Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 116 из 135



Создав в обществе нездоровый ажиотаж вокруг «дела врачей», оно могло вызвать шквал международных протестов, и это бы ударило в первую очередь по самому Сталину.

Новый проект письма был передан в Агитпроп Михайлову 20 февраля, и на дачу Вождя он поступил «21 или 22 февраля в форме машинописного текста и готовой типографской верстки». Под проектом стояли те же подписи. Новый текст не содержал призыва «самого беспощадного наказания преступников». Наоборот, он вносил предложение «вместе… поразмыслить над некоторыми вопросами, затрагивающими жизненные интересы евреев».

Письмо в «Правду» заканчивалось призывом к «сплочению всех прогрессивных сил еврейского народа населения СССР и за рубежом».

По-видимому, Сталина удовлетворил такой вариант. 28 февраля он позвонил главному редактору «Правды» Шепилову и дал указание о прекращении воинственных публикаций на тему вредительства. Поэтому очередной номер газеты, вышедший 2 марта, уже не содержал материалов, посвященных «шпионам», «вредителям» и «буржуазным националистам»

Это не только опровергает миф, что Сталин якобы намеревался провести публичный процесс по «делу врачей». Тем самым автоматически опровергается и миф «об открытом антисемитском судилище как сигнале к началу еврейской депортации».

Естественно, что такую резкую смену курса необходимо было объяснить общественности. И вслед за этим указанием в отношении виновных в перегибе должны были последовать оргвыводы. Под меч возмездия в первую очередь должны были попасть люди, инициировавшие кампанию: министр МГБ и куратор министерства Хрущев. Но прежде чем перейти к дальнейшему исследованию событий, сделаем отступление.

В связи с проведением съезда в конце 1952 года Сталин не уехал для отдыха на юг, и большую часть свободного времени он проводил на Ближней даче. Кунцевская дача располагалась на выезде из Москвы по Минскому шоссе, с поворотом на Поклонную гору. Неподалеку от сегодняшнего мемориала Победы.

Дом на ближней даче из семи комнат спроектировал архитектор Мирон Мержанов. Его окружал высокий деревянный забор и густой еловый лес; других жилищ тогда поблизости не было. Во время войны здесь постоянно бывали работники Генерального штаба, решавшие вместе с Верховным Главнокомандующим «судьбы страны и Европы».

Комнаты были оборудованы по-спартански. Простая мебель, несколько портретов и много книг. Комфорт создавали диваны, расставленные у стен. Солидно выглядел паркетный пол в Зале и появившийся позже большой персидский ковер ручной работы — подарок каких-то почитателей Вождя. Средину зала занимал большой стол, покрытый темно-зеленым сукном, который окружали кресла из светлого дерева, а в углу был камин.

Рядом с залом заседаний Политбюро находилась дверь, ведущая в маленькую квадратную спальню с двумя окнами. Слева от входа — высокая старинная кровать с деревянными спинками, аккуратно застеленная покрывалом, с взбитыми подушками, накрытыми накидками. Против кровати стояли платяной и книжный шкафы, а перед окнами с белыми шторами сверкал черным лаком рояль, раньше принадлежавший Жданову.

Дом окружали террасы. Одна была застеклена со всех сторон и две — открытые, с крышей и без крыши. Сталин любил маленькую западную терраску, на которую падали последние лучи заходящего солнца. Она выходила прямо в сад, в цветущие вишни.

Сад, цветы и окружавший дачу лес были любимым развлечением Вождя в свободное время. Иногда он брал садовые ножницы и подстригал деревья. В саду и прибранном выкошенном лесу располагалось несколько веранд, куда ему летом приносили бумаги, газеты и чай. Одна из тропинок парка через мост и березовую рощу вела к оранжереям. Кроме гирлянд винограда, яблонь, груш и лимонных деревьев, здесь висели клетки с попугайчиками и канарейками.

По воспоминаниям заместителя коменданта Ближней дачи в Кунцево И.М. Орлова: «Сталин работал круглосуточно. Только глухая полночь его настигала, и он ложился, где придется. Спал на диванах. Еще стояло два плетеных топчана.

Как-то в 6 часов я пошел по комнатам искать хозяина дачи. Зашел на террасу, а он отдыхает на плетеном топчане в шинели, ботинках, фуражке, Но, поскольку заходило солнце и лучи падали на его лицо, он прикрыл его маршальской фуражкой.

Обедал в разное время… Щи русские, гречневая каша с кусочком мяса, компот из сухофруктов. Иногда заказывал яичницу-глазунью. Пил Сталин вина мало, только перед обедом. Одну бутылку цинандали пил целую неделю. Но для гостей были на столе всякие вина и закуски…»



Приемный сын Сталина Артем Сергеев рассказывал: «Когда Сталин приходил домой с работы, за ним шел Поскребышев с мешком писем. Сталин садился за стол, читал, некоторые — вслух. На письмах делал пометки или писал краткие резолюции. В основном просьбы, жалобы…»

Еще один охранник, генерал А.С. Рыбин, тоже отмечал: «Каждую ночь он работал до двух, трех часов. Лишь тогда в кабинете гасло электричество. Днем в свободное время трудился в саду, ухаживал за посадками кустарника или копался в огороде.

Конечно, это чтение писем не означало, что он внимательно просматривал абсолютно всю поступавшую к нему документацию. Это было невозможно. А. Хрулев свидетельствует: «Сталин подписывал документы, часто не читая, — это до тех пор, пока вы себя где-то не скомпрометировали. Все было построено на огромном доверии. Но стоило ему только (может быть, это чисто национальная черта) убедиться, что этот человек — мошенник, что он обманул, ловчит, судьба такого работника была решена».

По сложившейся практике многие совещания в Кремле завершались на квартире или даче Вождя. А. Яковлев пишет: «Сталин часто приглашал после этого к себе домой ужинать, или, как он говорил, «обедать».

— На сегодня, кажется, хватит, — говорил он, — Не знаю, как другие, а я проголодался. Специально никого не приглашаю, чтобы не приняли как обязательное и обременительное, а кто хочет обедать, прошу!»

Но еще чаще приехать в гости означало — решить какой-то вопрос. В Кунцево обедали в большом зале, тут же принимали приезжавших гостей.

Обстановка в столовой была более чем скромной. Налево, во всю стену, старинный, громоздкий, из черного дерева буфет с бокалами и, по кавказскому обычаю, рогами для вина. Посредине — стол, накрытый белоснежной скатертью, человек на десять. В простенке, напротив входной двери, между окнами, тахта-диван. Направо у стены — шкаф с книгами и дверь во внутренние комнаты. В одном из углов стояла радиола с набором пластинок.

В числе приглашенных в гости на дачу часто бывали военные. Маршал Конев пишет: «Принимая кого-то, приезжающих на даче — иногда это бывало не на даче, — он после разговора к обеду или ужину вызывал членов Политбюро, тех или иных, передавая через Власика, начальника охраны своей, и предполагалось, что все быстро и беспрекословно явятся. Так было заведено».

Александр Яковлев писал в своей книге «Цель жизни»: «К приходу приглашенных на ужин стол накрыт. Поставлены приборы.

На правом от входа конце стола все холодные кушанья, закуска. Несколько бутылок, включая шампанское и коньяк. Водка в графинах. Две суповницы, накрытые крышками: харчо и другой какой-либо суп. Стопка тарелок. Суп каждый сам себе наливает. Вообще никакого обслуживающего персонала за столом нет. Изредка женщина в белом халате и головной повязке приносит что-нибудь горячее».

Хозяин занимал место в торце стола. С правой руки всегда стоял графин с чистой водой. Начальник Генерального штаба С. Штеменко тоже отмечал в воспоминаниях непринужденность обстановки на «обедах»: «Сталин подходил к судкам, поднимал крышки и, заглядывая туда, вслух говорил, ни к кому не обращаясь:

— Ага, суп… А тут уха… Здесь щи… Нальем щей. — И сам наливал, а затем нес тарелку к обеденному столу.

Без всякого приглашения то же делал каждый из присутствовавших независимо от своего положения. Наливали себе кто что хотел.

Затем приносили набор вторых блюд, и каждый также сам брал из них то, что больше нравится. Пили, конечно, мало, по одной-две рюмки… Вместо третьего чаще всего бывал чай. Наливали его из большого кипящего самовара, стоявшего там же на отдельном столе, Чайник с заваркой подогревался на конфорке».