Страница 9 из 78
— Ну смотри, — в последний раз сказал Аслан и постучал в дверь.
Дверь открылась сразу, чему Питер не удивился совсем. Старуха Легри была одета и собрана.
— Чего надо? — спросила она вздорным голосом.
— Мадам Легри… — начал было Питер.
— Мадемуазель, — сказала старуха резко.
— Мадемуазель, — поправился Питер. — У нас к вам одно дело.
— И один вопрос, — добавил Аслан.
— Так, — сказала старуха.
— Вы знаете, как открывается саркофаг? — прямо спросил Питер.
Вдова Легри смотрела на него несколько секунд.
— Может, и знаю, — ответила она наконец. — И что?
— Не откажите нам помочь в этом, — как мог галантно произнёс учёный.
— Поглядим, — ответила та. — А дело какое?
— У меня есть ордер на обыск вашего дома, — сказал Аслан казённым тоном.
— Это с чего это вдруг? — спокойно спросила старуха.
— Есть основания полагать, что у вас скрывается Геркулес Мюко, дезертировавший из службы королевской эвакуации, что повлекло…
— Ничего оно не повлекло, — отрезала старуха. — Нету здесь вашего… Геркулеса.
Аслан молча показал ей ордер.
— Вы поймите, мадемуазель Легри, — сказал Питер. — Обыск всё равно состоится. Не сегодня, так потом. Верно ведь, лейтенант?
Аслан кивнул, не отводя взгляда с лица старухи. Мадемуазель Легри всё поняла.
— Саркофаг я открыть не смогу, — резко сказала она. — Но увидеть, кто там, вы увидите.
— Отлично, — быстро, чтобы Аслан не успел ничего сказать, произнёс Питер. — Мы согласны.
Аслан задумчиво посмотрел на своего друга, но ничего не сказал, а просто спрятал бумагу с ордером в карман. Старуха вышла и заперла за собой дверь; окинула взглядом свой дом. Окна были плотно занавешены.
— Ведите к вашему… гробу хрустальному.
Через минуту подошли к площади. Саркофаг стоял рядом с мобилем эвакуаторов, готовый к погрузке. Вокруг собралась вся деревня, включая и нового старосту.
— Сдал, трепло, — сказала старуха Легри Клоду, проходя мимо. Тот отвернулся, не произнеся ни слова.
Подошла к саркофагу.
— Видишь? — старуха указала на углубления в форме ладони. Питер кивнул. Площадь притихла. — Жан-то мой думал, что надо кровь туда. Двинутый он был, как и папаша его. Это ж надо, сыну кошку завещать.
— А что туда надо? — неожиданно ревниво спросил Клод издалека.
— Древние, они же не дураки были, — сказала старуха. — Саркофаг, он для того, чтоб кто там лежит, сохранился в целости и сохранности. Вот и весь смысл.
— И что? Дальше-то что? — спросил Аслан после молчания.
— Э, да вы мозгами не дальше моего муженька ушли. Саркофаг — умный. Он не откроется, если, — старуха начала загибать пальцы, — будет сильно жарко, или там огонь, или сильно холодно, мороз зимой. Или если воздух будет ядовитый, как на болоте каком, он тоже не откроется.
— А! — сказал Питер.
— Что, сообразил, умник? — насмешливо спросила мадемуазель Легри.
— …и если рядом будет враг, — произнёс Питер, — он тоже не откроется.
— Вот, — произнесла старуха. — Хоть кто-то догадался. И особенно он не откроется, если рядом будет околачиваться полный дурачок вроде моего муженька, гори он в аду.
— Давайте, — сказал Питер и закатал правый рукав, хотя это было лишним. — Я, Аслан и вы. Верно?
Старуха огляделась.
— Только вот этого, — указала на Клода мстительно, — надо убрать подальше.
Клод взвыл от обиды и разочарования.
— Ах ты мерзкая старуха!
— Катись, трепло, катись, — хихикала вдова Легри, наблюдая, как селяне со смехом выпроваживают своего нового старосту.
— Так. Ты, чернявый, клади руку сюда.
Аслан положил руку в углубление слева.
— Ты, умник, сюда.
Питер встал напротив Аслана, саркофаг оказался между ними, и положил ладонь в другой углубленный знак, напротив.
— Ну а я вот сюда, — старуха прошла в голову саркофага и, привстав на цыпочки, положила ладонь в знак на торце.
— А теперь представляй, что он прозрачный.
— Что? — растерялся Питер.
— Представляй, что не камень это, а стекло, или хрусталь какой, не знаю, — объяснила старуха. — Шибче представляй, и ты, чернявый, тоже.
Аслан хотел что-то сказать, но закашлялся.
И тут Питер едва не закричал.
Гроб, саркофаг, монолит становился прозрачным! Он будто таял, одновременно сохраняя твёрдость и форму. Стало слышно, как чирикают птицы, жужжат насекомые, как ветер гладит траву — и как тихо, едва-едва, дышат люди на площади, глядя во все глаза, стараясь запомнить, запечатлеть.
Женщина, нет, девушка, — и девушка красоты удивительной. Правильные черты, длинные черные ресницы, светлые короткие волосы (в толпе слегка зашушукались), одежда из мягкой бежевой ткани. Она даже не лежала, а словно парила — саркофаг стал прозрачным весь.
Никто не помнил, сколько это длилось. Лишь когда монолит снова стал возвращать себе обычный вид, людей словно отпустило, они зашумели, заговорили. Старуха же долго-долго смотрела на лицо девушки, пока оно не скрылось за чёрным камнем.
— Красивая, зараза, — тихо произнесла она наконец.
Затем гордо вскинула голову и оглядела всех по очереди. Никто не произносил ни слова. Старуха неожиданно усмехнулась:
— Ну да и я по молодости не хуже была.
И вдруг на какую-то секунду за морщинами, за иссохшейся кожей, источенным лицом и скрюченными пальцами стали видны прямая спина, чёткий профиль, сильные красивые руки и живой, совершенно не старушечий взгляд.
Меньше секунды длилось наваждение.
— Ладно, попрощалась с ней, да и хватит, — сказала старуха Легри. — Вынимай свои грабли, парень, чего застыл.
11
— В общем, это одни и те же люди, братство Урании, — говорил Питер Аслану. Монолит уже погрузили в эвакуаторский мобиль, и они забрасывали туда оставшуюся мелочь. — В данном случае некий странник, имени которого она не помнит. Он дал Жану Легри неуязвимость и субурдов, и он же дал его жене мастерок, которым его можно было убить.
— Глупость какая-то, — сказал Аслан, умащивая тюк под сиденьем. — И имя она наверняка помнит. Надо было его вытрясти…
— Нет, не глупость, — ответил Питер. — Совсем не глупость.
— Глупость-глупость. Легри ведь мог спрятать мастерок, замуровать, в землю закопать.
— Чтоб какой-нибудь придурок случайно его нашёл?
— Откуда придурку знать, что это за штуковина и для чего?
— От братства, — ответил Питер. У него был вдохновенный вид. — Или от жены. Пойми, это универсальный принцип равновесия. Даёшь силу — дай и слабость.
— Слишком сложно, — сказал эвакуатор равнодушно. — Не для провинции Лангедок и вообще не для нашей жизни. Он ведь мог убить жену и забрать мастерок.
Питер посмотрел на друга и, подняв палец, произнёс значительно:
— Но он этого не сделал.
Аслан отчётливо застонал и закинул последний узел в кабину мобиля.
— Братство Урании. Интересно, — сказал Питер. — У вас есть на них что-нибудь?
— Этого добра сейчас как грязи, — с неожиданным раздражением ответил эвакуатор. — Может, и есть. Братства, общества, службы, секты, конгрегации, гильдии…
Он покосился на Питера.
— …академии.
— Ну, эти, видимо, серьёзные ребята, в отличие от, — сказал Питер, пропустив мимо ушей выпад товарища и запрыгивая в кабину. — Насколько я понимаю, остальные мертвых поднимать не умеют.
— Это не самая большая пакость, — сказал Аслан, бросив ему на колени потрёпанную жёлтую тетрадь. — Он пришлых и путников травил чем-то таким, что никто сбежать не мог дальше пяти лье, чтоб работали на него. А если кто сбегал, то подыхал и превращался в субурда. Чем травил, где изготавливал, как это действует… Ничего не ясно.
— Прямо как у нас в Академии, — сказал Питер мрачно, разглядывая тетрадь. — Это что?
— Привет от Жана Легри, — сказал Аслан и тоже полез в кабину, на водительское место. Питер, прищурившись, посмотрел на него.
— Ты опять шантажировал обыском бедную старую женщину?
— Нечем мне больше шантажировать, — сказал Аслан, устраиваясь на сиденье. — Официально обыск состоялся. Ты, кстати, тоже там был. Если что.