Страница 2 из 49
Чернявый экзаменатор глянул на Катин черновик и мерзко ухмыльнулся.
— Ну хорошо. В лесах — засады, я поняла, — терпеливо произнесла тетка. — А что из себя представляло партизанское движение в центральной и южной частях СССР?
— Там его не было, — наугад ляпнула Катя. — За отсутствием лесов.
— А как же «Молодая гвардия»? — удивилась тетка. — По литературе ведь наверняка читали?
— Мы ее сейчас не проходим, — нашлась Катя. — Она морально устарела.
Тетка обиделась за «Молодую гвардию» и несколько минут, приводя цитаты, доказывала, что это произведение вечное и что героизм не устаревает. Катя безропотно слушала и запоминала.
— А что вы можете сказать о партизанском движении в Крыму? — продолжала мучить ее тетка.
— Там было то же самое, что и на Кубани. Поскольку уходить было некуда, то молодежь создавала в городах подпольные организации…
— Нет, не то же самое! — Тетка, похоже, разозлилась. — Вы «Улицу младшего сына» читали?
— Да кто сейчас такие книги читает? — заступился за Катю парень.
— А почему бы и не почитать? Если только так можно заставить этих недорослей познакомиться с собственной историей?
— Их история — это «Человек-паук», — возражал чернявый. — В лучшем случае — «День независимости».
Тетка, морщась, отмахнулась от коллеги и сказала:
— Последний вопрос. Назовите основных лидеров партизанского движения.
— Великой Отечественной?
— Да, конечно!
— Как, всех лидеров?
— Ну, не всех. Только самых крупных.
— А из каких регионов? Лесных, степных?
— Слушай, не тяни время, называй, кого помнишь, — дружелюбно сказал чернявый.
— Ну, на такой обширный вопрос трудно сразу дать однозначный ответ…
Катя морщила лоб, старательно изображая работу мысли. Но в памяти искать было нечего. Когда просят назвать имена, тут «герильясами» не отделаешься.
— Хоть одного назовите, — устало сказала тетка. — Одно имя, и я, так уж и быть, поставлю вам «три» за общую эрудицию.
«Как три?» — испугалась Катя. Она-то рассчитывала минимум на четверку. Она ведь так гладко отвечала, так много всего рассказала, ее так долго слушали…
— Ну?
Рука экзаменаторши потянулась к ведомости.
— Че Гевара, — быстро сказала Катя. Больше ни одного партизанского имени ей на ум не пришло.
В аудитории раздался жизнерадостный хохот. Смеялись все, кроме тетки. Та что-то писала в ведомости.
— Не знает вопроса, — равнодушно сказала тетка, передавая ведомость коллеге. — Абсолютно.
— Плывет, — согласился парень. — Ну что, на этот раз «неуд». Эй, ты чего, плакать собралась? Да ну, перестань! Это ж не конец света, в армию тебя не загребут, запишись на подготовительные курсы и приходи на следующий год…
Глава вторая
Катя попадает на вечеринку и знакомится с «Кровавой Мэри»
— Я нашел отличный способ напиваться на халяву, — говорит один тролль другому.
— Это как?
— Приходишь в гости к эльфам или людишкам и говоришь: «Что-то я нынче никак решить не могу: то ли выпить мне, то ли закусить?»
И все тут же бегут к тебе с дармовой выпивкой.
Катя вышла из аудитории, кусая губы; потом бродила по этажу, ожесточенно хмурясь и бормоча «наплевать»; долго смотрела бессмысленным взглядом в какое-то окно; и в конце концов, выйдя во двор, села на поребрик и тихонько заплакала.
Через некоторое время к ней подкатился давешний придурок.
— Наплюй на них! — заявил он. — Подумаешь — «неуд»! На договорное перекинь документы и не парься. А здорово ты их грузила! Че Гевара, это круто!
Катя подумала, что он издевается, но кудрявый толстячок говорил абсолютно искренне.
— Кончай реветь, короче! Пошли оттягиваться!
Парень Кате не нравился, но идея возвращаться в общежитие, собирать вещи и готовиться к отъезду домой ей нравилась еще меньше. Поэтому она сказала: пошли.
Спустя полчаса Катя уже шла куда-то в компании незнакомых и полузнакомых абитуриентов, которые шли нестройной толпой по Невскому, громко галдя и перегородив весь тротуар. Ядро компании составляла группа из пяти человек — две девчонки и три парня, как выяснилось, бывшие одноклассники, поступавшие с гарантией, — из договорного класса. Для них сегодняшний экзамен был последним, и они могли уже считать себя зачисленными. Это дело они и собирались отмечать и приглашали всех желающих, каковых нашлось предостаточно. Всем было что праздновать. Кроме Кати.
Компания миновала Казанский собор и свернула налево, на канал Грибоедова. Возле Спаса на Крови свернули еще раз, зашли в супермаркет и накупили всякой всячины. В пешеходной зоне на Малой Конюшенной компания остановилась у роскошной кованой решетки. Кудрявый остроумец — его, как выяснилось, звали Сережа — набрал код на замке, и будущие студенты, проникнув во двор, столпились перед тонированной стеклянной дверью. Сережа открыл ее своим ключом и с поклоном предложил всем заходить.
— Обувь снимайте при входе! Тут как в Японии! — крикнул он.
Катя слегка растерялась. Она думала, что они идут к кому-то в гости, но то место, где они оказались, меньше всего напоминало квартиру в традиционном смысле слова. Это было только что отремонтированное, совершенно пустое полуподвальное помещение. Все стенки в нем были зеркальными, а пол устлан серым войлоком. Потолок был, как созвездиями, усеян крошечными лампочками. Под потолком виднелись узкие окна, за которыми мелькали ноги прохожих. В подвале царил загадочный полумрак.
«Может, так живут питерские богатеи?» — подумала Катя. Она была заинтригована. Как там называется этакое богемное жилье без мебели и внутренних стенок — студия?
Гости разбрелись по подвалу. Почти никто не заинтересовался интерьером. Гораздо больше всех занимало содержимое пакетов с едой и выпивкой.
— Это ваш дом? — преодолев смущение, спросила Катя у Сережи.
— Ну ты сказала! — развеселился Сережа. — Дом! Офис здесь будет. Или бутик. У меня отец занимается субарендой недвижимости. Вот доделает ремонт — и сдаст.
— Теперь уже не сдаст, — сказал кто-то, — потому что завтра тут останутся только живописные руины.
— Только попробуйте! — всполошился Сережа. — Эй, слышите меня все! Чтобы ни одной царапины! На пол не плевать, ничего не ронять и не проливать! Наташка, ты совсем ошизела — хлеб на газетке режь! Курить на улице, окурки перед входом не бросать!
Вскоре девчонки накрыли «стол» — как в турпоходе, расстелили газету и заставили ее пластиковыми тарелочками с нарезкой, овощами, банками с консервами и прочей снедью. Выпивки тоже было припасено немало, самой разной, от водки до мартини.
— Ну чё, за экзамен! — объявил первый тост Сережа.
У Кати мгновенно испортилось настроение. Пить, есть и вообще участвовать в чужом празднике жизни ей сразу расхотелось. Она сидела на мягком полу, рассматривала веселящихся абитуриентов и думала о своем мрачном будущем.
«Им хорошо, — думала Катя. — Они, считай, уже поступили. Будут вместе учиться, ходить друг к другу в гости, передружатся, будут влюбляться друг в друга. А я тут в первый и последний раз. Завтра соберу вещички — и домой, в Псков».
Может быть, еще не поздно подать документы в Псковский педагогический. У мамы там, кажется, даже были знакомые. Катя как наяву увидела здание института — коричневый пятиэтажный колосс в стиле «провинциальный сталинский ампир» с памятником «Ленин, швыряющий кепку в реку Пскову» перед главным входом. В Псковский педагогический пошли многие ее одноклассницы — те, что без особых амбиций. Не самое плохое учебное заведение. Мама его заканчивала. Но мама же с девятого класса настраивала дочку на то, что Псков для нее, такой способной и умной, тесен и убог; что она обязательно должна учиться в Петербургском университете.
Мысли о Пскове вызвали в Катиной душе прилив ярости. Нет, куда угодно, только не домой. Позорище-то какое, на всю оставшуюся жизнь! Вернуться — значит расписаться в том, что неудачница. Мама будет ужасно разочарована. Зачем, скажет, на курсы английского тебя отдавали, да еще на такие дорогущие. А папа, наоборот, одобрит — ну и молодец, нечего тебе делать в Питере, сиди-ка ты под крылышком у родителей.