Будь честным всегда

Теперь Миши понял, почему Орци сначала хотел сделать его секретарем, а Гимеши — писарем. Ведь секретаря надо во все посвящать.

Может быть, председатель расскажет что-нибудь после уроков? Завтра воскресенье, просто необходимо переговорить. А вдруг он назначит место встречи и уже выбрал какое-нибудь таинственное подземелье замка или высокую ель в лесу? Потом он подумал, что Орци может пригласить их к себе домой. Целый поток впечатлений и чувств захлестнул Миши: он ощутил запах воска, из которого отливали статуэтки, потом увидел белоснежную скатерть на столе, накрытом для вечернего чая, ярко разрисованные фарфоровые чашки, наконец вспомнил полненькую белокурую девочку, тайну своих снов, и лицо его запылало.

Неожиданно на парту перед ним легла записка:

«Завтра ровно в четыре у меня дома».

— Подпишись, — шепнул Орци.

Миши не понял, зачем это.

— Напиши свою фамилию.

— Зачем?

— Подпишись, — нетерпеливо приказал Орци. — Так надо. Это циркуляр. Гимеши тоже подпишется.

В смущении Миши поставил свою фамилию и передал листок Гимеши.

— Напиши свою фамилию, — сказал он.

Гимеши беспрекословно повиновался и вернул циркуляр Орци.

Как только прозвенел звонок и за учителем закрылась дверь, Орци, заранее собравший свои тетради и учебники, испарился из класса, ни с кем не попрощавшись.

Миши пожал на прощанье Гимеши руку.

— До свидания.

— До свидания. Придешь к нам после обеда? — спросил Гимеши.

— Не смогу.

— Почему?

— Мне надо идти к Дороги на урок.

— Ах да.

И, не прибавив ни слова, Миши в подражание Орци удалился быстрой деловой походкой. Раньше он всегда был вежлив, всех пропускал вперед, уходил из класса последним, не умел хранить секреты и готов был ответить на любой вопрос, лишь бы всем угодить, никого не обидеть, а сейчас словно что-то его подстегнуло, он хотел быть сильным, независимым и смелым.

Миши взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и перевел дух только на третьем этаже. В комнате никого не было. Взяв ключ, висевший на притолоке, он отпер дверь. И обрадовался, что немного побудет наедине с собой. Не успев еще отдышаться, положил учебники в ящик.

Он старался ни о чем не думать, но сердце беспокойно сжималось.

Потом пришел Лисняи, как обычно в одном пиджачке, — он и зимой, собираясь идти на занятия, не надевал пальто. Пришли и мальчики из второго «А», чуть погодя Чичо и, наконец, Михай Шандор, который везде, даже поднимаясь по лестнице, подслушивал чужие разговоры.

В их присутствии Миши почувствовал себя неловко: кто знает, а вдруг они заметили, что Орци ведет следствие? Он поспешно выскользнул из комнаты и по сводчатой галерее старого здания коллегии побежал к окну, забранному железной решеткой, покрытой толстым слоем пыли.

В окно была видна колокольня собора. Вокруг нее с громким карканьем кружила огромная стая ворон. Миши широко раскинул руки, словно собираясь взлететь, и ему почудилось, что его мечты, как и руки-крылья, бьются о своды старого здания. Он задыхался в коллегии, как в тюрьме: ни минуты нельзя здесь побыть одному, хотя и живешь в одиночестве, без друзей, которым можно открыть душу и сердце. С трудом просунув в решетку пальцы, он ухватился за железные прутья. Будь он сильным, как Самсон, он раскачал бы решетку, здание развалилось бы, и на его голову посыпались бы камни.

Из столовой донесся звонок, и Миши побежал к себе в комнату. Не успел он туда войти, как дверь открылась и в коридор высыпали все шестеро его соседей. И из других комнат вышли школяры. Он надел пальто и помчался следом за ними. И никто из оживленно беседующих, весело болтающих мальчиков не сказал ему ни одного приветливого слова.

После обеда Миши направился к Дороги.

Когда он открыл высокую, мрачную, непроницаемую для постороннего глаза деревянную калитку, обычную принадлежность дебреценских домов, и вошел в унылый, пустынный, деревенского вида двор, резкий зимний ветер с такой силой ударил ему в лицо, что перехватило дыхание. Добежав до крыльца, он открыл дверь в дом.

Тут как раз из кухни в прихожую вышла Белла. Радостно вскрикнув, она обняла Миши.

— Добро пожаловать, милый мальчик!

Он улыбнулся, на минутку прильнул лицом к блузе девушки и, поеживаясь с мороза, почувствовал тепло ее тела.

— Целую вам ручки, — пролепетал он.

Белла не сразу выпустила его из объятий и стояла, склонившись к нему, словно желая что-то сказать, но молчала, лишь приоткрыв в улыбке свои красивые, словно фарфоровые, зубки. От нее исходил необыкновенно приятный аромат.

— Много у вас уроков? — спросила она, чуть отстраняя, но все еще не отпуская Миши.

— Хватает.

— Очень много?

— Порядочно.

Девушка, засмеявшись, отвернулась, устремив взгляд в сторону.

— Прошу вас, господин Миши, — и левой рукой она указала на дверь комнаты.

Мальчик вошел.

Госпожа Дороги сидела на своем обычном месте, у стола между кроватями, в большом старом кресле. Он тихо поздоровался с ней, и она в знак приветствия проводила его недобрым, угрюмым, пристальным взглядом. Миши поспешил проскользнуть в соседнюю комнату. Там была одна Илика. Увидев его, она залилась смехом.

Оказавшись с ней наедине, мальчик окончательно смутился.

— Извините, а Шани здесь нет? — спросил он.

Девочка закусила губы, чтобы снова не рассмеяться.

— Шани здесь нет? — еще раз спросил он.

— Вы же видите, что его здесь нет, — так и покатилась со смеху Илика.

Она выбежала из комнаты, хлопнув дверью, а Миши покраснел. Стать бы ему сейчас великаном с длинными-предлинными ручищами, он проник бы через стены, через закрытую дверь, схватил бы эту девчонку и оттрепал хорошенько за волосы.

Может быть, она все же скажет Шани о его приходе, подумал он и сел за стол, где уже были разложены учебники.

Вынув из кармана карандаш, он принялся черкать что-то не полях тетради. В теплой, тихой комнате чуть клонило ко сну, из-за стены доносилось тиканье часов, и вдруг он вывел:

Давно уже вертелись у него в голове эти строчки. Кто знает, когда родилось первое четверостишие, но сочинить продолжение никак не удавалось: все не хватало времени сосредоточиться. Ему хотелось рассказать, как полковник Шимони поднялся на верхушку колокольни, чтобы достать птенчиков, и, хотя приятели сбросили его оттуда, он ничуть не пострадал. Уже два месяца не выходила у него из головы эта история, и он решил написать балладу о полковнике Шимони. Вроде той: «Поклялся король Ласло Хуняди…» Как-то ночью он сочинил стихотворение до конца, но нельзя было встать с кровати и записать, наутро же оно выветрилось из головы.

А сейчас вдруг родилось продолжение:

Миши страшно обрадовался, он и не ожидал от себя такого: стихи сложились как бы сами собой, не пришлось ломать голову.

Ух! Лицо у Миши вытянулось. Как прекрасно он начал, казалось, так же легко пойдет дело дальше, но вот эти слова «ну а он — привет» написаны явно по недомыслию, ничего лучшего он не мог придумать. Ну вот, привет сочинительству! Да и с чего он решил, что способен писать стихи?

«Нет» рифмуется с «берет», «штиблет», «свет», «омлет», «котлет»…

Есть!