Слишком много колдунов

Ч.Цыбиков, Ц.Жигмытов СЛИШКОМ МНОГО КОЛДУНОВ роман

Глава первая, где Аслан аль-Джазия попадает в легенду

На закате июльского дня в мире, где всё уже произошло, в доме на окраине деревушки под названием Малый Лакон, расположенной в провинции Лангедок, молодой человек двадцати четырёх неполных лет медленно отступал спиной к двери, выставив саблю перед собой. В левой руке он держал свечу, которая больше мешала, чем помогала разглядеть его непрошеных гостей; их было двое, шагали они медленно, переваливаясь, и вслед за ними через выдавленное окно лез третий. Питер, не глядя, толкнул ногой дверь, петли заскрипели, повеяло прохладой.

— Вы кто? Что вам нужно? — громко произнёс он.

Незнакомцы не отреагировали. Квадратное лицо ближайшего к Питеру незваного пришельца не имело никакого выражения, и, казалось, что он даже смотрит куда-то мимо Питера, вбок и вдаль. Никто из них не был вооружён, и молодой человек, имевший репутацию неплохого фехтовальщика, чувствовал себя вполне уверенно — ровно до того мгновения, как ступил за дверь; он успел почуять быстрое движение сзади и даже почти развернулся, но тут в затылке будто взорвалась ослепительная петарда, и наступила тьма.

…Он разлепил веки, осторожно потряс головой. Подвешенный за связанные руки, он оглядел незнакомую круглую комнату без окон, освещённую мягким желтоватым светом, и произнёс хрипло:

— Колдун. Я так и знал.

1

Мало где несправедливость мира ощущается так ясно и безнадежно, как в самых глухих его закоулках. Питер Кэтфорд, молодой учёный из Королевской академии наук, стоял на отвороте с Тулузского тракта, обозначенном столбом и доской с кривой надписью «…десь бу… тр…ктир», что означало, по всей видимости, «Здесь будет трактир». Указателю на вид было лет десять, а отворот вёл в деревню Малый Лакон, и в данный момент Питер мрачно эту самую деревню осматривал, пока что издалека. Даже в ярком полуденном свете солнца она выглядела не слишком приветливо: небольшие покосившиеся домики, кривые улицы, извилистая речка, кладбище, взбирающееся на угрюмый серый холм. Если бы молодой человек знал, что через пару часов его здесь ждёт засада и плен, он бы, не колеблясь, повернул обратно в столицу, Лютецию.

Но сейчас самой несправедливой для него деталью пейзажа был мобиль королевских эвакуаторов, торчащий на площади. Больше всего эта машина походила на огромную, размером с хороший сарай, рыбу. Короткие …крылья? наверное, крылья — в нижней части и выпуклая блестящая полупрозрачная кабина спереди придавали ей ещё и сходство с гигантской мухой.

Это значило, что, во-первых, Питер опоздал. Во-вторых, это значило, что содержимое тайника древних, который собственно и был конечной целью его пути, в скором времени перекочует на склад службы королевской эвакуации, а не в лабораторию Академии. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что у Академии изначально не было никаких прав ни на тайник, ни на найденное.

В-третьих (и это, пожалуй, было главное), из первого и второго вытекало, что вся поездка из Лютеции до Лакона и обратно будет целиком за его счёт — заведующий кафедрой профессор Виннэ предупреждал Питера: если ему ничего не удастся найти и раздобыть хотя бы на время, Академия не станет возмещать ему расходы.

Медленно, но неотвратимо Питер начинал осознавать, какой он самонадеянный идиот.

У обычных людей, не таких везучих, как Питер, этот момент наступает, как правило, много раньше: они, обычные люди, обнаруживают, что не всё в мире двигается согласно их желаниям, как-то справляются и живут дальше, играя в салочки и солдатиков. Месье же Кэтфорд, чью фамилию все норовили произнести как Кафор, с детства был балованным, небесталанным и довольно везучим — опасное при определённых обстоятельствах сочетание. После смерти родителей он, согласно их воле, пошёл учиться в Нормальную школу, которую с блеском и закончил; после этого он стал аспирантом на кафедре археософии в недавно образованной Академии наук, быстро защитил научную работу по эллиптическим представлениям кривых и получил степень доктора абстрактных наук и должность заместителя заведующего кафедрой. Размеренная жизнь, признание маститых коллег, ранняя слава — немудрено, что Питер быстро и нечувствительно пришёл к выводу, что мир, в принципе, не так уж мудрён (куда уж ему до эллиптических кривых!), и если не целиком, то в его личной окрестности подчиняется его, Питера, желаниям и власти. И, обнаружив в архивах упоминания о ещё не описанном и не эвакуированном тайнике древних, он немедленно возомнил себя его открывателем и владельцем, ибо знать значит владеть, n'est-ce pas?

Ясный голос этого знания, увы, был слышен только ему, так как никто из его коллег по кафедре археософии в «Лангедокский тайник» не верил — главным образом потому, что поверившему грозили почти неделя тряски в дилижансе и бог знает сколько дней проживания в местности, где слово «наука» является травмоопасным; заведующий кафедрой профессор Виннэ в личной беседе прямо призвал молодого доктора наук не выпендриваться и искать наследие древних там, где все нормальные люди ищут, то бишь поближе к столице.

— И, что характерно, находят! — Господин Виннэ потряс сморщенным пальцем в воздухе. — Находят!

И, конечно, ничего не подписал; так казённая экспедиция стала отпуском за свой счёт. Питеру, правда, удалось прихватить в секретариате заверенную копию ордонанса о содействии Академии в её изысканиях, но этой бумагой его везение и ограничилось. Также ему никто не удосужился напомнить о том, что с недавних пор всё наследие древних является собственностью короны, которая распоряжается им посредством службы королевской эвакуации; и это тоже наводило на малоприятные мысли о подлинном отношении к нему его коллег. Дорога сюда оставила недобрую память о себе во всех частях его организма: от внутренностей, которые, казалось, сплошь попеременялись местами, до спины и задницы, приобретших несвойственную их природе жёсткость и угловатость. А ведь надо было ещё возвращаться, а это всё те же трое суток дилижанса, трактир в Тулузе и попутная телега.

Питер потёр занывшую поясницу и решил, что переночует в деревне, а поедет домой уже наутро. Насчет ночлега он не сомневался, потому что он был пешком, а пеший путник, как известно, кажется более безобидным. И вообще, он странник в поисках истины, мрачно подумал Питер, вот кто он; его радость в том, чтобы делиться своими знаниями со всяким, кто поможет ему в его нелёгком пути. Любовь к истине и поиск её каждый день — вот высшая добродетель. Главное, найти верные слова, зовущие к высокому, к истине и добру, они суть ключ к сердцам людей, пусть и огрубевших под гнётом деревенской повседневности.

К сердцам и, что немаловажно, ночлегу в тепле под крышей.

На этой мысли Питер сардонически хмыкнул, убрал подальше в сумку свинчатку и ножны с клинком, и отправился к деревне; на площади, возле мобиля эвакуаторов, как раз собирался народ, и молодой человек решил, что ему тоже интересно, каким именно образом проходит эвакуация сокровищ древних.

А может, удастся увидеть и ещё чего любопытного, кто знает.

2

Он спустился с пригорка, прошёл узкой кривой улочкой и вышел на площадь. Это была настоящая площадь, хоть и маленькая; на ней стояла часовня с башенкой и колоколом, сложенная из камня и вросшая своим тылом прямо в холм позади.

Рядом с мобилем были поставлены скамейки и стол, за которым по разные стороны сидели парень в эвакуаторской форме, усердно пишущий что-то, и бородатый мрачный тип, без особой охоты отвечавший на его вопросы. За типом выстроилось некое подобие очереди из его односельчан. Остальные жители деревни скромно расположились вдоль заборов прилегающих домов, образуя этакую живую рамку происходящего. В центре площади стояли два эвакуатора и беседовали с весьма представительного вида стариком с острой головой и зачесанными назад седыми волосами; старик, одетый не по-летнему тепло — в редингот и высокие сапоги — опирался на суковатую трость, а его собеседники почтительно внимали ему, почти синхронно кивая головами. Питер, поколебавшись, направился к ним.