по разрушенным предприятиям и городам Германии, собирая документацию и вылавливая ведущих специалистов, причастных ракетной программе. Еще в 1945 году в США прибыли 127 немецких ракетчиков во главе с ракетным бароном Вернером фон Брауном.
В феврале 1946 года, для узкого круга приглашенных, англичане провели показательный пуск немецкой ракеты ФАУ-2, и будущий главный конструктор ракет С.П. Королев, с погонами подполковника-артиллериста, присутствовал на этой демонстрации под видом шофера.
Советские спецслужбы тоже искали в Германии документацию, способную дать информацию о содержании ракетных технологий, однако полученные сведения оказались незначительными; основная информация попала на Запад. Так, несколько тонн технической документации передали американцам бывшие заключенные, работавшие в подземном германском ракетном центре «Дора».
И все-таки Сталин нашел оригинальное решение для ускорения реализации ракетной программы Советского Союза. Для ее выполнения он осуществил беспрецедентную акцию. Он решил использовать практический опыт и знания немецких профессионалов меньшего ранга, чем ведущие немецкие конструкторы.
Осенью 1946 года в СССР была депортирована большая группа, около 8 тысяч инженеров, техников и рабочих, причастных к ракетной отрасли и авиастроению. Среди них были химики, топливники, конструкторы, специалисты по двигателям и авиационные техники. В начале ноября часть из них оказалась в подмосковном поселке Подберезье — ныне Дубна. Вторая группа была направлена на Волгу в поселок Управленческий. В эти трудные для страны годы немецким профессионалам были созданы все условия для обеспеченной, нормальной жизни, каких не было ни у их соотечественников на родине, ни у советских рабочих и инженеров.