Страница 17 из 56
— Ладно, — сказал Томми тоном, каким обычно успокаивают потенциально опасных сумасшедших. — Как нам попасть в Башню?
— Через дверь, — ответил я. — Она для этого и создана.
Я пошел впереди и взялся за медную дверную ручку. Она легко повернулась под моей рукой, и дверь распахнулась. Это был хороший знак. Если Дедушка-Время не хочет говорить с вами, ручку не сдвинуть с места. За дверью был лифт с единственной кнопкой на панели управления. Мы втроем вошли внутрь, и я нажал кнопку. Дверь закрылась, и лифт поехал.
— Держитесь, — сказала Сьюзи. — Мы спускаемся.
— Башня развернута на сто восемьдесят градусов к нашей реальности, — сказал я. — Чтобы достигнуть ее вершины, мы должны спуститься в самый низ.
— Я на самом деле единственный, кто находит это удручающе зловещим? — спросил Томми.
— Заткнись, — любезно ответил я.
Нас окружали четыре зеркальные стены. Пока лифт спускался и спускался, наши отражения начали изменяться. Сначала детали тут и там, и затем изменения усиливались, пока зеркала не стали показывать нам альтернативные версии нас самих, из других временных версий. Прямо передо мной стояла моя женская версия, очень элегантная, в длинном белом длинном плаще. Другая зеркальная стена показала Сьюзи ее мужскую версию, похожую на безумного Ангела Ада. Третья стена показала панк-версию Томми с высоким зеленым ирокезом и с английскими булавками по всему лицу. Неожиданно изображения изменились, и внезапно мы все втроем оказались в масках и плащах с капюшонами из кричаще окрашенной искусственной ткани. С излишками мускулов и квадратных подбородков.
— Класс! — заявил Томми. — Мы — супергерои!
— Скорее, суперзлодеи, — сказал Сьюзи. — И у меня никогда в жизни не было таких больших грудей… Каждая больше моей головы…
Новое изменение, и внезапно на мне черные кожаные брюки и ремни в стиле садомазо крест-накрест выбритой грудь. Сьюзи была одета в алый basque с оборками, черные чулки на подтяжках, и косметикой а ля «Мы Неряхи». Томми был чрезвычайно убедительным трансвеститом. Ни один из нас не нашел, что сказать. Снова изменение, и мы были Пьеро, Коломба, и Панталоне. Наши отражения создавали отчетливую гнетущую атмосферу, несмотря на яркие костюмы. Следующее изменение было… тревожащим. Я был вампиром, Сьюзи — зомби, а Томми мумией. Все мы были мертвы, но продолжали существовать. У нас были бледные, гниющие лица с мрачными, покорными взглядами.
А затем все изображения исчезли, оставляя четыре зеркальных поверхности, не отражающие абсолютно ничего. Мы смотрели друг на друга. Томми аж протянул руку, чтобы коснуться меня и удостовериться, что я все еще рядом с ним. Сьюзи постучала костяшкой пальца по ближайшему зеркалу, и немедленно все четыре стены показали единственную ужасную фигуру. Это была Сьюзи, которую я видел в плохом варианте будущего. Половина ее лица была уничтожена: почернела и покрылась коркой вокруг выжженного глаза. Одна сторона рта искривлена в постоянной едкой ухмылке. Ее длинные беспорядочно торчащие волосы были покрыты серым налетом, а ее кожаная одежда изношена и порвана. Она выглядела изможденной и ужасно уставшей от борьбы со злом, которое я не мог даже представить. И, что было хуже всего, ее правые кисть и предплечье исчезли, замененные ужасным старым оружием, известным как Говорящий Пистолет, которое могло разрушить все, что угодно. Он был вживлен прямо в то, что осталось от ее локтя.
Сьюзи из будущего смотрела со всех четырех стен, безумная, яростная и холодная, с холодной решимостью, горящей в ее единственном оставшемся глазу.
— Довольно, — сказал я и не узнал свой голос — настолько холодным и злым он был. — Хватит.
Томми и Сьюзи резко посмотрели на меня, но видение будущего исчезло, и все четыре зеркала отражали нас, такими, как есть. И, с божьей помощью, всегда будем.
— Что, черт возьми, это было? — спросил Томми.
— Только вероятность, — ответил я, глядя на Сьюзи. — И ничего более.
Сьюзи тяжело смотрела на меня. Я никогда не мог удачно солгать ей.
Лифт падал и падал, направляясь к цели, о которой можно было лишь догадываться. Становилось все холоднее, и наше дыхание оставляло в воздухе облачка пара. За стенками лифта раздавались голоса, беспокойные жестокие голоса, к счастью, неясные. Вряд ли нам бы захотелось расслышать их ясно. Но, наконец, лифт мягко остановился, и дверь исчезла. И прямо перед нами в ярко освещенном стальном коридоре стоял Дедушка Время собственной персоной. Его можно было принять за человека, но лишь до тех пор, пока пристально не посмотришь ему в глаза. Это был сухопарый мужчина лет шестидесяти на вид, одетый с истинно викторианской элегантностью. На нем был длинный черный сюртук прекрасного, но строгого покроя, поверх ослепительно белой рубашки и темного жилета, и кроме золотой часовой цепочки поперек плоского живота единственным цветным пятном его гардероба был абрикосовый шейный платок.
У него было совершенно гладкое лицо с высокими скулами, очень старыми глазами, и грива жестких седых волос. Он свысока разглядывал нас острым, пристальным взглядом.
— Вы пришли во время, — сказал он. — Я ждал Вас.
— Интересно, — заметил я. — Учитывая, что до недавнего времени даже я не знал, что нас будет трое.
— О, я всегда все ожидаю, мой мальчик, — сказал Время. — Особенно Королей при исполнении обязанностей, наемных убийц женского пола и вышедших в тираж денди. — Он громко фыркнул в сторону Томми. — Вы мне действительно не нравитесь, знаете ли. Время достаточно сложно и без таких, как вы, кто по-дурацки им пользуется. Нет, нет, не трудитесь оправдываться. Так или иначе, но вы идете с Тэйлором. Вы ему понадобитесь.
— Мне? — переспросил я.
— И так же ему будете нужны вы, моя дорогая, — сказал Время Сьюзи. — Ваше присутствие одобрено, потому что это необходимо. Вы спасете его.
— Она? — снова переспросил я.
— Следуйте за мной, — сказал Дедушка Время, и быстрым шагом направился вниз по стальному коридору. Мы вынуждены были поспешить, чтобы догнать его.
— Что вы знаете о том, что должно случиться? — спросил я.
— Ничего, что могло бы оказаться полезным, — ответил Время, не оглядываясь.
Стальной коридор, казалось, вел в бесконечность. Мерцающие стены показывали наши неясные искаженные изображения, но отражение Времени всегда оставалось точным и четким. И слышны были только звуки его шагов по металлическому полу.
— Что означали все эти изменяющиеся отражения на стенах лифта? — резко спросила Сьюзи.
— Возможное будущее, разные варианты, — легко ответил Время. — Я зря сделал лифт экстрасенсом. Это быстро надоедает, а иногда причиняет боль. Но это безопасно. Обычно. И не беспокойтесь по поводу изображений, они ничего не значат. Обычно.
— Расскажите о возможных вариантах будущего, — сказал я. — Насколько они реальны? Насколько определенны? Как определить… вероятный?
— Никак, — сказал Время. — Они все одинаково реальны, и поэтому одинаково возможны. — Он по-прежнему шел вперед, не оглядываясь назад. — Однако… Это не совсем верно. Не должно казаться, что вариантов будущего столько же, сколько и прошлого. Это как будто один частный вариант становится все более и более вероятным. Все более и более сильным, заменяя собой все другие. Как если бы… события сговорились загнать нас в одно единственное будущее. Который будет прекрасным, за исключением пустяков.
— Только пустяков? — спросил Томми.
— О, такие вещи обычно улаживаются сами по себе, — ответил Время неопределенно. — Кроме случаев, когда этого не происходит.
Внезапно оказалось, что мы идем по лесу из больших, медленно вращающихся металлических механизмов. Слитно крутились части, винтики и колеса, когда мы проходили сквозь них, как будто передвигаясь внутри гигантских часов. Размеренное громкое тиканье раздавалось одновременно отовсюду, и в каждом звуке было что-то от вечности. Дедушка Время на миг обернулся.
— Вне зависимости от того, что вы видите, на самом деле этого нет. Просто ваш разум интерпретирует нечто чрезвычайно сложное, то, что выше вашего понимания. Разум снабжает вас знакомыми символами, чтобы помочь вам осознать окружающее.