Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 49



Катя только один раз глянула вниз — и сразу зажмурилась. И больше не открывала глаз, пока подъем не прекратился и Карлссон не поставил ее на ноги.

Это была узкая площадка примерно на уровне шестого этажа. В незапамятные времена сюда вела железная лестница. Ее ржавые останки свисали вниз метра на два. Дальше от лестницы остались только костыли, да и то не все. Зато на площадке имелась самая настоящая дверь, которую Карлссон и распахнул перед Катей.

— Заходи, — пригласил он.

И Катя вошла, стараясь не думать о том, как будет выбираться из Карлссонова гнездышка.

Когда-то здесь была обычная квартира. Когда-то — это, наверное, лет тридцать назад. С тех пор осталась какая-то мебель, наверное, очень древняя. Рассмотреть ее подробнее было трудно, потому что освещения в Карлссоновой берлоге не имелось. Зато была вода, холодная и горячая, и санузел с древней чугунной ванной и еще более древним унитазом. Но эти «подробности» Катя узнала позже, сейчас зайти внутрь она не рискнула.

Дверь вела на кухню, и, если оставить ее открытой, на кухне можно было кое-что разглядеть. В комнатах было темнее. Окна заросли таким слоем грязи, словно их не мыли со времен Отечественной войны 1812 года. В коридоре и прочих помещениях царил абсолютный мрак.

— Слушай, а свет зажечь нельзя? — попросила Катя.

— Свет? — Карлссон поскреб пятерней мускулистый затылок. — А зачем?

— Затем, что темно!

— Темно?

— Да, темно! — сердито сказала Катя. Ей показалось, что Карлссон ее дразнит. — Я ничего не вижу!

— Прости, Малышка, — извинился Карлссон. — Я как-то не подумал, что тебе нужен яркий свет.

— А тебе он, что, не нужен? — желчно спросила Катя, в очередной раз пожалевшая, что решила отправиться в гости.

— Мне — нет, — сказал Карлссон. — Мне света хватает.

Оказалось, что Карлссон видит в темноте, как кошка.

«Интересно, какие еще сюрпризы он мне преподнесет?» — подумала Катя.

— Завтра я сделаю свет для тебя, — пообещал Карлссон.

— Тогда в следующий раз я побуду у тебя подольше! — заявила Катя. — А сейчас я пойду домой!

«Сейчас он скажет: никуда ты не пойдешь! — подумала она с замиранием сердца. — Останешься здесь навсегда!»

— Не пойдешь, — сказал Карлссон. — Ты свалишься и что-нибудь себе испортишь.

Катя проигнорировала его замечание. Она вышла на площадку, посмотрела вниз… И вцепилась в ржавые перила, потому что колени у нее предательски ослабели. Нет, сама она никогда в жизни не сможет…

— Тебе совсем ни к чему спускаться, — мягко произнес Карлссон, встав у Кати за спиной. — Ты ведь собираешься к себе домой, да?

— Да, — хриплым голоском проговорила Катя.

— Тогда тебе — наверх! — сказал Карлссон.

Миг — она снова оказалось у него под мышкой, и пол ушел из-под ног.

Но на этот раз путь занял совсем немного времени. «Взлет» на крышу, короткая цирковая пробежка по жестяному «ребру», душераздирающий прыжок с трехметровой высоты… И Катя оказалась на своей «родной» балюстраде.

— Ну ты акробат, Карлссон! — со смесью восхищения и облегчения проговорила она. — У тебя случайно моторчика нет — по воздуху летать?

— Моторчика? — Карлссон явно не читал историю о своем тезке и шутки не оценил.

— Ты так ловко лазаешь!

— Ерунда! — отмел похвалу Карлссон. — Я же… — Тут он осекся и сменил тему. — Ты, наверное, устала? Ты отдыхай. А я завтра приду, если ты не против?

— Нет, конечно! Нам же с тобой — переводить!

«И вообще, я всегда рада тебя видеть!» — хотела добавить она, но не успела.

Карлссон развернулся, стремительно вскарабкался вверх по стене и исчез за краем крыши.

Что ж, по крайней мере, она теперь знает, где он живет.

Катя присела на подоконник. Сердце ее стучало раза в полтора чаще, чем обычно. «Неудивительно, — подумала она. — После такой эквилибристики». Она не рискнула себе признаться, что дело не только в «эквилибристике». Карлссон… Нет, он слишком необычный, чтобы… Чтобы… Ничего.

Переодеваясь, Катя обнаружила, что ее карманы набиты выигранными Карлссоном долларами. Она подавила желание их сосчитать (нечего считать чужие деньги!), завернула их в носочек и спрятала за батарею. Завтра она вернет их Карлссону.

Этой ночью Кате снился бар «Шаманама». Она сидела там, но не с Карлссоном, а с другим мужчиной: аристократически красивым, с короткими, совсем белыми волосами, бледной кожей и бледно-голубыми глазами. Мужчина в упор, не мигая, разглядывал Катю, а ей… Ей почему-то было очень страшно.

Глава двадцать четвертая

Зловещие сокровища Карлссона



Приходит один тролль в гости к другому, а у того в пещере все блестит, жена, теща носятся, как заведенные, мясо тащат, пиво подносят, да так всё уважительно, с поклонами.

— Как тебе повезло с домашними, — с завистью говорит гость.

— При чем тут везение? — говорит хозяин. — Что я тебе — гном-кладокопатель? Просто порядок у меня такой.

— Слушай, поделись опытом! — взмолился гость. — А то меня жена с тещей совсем задрали.

— Ладно, — говорит хозяин. — Тогда слушай. Сижу я как-то, эльфятину наворачиваю, а тут котик подкрался[4], раз кусочек стянул — я ему: предупреждение; а он еще кусочек — я ему опять предупреждение; он третий кусочек — я ему третье предупреждение. Так он, зараза, на четвертый нацелился! Ну я его тогда за хвост — и в пропасть. А пропасть тут — полмили, не меньше. Ну ты видел…

— Видел, — говорит гость. — Только я не понял: при чем тут жена и теща?

— При том, — говорит хозяин. — У жены два предупреждения, у тещи — три…

Утром Карлссон так и не появился. И днем тоже. Катя занималась разными делами: прибирала, переводила, болтала по телефону с Кариной… А вечером купила карточку и наконец решилась позвонить домой. Вообще-то это свинство с ее стороны — не звонить так долго. Они же там ждут, волнуются…

Трубку взяла мама.

— Ты, Катерина, совсем… Мы с отцом тут как… Трудно было позвонить?

— Трудно, — призналась Катя. — Я, мам, провалилась.

Мама молчала почти минуту, что для нее, как для других — полчаса. Переваривала новость. Переварила.

— На чем срезалась? — деловито спросила она.

— На партизанах.

— Не поняла!

— Историю провалила. Тут у них, оказывается, совсем другая программа.

— Этого надо было ожидать, — процедила мама. — Говорила я твоему отцу…

— Мама, не надо! — перебила ее Катя. — Всё нормально. Я записалась на подготовительные курсы…

— Езжай домой! — не дала ей договорить мама. — Прямо сейчас иди на вокзал, бери билет! Времени почти не осталось, но я попробую.

— Что попробуешь?

— Устроить тебя в наш педагогический.

— Мама, ты меня не слушаешь! — обиделась Катя.

— Я тебя уже выслушала. Приезжай домой и…

— Никуда я не поеду! — закричала Катя.

— То есть как? — Мама даже не рассердилась — удивилась.

— А так! Я же тебе русским языком сказала: я записалась на подготовительные курсы.

— Заочные…

— Никакие не заочные! Нормальные! На следующий год я точно поступлю. Без всяких денег, понятно?

— Не кричи! Ты хоть понимаешь, что говоришь?

— Мама, я прекрасно все понимаю!

— Нет, ты не понимаешь! А где ты будешь жить? Мы с папой не в состоянии…

— И не надо! — воскликнула Катя. — Я все могу сама!

— И что же ты, интересно, можешь сама? — язвительно осведомилась мама. — На панель?

Катя испытала сильное искушение бросить трубку, но удержалась, потому что ей очень захотелось продемонстрировать маме, что она — действительно самостоятельный человек.

— У меня уже есть работа! — заявила она. — Офис-менеджер в риелторской фирме. И получаю я, между прочим, двести пятьдесят долларов в месяц!

По псковским масштабам это была очень хорошая зарплата. Даже больше маминой.

— И за что же тебе будут платить такие деньжищи? — осведомилась мама.