Страница 39 из 78
— Мюзикл, в общем, там ээээ… музыка, — сказал Жак.
— Так, — сказал Аслан.
— И там… ээээ… актёры.
— Я верю в тебя, друг мой, — сказал эвакуатор. — Продолжай.
— И актрисы, — помог Питер.
— И актрисы, — повторил Жак. Он смотрел на гигантскую афишу с названием мюзикла и смутным женским силуэтом.
— В общем, мюзикл, — сказал Аслан, — это когда актеры и актрисы на сцене что-то делают под музыку.
— Поют? — спросил Питер.
— Ммммм, — замотал головой Жак. — Она там не поёт, а как бы говорит.
— Танцуют?
Жак произвел сложное движение плечами.
— Месье Делакруа!
К ним приближался барон Дебатц, наряженный по последней моде. Узкие штаны в чёрно-серую полоску, сюртук с пышными рукавами, белые перчатки в чёрную стрелку, бежевый платок на шее, цилиндр и трость, подобранные в тон — настоящий герой нового времени, романтический отшельник и воплощение успеха. Жак, прищурившись презрительно, смотрел мимо него, внезапно осознав, что со вкусом подобранная одежда — вовсе не такое уж достоинство, как ему казалось раньше.
— Господин барон, — произнёс он, едва шевеля губами.
— Рад видеть вас всех среди поклонников таланта нашей Нони, — произнёс Дебатц как ни в чём не бывало. — Вы, надо полагать, капитан аль-Джазия. Наслышан. Я барон Дебатц, всегда к вашим услугам.
Аслан, ничего не понимая, коротко поклонился. Барон обратился к Жаку.
— Насколько я слышал, вы по-прежнему стоите на своём?
— О, господин барон, — светски усмехнулся свободный финансист. — Увольте меня от разговоров о делах. Предадимся же неге искусства сегодня вечером.
— Впрочем, — продолжил Жак неожиданно и совершенно другим голосом, — я действительно стою на своём, и если вам мало стряпчих нашей гильдии, то, возможно, сам господин министр Кокен в скором времени возымеет к вашему ведомству несколько вопросов.
— Вы, пожалуй, правы, — ответил барон Дебатц медленно и без улыбки. — Предадимся магии сцены и неге искусства. Всего хорошего, господа.
— Про что он говорил? — спросил Питер встревоженно. — Опять про дом?
— Не обращай внимания, — хмуро сказал Жак. — Сволочь, он сказал «нашей Нони».
— Куда он пошёл? — задумчиво произнёс Аслан, глядя вслед барону. — Вход же не там. Он что, так вырядился, чтобы с тобой поговорить?
— Он думает, что премьера провалится, — предположил Питер.
— Я нанял три дюжины клакёров, — мрачно сказал Жак. — Она не может провалиться.
— Это те, кто будет хлопать? — догадался Аслан. — А Нони знает?
— Да, — произнёс Жак в пространство. — Всё же не зря у вас, эвакуаторов, изображена молния на эмблеме. Ты регулярно поражаешь меня примерно с той же силой и неожиданностью.
— Это не молния, — начал было объяснять Аслан, но не успел. От толпы отделился невысокий полный человечек, чьи вертлявые манеры и некий налет сальности мгновенно выдавали в нем мелкого театрального деятеля. Человечек направлялся к ним; лицо Жака потемнело.
— Какая честь, какая честь! — закричал он еще издали. — Пройдемте со мной, пройдемте со мной! Вас уже ждут, вас уже ждут!
И, не добежав до друзей, он развернулся и помчался в толпу, расталкивая людей. Друзья поспешили за ним, Жак отстал, будто задумавшись.
— Интересно, он всегда всё два раза повторяет или это только для Аслана? — подумал Питер вслух. Эвакуатор ткнул его кулаком в спину.
Их долго вели какими-то коридорами, и чем дальше они шли, тем больше людей им встречалось, они с трудом следовали за вертлявым типом, фамилия которого была Равайи. Разумеется, буквально через три поворота тип потерялся. Исчез. Друзья встали, задумчиво разглядывая окружающую действительность, изредка поглядывая на Жака; и действительность, и Жак их игнорировали. Трудно придумать состояние глупее и беспомощнее, думал Питер, чем когда ты стоишь за кулисами, брошенный полузнакомым типом, который обещал тебя провести и всё устроить, но забыл на полпути. Они стояли спинами друг к другу, словно обороняясь — а вокруг них носились люди в масках, в гриме, в лёгких пестрых костюмах, а порой и почти без одежды — эти пробегали без тени смущения, более того, Питеру показалось, что они даже рады такой возможности.
Равайи вынырнул из обтекающего их людского потока совершенно неожиданно.
— Сюда, сюда, — его голос слегка сел, видимо, пришлось покричать.
Места оказались превосходными — второй ряд над партером, подъём амфитеатра. Именно сюда в любом театре садятся знатоки, желающие в полной мере насладиться спектаклем; билеты сюда не продавались, а доставались, причём порой с большим трудом. Здесь громкое звучит громко, а тихое — тихо; здесь собираются критики, здесь садятся инкогнито авторы из конкурирующих театров, здесь сажают серых кардиналов, меценатов мира искусства. Наши друзья не были ни знатоками, ни инкогнито, ни тем более серыми кардиналами, поэтому всё это им было совершенно безразлично. Равайи вручил Жаку, который упорно смотрел сквозь него, листочек цветной бумаги и исчез.
— …Значит, она уже шьёт шляпку для этого… как его, — шептал Жак через минуту, поглядывая то на сцену, то в листок. — Суть в том, что она смертельно больна.
— И ты молчал! — возмутился Аслан. Он впервые в жизни был в театре.
— Тихо, чёрт тебя дери. Не она сама, а та, кого она играет. Шарлотта. А этот старый тип — с ним у неё будет любовь.
— О мой бог, — раздельно произнёс Питер. — Как ты это допустил?
Он бывал в театре, но упустить такой возможности не мог.
— Это театр, придурки. Мюзикл!
— …А что они сейчас делают?
— Он эээ… уговаривает её надеть шляпку.
— Его шляпку?
— Да нет, дьявол, шляпа была не для него, а для неё.
— А чего он её уговаривает?
— Ну она не знала об этом.
— Не знала, что это её шляпка?
— Тихо ты. Да, не знала. Он сказал, что это для другой женщины.
— А зачем ей шляпка другой женщины?
— Он соврал ей! Он сказал, что заплатит ей кучу денег, чтоб она сделала хорошую шляпку, она сделала, а он вручил шляпку ей.
— Мда. Шляпка точно хорошая или у нас просто места такие?
— Убью.
— …А сейчас он что делает?
— Он танцует с ней. Ой, нет. То есть да. Ну в общем, тут написано, что они танцуют.
— А что у него с ногой? Там написано что-нибудь про ногу?
— Похоже, что она не очень довольна.
— Кто — нога? Или Нони?
— …О! Он отдал ей часы.
— Ах он проклятый богач.
— Зачем ей часы?
— Часы тоже не для неё, видимо — да, Жак? Я, кажется, начинаю понимать основную идею.
— Аслан, ты баран.
— Не кипятись.
— Прости, но я правда нервничаю.
— А при чём здесь я?
— При том, что ты баран!
— Тихо. Дай сюда. Я буду читать.
— Здесь есть гнилые фрукты?
— Жак, зачем тебе?
— Так, знаешь ли. Захотелось гнилых фруктов. Поувесистее.
— …Ну что там?
— Жак, тебе не стыдно? Ты же ходил на репетиции.
— Да, ты должен наизусть знать.
— Да я тоже перестал понимать, что происходит.
— Почему он так долго ищет врача?
— Ага, врача. Он хочет её вылечить.
— Это что, так трудно — найти врача?
— Видимо, да.
— Она же всё равно умрёт. Зачем ей врач?
— Аслан.
— Им что, не досталось этих листочков? Они умеют читать?
— Аслан!
— Всё, молчу, молчу.
— …В общем, он её любит, но она всё равно умрёт. Но он станет лучше.
— Перестанет корчить такие тупые рожи? Или просто помолодеет?
— Нет, станет чище душой. Признает своего ребенка.
— У них уже есть ребенок? Чёрт, я всё проспал.
— Придурки. Это ребенок от предыдущего брака. Вон та, рыжая.
— Старшая жена? Ничего, симпатичная.
— Нони говорит: редкостная стерва и потомственная шлюха.
— Ну разумеется. Люди искусства.
— Богема.
— …В общем, вроде всё. Сейчас она споёт песню умирающей девушки. А он споёт прощальную партию. Больше она на сцене не появится.
— А её будут вызывать на бис?
— Мёртвую?