Страница 2 из 52
— Тебе нельзя, — строго сказал воевода, — ты у нас буйный во хмелю.
— Моя сесный смирный японса…
— А кто в прошлый раз царя-батюшку словами поносными обзывал? Если б не папа лично тебя ковал, давно б мотыгой говорящей был. — Катана-кладенец обиженно умолк.
— Однако непорядок это, — почесал затылок царь. — Ежели они у мужиков эликсир тырить будут, чтоб головы свои бесстыжие поливать, брожение начнётся. Кормильцы обидятся…
— Вот оно что!!! — дошло до воеводы. — Выходит, не только Вакула с утра похмелиться не смог. А я думал, у меня с головой что-то…
— Как работу закончим, скажешь писарю, чтоб грамотку подготовил для царских винокурен. Будем ромашковую с производства снимать. Я потом подпишу. Ну, проверим, что там у Гены с фиалковой получилось.
Однако чарки они ко рту поднести не успели. Шум за стеной и всполошённые крики охраны заставили торопливо затолкать их под стол, в специально отведённую для этих целей секцию. В кабинет влетела Малашка, распространяя вокруг себя ядрёный ромашковый аромат. Воевода поспешно зажал нос. Следом ввалилась, стукнувшись лбами у порога, охрана.
— Куда, малахольная!
— Батюшка! — бухнулась на колени Малашка. — Пиши указ!
— Ну-у-у, — глубокомысленно промычал Иван, прогоняя жестом охрану.
— Какой тебе указ? — возмутился Никита Авдеевич. — Порядок не знаешь? Прошение напиши, в очередь встань…
— Какая очередь? — заголосила Малашка. — Бунт на носу! Что у лавок винных творится, страсть! Мужики работу побросали, маются. Всем здоровье поправить не терпится, а до полудня ещё далеко, лавки закрыты…
— Говорил я, — Никита Авдеевич с досадой крякнул, укоризненно глядя на Ивана, — ничего хорошего из этого указа не выйдет. Торговали б как раньше…
— Василиса упёрлась. — Иван расстроенно развёл руками.
— И ведь до чего дело дошло, — продолжала тараторить Малашка, — баб да девок забижать стали. К прилавкам подпущать не хотят, так что ты, царь-батюшка…
— А бабы-то что там делают? — возмутился царь-батюшка. — Им эликсир запрещено продавать.
— А надо, чтоб мужикам было запрещено, — Малашка воинственно упёрла руки в бока, — а нам разрешено! Мы и вашему брату сколько нужно эликсиру возьмём, чтоб вы потом хоть бы до постели мужиками доползали, и нам, глядишь, ромашковой чуток достанется!
— Ваше Царское Величество, — вмешался охранник, высунувшийся из-за двери, — тут воевода сыскного приказа удиенции просит.
— Зови, — сказал Иван, обрадовавшись, что можно сбагрить настырную посетительницу. — Извини, — он сделал строгое лицо, — дела государственные…
Не успели воины вытолкать упиравшуюся Малашку, как порог переступил Соловей. Разбойником в свете новой должности, доверенной ему самим «папой», Соловья уже давно никто не называл.
— Беда, Ваше Царское Величество. Как бы лавки громить не начали. Мой приказ по сыску больше да по разбойным делам. Силёнок совладать не хватит. Смекаю, ратников посылать надобно. Мужиков спасать.
— Мужиков? — выпучили глаза воевода с царём.
— Так бабы их бьют!
— Авдеич, распорядись, — с трудом выдавил из себя поражённый Иван, — сотникам поручи. Ты здесь ещё нужен.
Никита Авдеевич исчез за дверью. Минуты две царь сидел, тупо уставившись в пространство.
— Ваше Царское Величество!
— А? Что? — встрепенулся Иван.
— Министр финансов прибыть изволили, — осторожно сообщили из-за двери, чуя, что державный не в духе.
— Давай его сюда! — проревел Иван.
Так хорошо день начинался, душевно, можно сказать, а тут чуть ли не бунт. Чёрт бы побрал эту Ягу с её духовитыми фантазиями!
Чебурашка перевалился через порог и двинулся вперёд, с трудом волоча за собой объёмистый портфель, набитый отчётно-финансовой документацией. Следом шагнул Никита Авдеевич. Он дёрнулся было помочь, но вовремя остановился, вспомнив, что это небезопасно. За содержимое портфеля Чебурашка готов был биться насмерть и доверял его только царю-батюшке.
— Я тут Ягу навестил, — пропыхтел он, — вот, читай.
Чебурашка выдернул из портфеля свиток и передал его в царские руки. Иван поморщился. Если Яга страдала аллергией на кошачью шерсть, то он на грамоту, которой его с трудом обучили.
— Своими словами излагай.
Чебурашка своими словами излагать не стал.
— Указ, — внушительно сообщил министр финансов, — экстренный. — Он раскатал свиток и, откашлявшись для солидности, приступил к оглашению:
— «Мы, Иоанн вдовий сын, Государь всея Руси, сопредельных присоединившихся и неприсоединившихся стран, повелеваем:
Первое. Винокурням царским „Огненного дракона тройного ромашкового“ производить спешно и не мешкая в десять раз больше супротив прежнего».
— Спятил?!! — завопил Соловей. — Ты на улицу выйди, посмотри, что твой ромашковый натворил!
— Я ещё не закончил, — ледяным тоном произнёс министр финансов. — «Второе. Мастерским стеклодувным приступить также спешно и не мешкая к изготовлению шкаликов расписных всевозможных форм и расцветок размером в десять раз меньше, а количеством в сто раз больше супротив прежнего.
Третье. Винокурням царским отпускать торговым людям русским шкалики „Огненного дракона тройного ромашкового“ по цене в десять раз больше супротив прежней, а негоциантам да купечеству иноземному сии шкалики не отпускать вовсе.
Четвёртое. Торговым людям разрешаем продавать „Огненный дракон тройной ромашковый“ в любое время и в любом количестве всем людям русским, акромя купцов иноземных да негоциантов басурманских. А того, кто указ сей нарушит, вором объявлять да в разбойный приказ волочь. Али, ещё лучше, сразу в суд, а то Горыныч последнее время скучать и худеть начал.
Подпись. Дата».
Все ошарашенно молчали.
— А ну дыхни! — неожиданно потребовал Иван.
— Я на работе не пью, — оскорбился Чебурашка. — Если, конечно, того не требует дело, — торопливо поправился он.
— Ежели обычный литр у нас четыре полушки, — задумчиво пробормотал воевода, что-то усиленно подсчитывая в уме, — то литр ромашковой принесёт нам…
— Рубль. Полновесный золотой рубль! — Министра финансов просто распирало от гордости.
— Да кто ж её покупать по такой цене будет? — неуверенно протянул Соловей.
— Бабы! — ответил министр. — Не веришь, выйди на улицу и посмотри!
— И все же намудрили вы с этим указом, — покачал головой Иван. — Ну, как по заветам папы жить начали, Руси, конечно, сильно полегчало. Рубли уже не серебряные, из чистого золота чеканим. Народ к нам потянулся, князья гонор поубавили. Первыми шапку ломают, под руку царскую просятся, но с каких это пор я стал царём неприсоединившихся стран? И с чего это я вдруг из Ивана в Иоанна превратился?
— А вот тут-то, царь-батюшка, собака и зарыта! — радостно сообщил ему Чебурашка. — Эликсиром чудесным, что папа нам подарил, мы в лягушачьи басурманские страны махонькую форточку прорубили, вона сколько посольств-то к нам понаехало. Шебуршатся, мельтешат, все формулу папы ищут, а эликсиром ромашковым…
— Мы окно прорубим, — сообразил воевода.
— Какое окно, — ахнул Соловей, наконец-то тоже въехавший в грандиозные планы Яги, — всю стену одним махом вышибем!
— А нас крышей случайно не придавит? — почесал затылок Никита Авдеевич.
— Не придавит, — задумчиво протянул Иван. Он потихоньку тоже начал вдохновляться этой грандиозной затеей.
Звеня цепями, с грохотом откинулась каменная панель, высунувшийся оттуда Федька замолотил по «кнопке».
— Ты чё? — опешил Иван.
— Работает, — удивлённо сообщил Федька, — а мы думали, сломалась. Митяй, крути назад, автомат в порядке!
— Стой! — гаркнул воевода. — Заказ царский сполнили?
— Обижаете, — донёсся до них голос Митьки, — уж давно тут стоят.
— Вываливай, — решительно приказал Иван, — и пару чар добавь, вишь, нас уже четверо.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Царское Величество! Все в лучшем виде будет. — На панель бухнулись четыре литровые бутыли и два расписных фужера. — С вас за сегодняшнее утро… — внутри «автомата» зашуршали бумажками, — один рупь золотом, две гривны и полушка.